– Маркус, быть может, больше не стоит оберегать ее.
– Не стоит? А разве мы когда-нибудь оберегали ее, Оливия? Если бы, как мы заявляем, мы всю жизнь любили дочь, разве мы так или иначе не уладили бы наши проблемы и не остались бы вместе ради нее?
– Наши проблемы, – задумчиво повторила она и, отложив щетку, посмотрела на мужа. – Ведь это ты, Маркус, а не кто-нибудь другой решил, что ласки проститутки доставляют больше удовольствия, чем мои, и только ты один испортил жизнь Софии.
– О нет, Оливия, я не собираюсь до могилы нести бремя вины за ту давнюю измену и тем более не собираюсь добавлять к тяжести на моей совести груз вины за то, что разрушил нашу семейную жизнь и счастье дочери. Знаешь, существует такое хорошее человеческое качество, как умение прощать, но, к сожалению, ты им не обладаешь.
– Ты хочешь сказать, что твоя холостяцкая жизнь, начавшаяся после той ночи с проституткой, окончилась только несколько дней назад, Маркус, и, полагаю, я должна в это поверить?
– Нет, Оливия, мне не хотелось бы портить твое впечатление обо мне как о безнравственном волоките. На самом деле я много чего совершил за свою жизнь. Но я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.
– Нет? А зачем же?
– Мы заключили соглашение, пообещали друг другу, что сделаем этот месяц особенным для Софии. Можем ли мы не соблюдать нашу договоренность? На протяжении большей части ее жизни мы оба вели себя как эгоисты, Оливия. Разве можно допустить, чтобы дочь плакала, готовясь к тому дню, который должен стать счастливейшим в ее жизни? Ведь и у нас это был самый счастливый день, не так ли? Не можем ли мы по крайней мере играть свои роли так, чтобы и для Софии этот день тоже был самым лучшим?
– А что потом, Маркус? Разве честно убеждать ее, что мы любим друг друга, если сразу после свадьбы София узнает правду?
– Наша дочь надеется, что после свадьбы сможет видеться сразу с нами обоими. Неужели, Оливия, ты считаешь, что трудно ради нее раз или два раза в год провести немного времени всем вместе? Разве мы должны оставаться злейшими врагами только потому, что однажды я провел час с проституткой, а ты не захотела простить мой грех? Я настолько противен тебе? – спросил Маркус, но Оливия молча разглядывала собственные руки. – Два дня назад ты не считала меня отвратительным.
– Это сад, – бросила она на мужа быстрый взгляд, – солнце и…
– И желание. Похоже, Оливия, мы все еще находим друг друга желанными.
– Да. – Она снова уставилась на свои руки.
– Видимо, это короткий период возобновления супружеской жизни, которая умерла много лет назад. Но мы можем быть общими родителями ребенку, который остался от той жизни? Сейчас ты ненадолго уедешь, а когда вернешься, до свадьбы Софии останется меньше двух недель. Возможно, в будущем раз или два в год мы сможем заставить себя провести неделю под одной крышей. Под силу это нам?
– Думаю, да.
– София сказала, что откажет лорду Фрэнсису, если только сможет снова соединить нас, – передал он ей слова дочери. – Глупое дитя, но она объявила об этом со всем пылом юности.
Внезапно Оливия обнаружила, что ее руки крепко зажаты в коленях. «Прекрасно, давай дадим ей то, что она хочет. Марк, наш брак – это реальность», – хотелось выкрикнуть ей, но слова так и не были произнесены, Маркус, словно застыв, стоял перед ней с деловым видом и говорил резко, почти холодно, пытаясь убедить ее принять вполне осуществимое предложение.
– В первую неделю у нас все получалось, значит, нужно снова постараться.
– Сегодня вечером мы должны быть в гостиной вместе, а завтра утром, когда ты будешь уезжать, я должен буду поцеловать тебя так же, как буду целовать Софию.
– Да.
Он немного помолчал, ожидая, что она скажет еще что-нибудь, но Оливия продолжала рассматривать тыльные стороны рук.
– Я с удовольствием поехал бы с вами, – вдруг сказал граф. – Мне не нравится, что вы обе будете во время пути под защитой только молодого Саттона и моих слуг. Оливия, ты уверена, что с вами ничего не случится?
– Сюда я приехала одна, – тихо напомнила она.
– Пожалуйста, купи и себе праздничную одежду, столько, сколько пожелаешь. И отправь мне счет вместе со счетами Софии.
– Ты и так обеспечиваешь мне весьма щедрое содержание.
– Моя дочь выходит замуж, так позволь мне по такому случаю купить жене парадное платье. Позволишь?
Оливия молча кивнула.
– В городском доме осталось достаточно слуг, ты ни в чем не будешь испытывать неудобств.
– Да.
