Прижав ступни ног друг к другу, она широко раскинула колени.
Она перестала дотрагиваться до него, целиком погрузившись в то удивительное, что происходило с ее собственным телом. Его пальцы легонько прогулялись по ней и скользнули внутрь, а большой палец потер так нежно, что она не сразу заметила, одно местечко, отчего у нее замерло, а потом учащенно забилось сердце.
— Роберт, — прошептала она и закрыла глаза. — Ах, Роберт.
Он не ожидал, что она так безоговорочно и сразу капитулирует перед прикосновением его руки. Однако ее полная поглощенность тем, что он с ней делал, возбуждала его еще сильнее.
Он почувствовал, как напряглось ее тело. Его тело тоже мучительно напряглось, но он продолжал ласкать ее большим пальцем, пока не довел до наивысшей точки наслаждения. Жуана, думал он, не просто женщина, доставить которой удовольствие приятно ему самому. Его всегда радовало, когда его женщины получали с ним удовольствие. Но с Жуаной все было по-другому. Совсем не так. И он не просто старался доставить ей удовольствие. Он ее любил.
Она вдруг вскрикнула. Он на минуту-другую, пока не перестало содрогаться ее тело, приложил к ней ладонь.
Ее охватило чувство расслабленности и ощущение радости жизни. И желание немедленно погрузиться в сладкий сон. Но его рука все еще лежала на ней, и он, приподнявшись на локте, продолжал смотреть на нее. Однако ничего такого не произошло. Ничего, что она обычно связывала с понятием «заниматься любовью». Он даже не побывал внутри ее тела!
Она открыла глаза и, взглянув на него, лениво улыбнулась.
— Первый раунд выиграл ты, — сказала она. — Как ты сумел? — Ее взгляд скользнул вниз. Она заметила, что он все еще находится в боевой готовности.
Он наклонил голову и горячо поцеловал ее в губы.
— Но ведь ты так просто не сдашься, не так ли? Не разочаровывай меня.
Но она не знала, что делать. Она не умела ничего, кроме того, чему научилась с ним. Однако она не могла не ответить на вызов. Улыбнувшись, она опустила вниз руку и прикоснулась к нему. Потом, опустив другую руку, она взяла его обеими ладонями и легонько прикоснулась к кончику большим пальцем. И услышала, как он шумно втянул воздух.
— Войди в меня, — сказала она.
Перевернувшись на спину, она раскрылась ему навстречу, когда он вошел в ее влажное лоно. Как хотелось бы ей знать больше. Как хотелось бы иметь такой опыт, как у него.
Она действовала, подчиняясь инстинкту. Она тесно сдвинула ноги, и ее бедра начали ритмично двигаться, затягивая его и плотно обнимая внутренними мышцами.
— Боже мой, Жуана, — взмолился он, хватая ее за плечи, — неужели ты хочешь, чтобы я, словно школьник, кончил, едва прикоснувшись к тебе?
Она поцеловала его в подбородок.
— А как кончают школьники? — спросила она. — Покажи мне.
— Очень быстро, — судорожно глотая воздух, сказал он. Господи, что она с ним делает, колдунья! А он-то уж начал подозревать, что она не так опытна, как он полагал. Он с криком перелился в нее и забылся на несколько минут или часов — он и сам не мог определить. Когда он пришел в себя, она поглаживала его по спине. Ноги ее были крепко сжаты, а он все еще находился внутри.
— Я, должно быть, переломал тебе все кости.
— Разве? — Она поцеловала его в плечо. — В таком случае должна сказать, что переламывание костей — великолепное ощущение. Во втором раунде у нас ничья, Роберт? Мы всю оставшуюся часть ночи будем соревноваться? Я предпочла бы просто заняться любовью.
— Жуана, нам не следовало затевать все это. Но она подняла голову и поцеловала его в губы.
— До самого рассвета никакая реальность не существует. Умоляю тебя, Роберт, не надо портить нашу ночь.
Тем не менее ночь была испорчена, потому что за игрой, которую они затеяли, неумолимо маячила реальность. И для него она могла оказаться мучительной.
— Реальность? — спросил он, не отрывая от нее губ. — А что она обозначает?
