Ему всегда хотелось быть там, где он был в настоящий момент. Он хотел, чтобы все происходило медленно и длилось вечно, для него никогда не было и не могло быть никого, кроме нее, одной-единственной, любимой, желанной Ливи. Он медленно, ритмично двигался в глубине ее, зарывшись лицом ей в волосы и вдыхая их аромат, его тело снова узнавало ее такой, какой знало, когда он был юношей, молодым мужем, а она была такой же теплой и довольной, какой бывала тогда. Эмоциональная и физическая любовь были переплетены неразрывно, и слово «любить» превосходно подходило для описания того, что они всегда делали вместе в постели тогда, и того, чем они занимались сейчас. И все же он не вернулся в прошлое, а был в настоящем, и она была совсем другой. Через несколько минут Оливия уже не была пассивной, ее бедра двигались в такт его движениям. Она переплела свои ноги с его ногами; прижав плечи к постели и подняв грудь, чувственно прижалась к его груди и, задыхаясь, глотала воздух. Подняв голову, он встретил взгляд ее потемневших от страсти глаз. Его женщина? Да, женщина, которую он ласкал, которую любил, которой доставлял удовольствие, его женщина, в которую можно было погрузиться и получить успокоение и любовь. Продвинувшись еще глубже, он изменил ритм. Не в силах двигаться в такт с ним, Оливия, закрыв глаза, устремлялась ему навстречу, выгибаясь всем телом. Он взглянул на нее, телом чувствуя реакцию ее тела, а потом снова спрятал лицо в ее волосах и ждал того особого момента, когда жена снова придет к нему, чтобы блаженство подняло их на высшую точку и унесло в нереальный мир вне времени.
Оливия ни о чем не сожалела, она не могла сожалеть, потому что мечтала об этом с того дня в потайном саду. В тот день она открыла для себя, как изголодалась по Марку за четырнадцать долгих лет. Ее чувственность могла бы оставаться нераскрытой всю оставшуюся жизнь, но снова познав близость с ним, она чувствовала голод, терзавший ее, как физическая боль, как предупреждение о грядущей смерти. Даже будучи в Лондоне, она мечтала о Марке и плакала по ночам от тоски по нему.
Вечером, лежа в постели, она не могла ни спать, ни читать, хотя старательно пыталась углубиться в книгу. Присутствие мужа в соседней комнате волновало ее. Оливия была уверена, что он спит, и когда, наверное, в двадцатый раз в течение часа повернула голову и вдруг увидела его на пороге своей туалетной комнаты, она решила, что это плод ее экзальтированного воображения. Во время разговора, когда Марк сидел на краю кровати и накручивал на палец прядь волос, ее снедало болезненное томление.
Нет, Оливия не сожалела о том, что произошло. Если сожалела, то только о том, что совсем не контролировала себя и в первый раз не могла даже дождаться, пока он овладеет ею. Она полагала, что по прошествии ночи будет смущена этим, что Маркус, вероятно, посмеется над явными доказательствами того, как сильно она соскучилась по нему, но второй, только что окончившийся акт любви, был настоящим чудом. Прежде Марк любил надолго оставаться в ней, ему нравилось чувствовать себя единым целым с ней как физически, так и во всех других смыслах.
– У нас одно тело, Лив. Приятное чувство, правда? Скажи, что согласна, – повторял он.
Ей всегда было приятно, потому что это был Марк, и она любила его и делала то, что делает жена, чтобы доказать мужу свою любовь. Иногда в ней зарождалась потребность в наслаждении, которое изредка доходило почти до конца, но всегда что-то главное ускользало от нее. И вот теперь это «что-то» наконец не ускользнуло, и она задумалась, всегда ли ее супруг испытывал такое блаженство. Если да, то теперь она поняла, почему он так часто хотел близости и почему всегда так крепко спал потом. Ощущение было невероятным, еще никогда ее тело не было таким расслабленным. «Я не смогла бы пошевелить рукой, даже если бы нужно было спасать себе жизнь», – с улыбкой подумала Оливия. Она лежала, широко раскинув ноги и чувствуя на себе тяжесть мужского тела, и даже не могла подумать о том, чтобы уснуть.
«И что дальше? – спросил ее мозг, отказывавшийся расслабиться, как остальные части тела. – Что будет завтра? На следующей неделе? После свадьбы Софии?» Оливия гнала эти мысли. «Что ответить, если Марк попросит остаться? И что делать, если не попросит?» – об этом она тоже старалась не думать.
Маркус проснулся внезапно, но потом еще лежал, не двигаясь, а Оливия ждала, когда он пошевелится, и надеялась отсрочить этот момент. Еще она надеялась, что муж или снова уснет, или поднимет голову и поцелует ее.
«Марк. Марк». – Она пыталась мысленно говорить с ним. Не зная, что сказать, она боялась произнести вслух хоть слово. «То, что произошло, изменило что-нибудь? Изменило все? Или ничего?» – пыталась она понять.
Он поднялся с нее, не взглянув на нее, и сел на край кровати спиной к ней, а затем встал и отошел к окну в противоположном конце комнаты.
– У тебя был хороший учитель, Оливия.
– Что? – Она не была уверена, что правильно расслышала.
– Кто бы это ни был, он хорошо обучил тебя. – Граф оглянулся через плечо. – И, очевидно, преподал тебе много уроков.
К этому времени свеча уже догорела, и комната была погружена в таинственный полумрак. Оливия медленно натянула на себя одеяло, все еще не веря, что верно понимает его слова.
– Полагаю, это Кларенс?
«Кларенс? Он обвиняет меня в том, что у меня есть любовник? Но – Кларенс? Неужели он не знает? Ведь он и Кларенс много лет были друзьями. Но тогда Кларенс сказал, что я единственный человек, которому он признался, и что он никогда не делал ничего такого, что вызвало бы у кого-нибудь подозрения».
– Понимаешь, Оливия, ты не должна меня опасаться, – сказал ей Кларенс однажды вечером, провожая ее от Эммы домой через парк.
У нее прежде никогда и в мыслях не было бояться Кларенса, но один деревенский сплетник чуть ли не целый вечер потчевал всех рассказами о неизвестном насильнике, объявившемся в городе, лежащем в десяти милях от Раштона. На самом деле Оливия не была напугана, хотя понимала, что в парке темно и пусто.
– Быть может, ты задумывалась, почему после ухода Марка я никогда не пытался соблазнить тебя, – продолжал Кларенс. – Полагаю, тебе известно, что в деревне про нас ходят всякие сплетни, потому что мы много Бремени проводим вместе.
– Меня не волнуют сплетни, – заверила его Оливия.
– Я должен тебе кое-что сказать. Кое-что, чего я никогда никому не рассказывал и не собирался. Но ты, Оливия, должна это знать. Меня не интересуют женщины в таком смысле, понимаешь?
– Ты хочешь сказать?.. – Она была поражена.
– Да. И к сожалению, это такая вещь, которую нельзя изменить усилием воли. Я такой, как есть. Ни одна женщина, кроме тебя, и ни один мужчина этого не знают. Сила боли дает человеку возможность быть целомудренным, понимаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59