– Хорошо. – Резко повернувшись, Маркус взялся за ручку двери, ведущей в его туалетную комнату. – Ты отлично прожила без моей помощи четырнадцать лет, так что, полагаю, теперь мне не стоит о тебе беспокоиться.
– Да.
«Поезжай с нами, ведь три недели – это все, что у нас осталось», – хотелось выкрикнуть ей…
И сейчас, когда Оливия с закрытыми глазами сидела в карете, даже не прислушиваясь к веселой болтовне Софии и лорда Фрэнсиса, у нее снова запершило в горле. Она рассчитывала, что они вернутся не раньше, чем через неделю. Неделя – это семь дней, а потом после свадьбы Софии снова будут бесконечные годы без него, возможно, с короткими встречами на неделю раз или два в году. Оливии отчаянно хотелось плакать, но присутствие в экипаже дочери заставляло сдерживаться. «Какой же дурочкой была я четырнадцать лет назад, когда решила, что больше не люблю Марка только потому, что он был низведен с пьедестала, – размышляла Оливия. – Все эти годы я любила его, но не дала возможности залатать треснувший брак и лишила всех троих шанса на счастливую семейную жизнь». Ей хотелось бы – и при этом она чувствовала себя виноватой и ужасно несчастной, – чтобы София никогда не встретилась с лордом Фрэнсисом и не влюбилась бы в него, а она сама никогда снова не встретилась бы с Марком. Увидев его, Оливия с новой болью поняла, о чем тосковала все эти пустые годы. И на самом деле во всем виновата была она сама. Все люди совершают ошибки и имеют право получить прощение, во всяком случае, один раз. Но она отказала Марку в прощении из страха, что их отношения могут измениться. Будучи молодой и неопытной, она не понимала, что отношения всегда меняются, что они должны меняться, чтобы расти и выживать.
Его губы, коснувшиеся ее губ при прощании, были теплыми, а рука, обнявшая ее, сильной и надежной, и сейчас, прислонившись к мягкой подушке экипажа, Оливия представляла себе, что это его грудь, что его щека касается ее макушки, а рука все еще обнимает ее, что она спокойно засыпает в руках мужа, хранимая его любовью.
* * *
Оливия была рада снова оказаться в Лондоне. Она любила этот город с момента приезда туда в свой первый светский сезон. Именно тогда она впервые увидела Марка Клифтона и в течение нескольких часов любовалась им с противоположного конца огромного бального зала, пока юный граф неожиданно не появился перед ней в сопровождении хозяйки приема, которая представила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Не стоит? А разве мы когда-нибудь оберегали ее, Оливия? Если бы, как мы заявляем, мы всю жизнь любили дочь, разве мы так или иначе не уладили бы наши проблемы и не остались бы вместе ради нее?
– Наши проблемы, – задумчиво повторила она и, отложив щетку, посмотрела на мужа. – Ведь это ты, Маркус, а не кто-нибудь другой решил, что ласки проститутки доставляют больше удовольствия, чем мои, и только ты один испортил жизнь Софии.
– О нет, Оливия, я не собираюсь до могилы нести бремя вины за ту давнюю измену и тем более не собираюсь добавлять к тяжести на моей совести груз вины за то, что разрушил нашу семейную жизнь и счастье дочери. Знаешь, существует такое хорошее человеческое качество, как умение прощать, но, к сожалению, ты им не обладаешь.
– Ты хочешь сказать, что твоя холостяцкая жизнь, начавшаяся после той ночи с проституткой, окончилась только несколько дней назад, Маркус, и, полагаю, я должна в это поверить?
– Нет, Оливия, мне не хотелось бы портить твое впечатление обо мне как о безнравственном волоките. На самом деле я много чего совершил за свою жизнь. Но я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.
– Нет? А зачем же?
– Мы заключили соглашение, пообещали друг другу, что сделаем этот месяц особенным для Софии. Можем ли мы не соблюдать нашу договоренность? На протяжении большей части ее жизни мы оба вели себя как эгоисты, Оливия. Разве можно допустить, чтобы дочь плакала, готовясь к тому дню, который должен стать счастливейшим в ее жизни? Ведь и у нас это был самый счастливый день, не так ли? Не можем ли мы по крайней мере играть свои роли так, чтобы и для Софии этот день тоже был самым лучшим?
– А что потом, Маркус? Разве честно убеждать ее, что мы любим друг друга, если сразу после свадьбы София узнает правду?
– Наша дочь надеется, что после свадьбы сможет видеться сразу с нами обоими. Неужели, Оливия, ты считаешь, что трудно ради нее раз или два раза в год провести немного времени всем вместе? Разве мы должны оставаться злейшими врагами только потому, что однажды я провел час с проституткой, а ты не захотела простить мой грех? Я настолько противен тебе? – спросил Маркус, но Оливия молча разглядывала собственные руки. – Два дня назад ты не считала меня отвратительным.
– Это сад, – бросила она на мужа быстрый взгляд, – солнце и…
– И желание. Похоже, Оливия, мы все еще находим друг друга желанными.
– Да. – Она снова уставилась на свои руки.
– Видимо, это короткий период возобновления супружеской жизни, которая умерла много лет назад. Но мы можем быть общими родителями ребенку, который остался от той жизни? Сейчас ты ненадолго уедешь, а когда вернешься, до свадьбы Софии останется меньше двух недель. Возможно, в будущем раз или два в год мы сможем заставить себя провести неделю под одной крышей. Под силу это нам?
– Думаю, да.
– София сказала, что откажет лорду Фрэнсису, если только сможет снова соединить нас, – передал он ей слова дочери. – Глупое дитя, но она объявила об этом со всем пылом юности.
Внезапно Оливия обнаружила, что ее руки крепко зажаты в коленях. «Прекрасно, давай дадим ей то, что она хочет. Марк, наш брак – это реальность», – хотелось выкрикнуть ей, но слова так и не были произнесены, Маркус, словно застыв, стоял перед ней с деловым видом и говорил резко, почти холодно, пытаясь убедить ее принять вполне осуществимое предложение.
– В первую неделю у нас все получалось, значит, нужно снова постараться.
– Сегодня вечером мы должны быть в гостиной вместе, а завтра утром, когда ты будешь уезжать, я должен буду поцеловать тебя так же, как буду целовать Софию.
– Да.
Он немного помолчал, ожидая, что она скажет еще что-нибудь, но Оливия продолжала рассматривать тыльные стороны рук.
– Я с удовольствием поехал бы с вами, – вдруг сказал граф. – Мне не нравится, что вы обе будете во время пути под защитой только молодого Саттона и моих слуг. Оливия, ты уверена, что с вами ничего не случится?
– Сюда я приехала одна, – тихо напомнила она.
– Пожалуйста, купи и себе праздничную одежду, столько, сколько пожелаешь. И отправь мне счет вместе со счетами Софии.
– Ты и так обеспечиваешь мне весьма щедрое содержание.
– Моя дочь выходит замуж, так позволь мне по такому случаю купить жене парадное платье. Позволишь?
Оливия молча кивнула.
– В городском доме осталось достаточно слуг, ты ни в чем не будешь испытывать неудобств.
– Да.
– Хорошо. – Резко повернувшись, Маркус взялся за ручку двери, ведущей в его туалетную комнату. – Ты отлично прожила без моей помощи четырнадцать лет, так что, полагаю, теперь мне не стоит о тебе беспокоиться.
– Да.
«Поезжай с нами, ведь три недели – это все, что у нас осталось», – хотелось выкрикнуть ей…
И сейчас, когда Оливия с закрытыми глазами сидела в карете, даже не прислушиваясь к веселой болтовне Софии и лорда Фрэнсиса, у нее снова запершило в горле. Она рассчитывала, что они вернутся не раньше, чем через неделю. Неделя – это семь дней, а потом после свадьбы Софии снова будут бесконечные годы без него, возможно, с короткими встречами на неделю раз или два в году. Оливии отчаянно хотелось плакать, но присутствие в экипаже дочери заставляло сдерживаться. «Какой же дурочкой была я четырнадцать лет назад, когда решила, что больше не люблю Марка только потому, что он был низведен с пьедестала, – размышляла Оливия. – Все эти годы я любила его, но не дала возможности залатать треснувший брак и лишила всех троих шанса на счастливую семейную жизнь». Ей хотелось бы – и при этом она чувствовала себя виноватой и ужасно несчастной, – чтобы София никогда не встретилась с лордом Фрэнсисом и не влюбилась бы в него, а она сама никогда снова не встретилась бы с Марком. Увидев его, Оливия с новой болью поняла, о чем тосковала все эти пустые годы. И на самом деле во всем виновата была она сама. Все люди совершают ошибки и имеют право получить прощение, во всяком случае, один раз. Но она отказала Марку в прощении из страха, что их отношения могут измениться. Будучи молодой и неопытной, она не понимала, что отношения всегда меняются, что они должны меняться, чтобы расти и выживать.
Его губы, коснувшиеся ее губ при прощании, были теплыми, а рука, обнявшая ее, сильной и надежной, и сейчас, прислонившись к мягкой подушке экипажа, Оливия представляла себе, что это его грудь, что его щека касается ее макушки, а рука все еще обнимает ее, что она спокойно засыпает в руках мужа, хранимая его любовью.
* * *
Оливия была рада снова оказаться в Лондоне. Она любила этот город с момента приезда туда в свой первый светский сезон. Именно тогда она впервые увидела Марка Клифтона и в течение нескольких часов любовалась им с противоположного конца огромного бального зала, пока юный граф неожиданно не появился перед ней в сопровождении хозяйки приема, которая представила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59