— Не знаю, — ответила она. — Я никогда о ней не слышала, Роберт. Скажи, ты подаришь мне рассвет? Помнишь, в Обидосе? Ты говорил о лентах, звездах и восходе солнца?
Он помнил. Очень хорошо помнил.
Ей не следовало задавать этот вопрос. Потому что все его подарки предназначались любимой женщине, и его откровенный ответ лишь причинил бы ей боль. Она понимала, что ей подарить рассвет он не может. И понимала, что сама испортила их ночь.
Наконец утомившись и утолив страсть, они лежали рядом в ожидании момента, когда за окнами начнет светлеть и им придется подниматься, одеваться и снова вживаться в свои роли конвоира и пленницы.
Она могла бы сейчас заставить его поверить правде. Она полагала, что убедит его, сейчас это было возможно. Но решила оставить все как есть. Рассвет еще не наступил, и ей было жаль тратить на выяснения остатки их ночи любви. Наконец он нарушил молчание:
— Жуана, я хотел спросить тебя о той твоей первой любви…
— О Роберте? — Она с улыбкой повернулась к нему. — Правда, странное совпадение, что вас с ним зовут одинаково?
— Не такое уж странное, — сказал он. — Жуана, он не хвастал перед слугами победой над тобой. И не называл тебя французской сучкой, по крайней мере в то время.
Она, нахмурив брови, пристально взглянула на него:
— Ты полагаешь? Я тоже так думаю.
— Он любил тебя беззаветно, — сказал он, — как, наверное, может любить только семнадцатилетний юноша. Он не лгал, когда говорил, что любит тебя, хотя ему не хотелось произносить свое признание вслух. Он не лгал также, когда обещал приехать за тобой на белом коне в день твоего восемнадцатилетия и увезти в сторону восхода солнца. Возможно, он понимал, что никогда этого не случится, но он говорил все от чистого сердца. Он страстно хотел верить в то, что говорил и обещал.
В почти полной темноте она не отрываясь смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Если тебе так дорога память о нем, то можешь считать, что она ничем не запятнана. Если у тебя когда-либо были хоть малейшие сомнения, отбрось их раз и навсегда. Ничего подобного он не делал.
Она продолжала молчать.
— Он был глубоко оскорблен, когда ему сказали, что ты никогда не сможешь всерьез подарить любовь и верность ублюдку. И хотя он знал, что ты говоришь правду, он, тем не менее, был обижен. И обижен тем, что отец посмеялся над ним за то, что он осмелился положить глаз на дочь графа. В тот день он решил, что никогда больше не подставит себя в качестве мишени для людских насмешек. Он решил своими руками проложить себе путь в жизни, начав с самых низов и закончив жизнь там же, если не сумеет взобраться выше, опираясь исключительно на собственные силы. Он неплохо преуспел. Можешь утешиться, Жуана, если он по-прежнему имеет для тебя какое-то значение. Твой Роберт вполне удовлетворен тем, чего добился в жизни. Видишь ли, никакой оспы у него не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
Она перестала дотрагиваться до него, целиком погрузившись в то удивительное, что происходило с ее собственным телом. Его пальцы легонько прогулялись по ней и скользнули внутрь, а большой палец потер так нежно, что она не сразу заметила, одно местечко, отчего у нее замерло, а потом учащенно забилось сердце.
— Роберт, — прошептала она и закрыла глаза. — Ах, Роберт.
Он не ожидал, что она так безоговорочно и сразу капитулирует перед прикосновением его руки. Однако ее полная поглощенность тем, что он с ней делал, возбуждала его еще сильнее.
Он почувствовал, как напряглось ее тело. Его тело тоже мучительно напряглось, но он продолжал ласкать ее большим пальцем, пока не довел до наивысшей точки наслаждения. Жуана, думал он, не просто женщина, доставить которой удовольствие приятно ему самому. Его всегда радовало, когда его женщины получали с ним удовольствие. Но с Жуаной все было по-другому. Совсем не так. И он не просто старался доставить ей удовольствие. Он ее любил.
Она вдруг вскрикнула. Он на минуту-другую, пока не перестало содрогаться ее тело, приложил к ней ладонь.
Ее охватило чувство расслабленности и ощущение радости жизни. И желание немедленно погрузиться в сладкий сон. Но его рука все еще лежала на ней, и он, приподнявшись на локте, продолжал смотреть на нее. Однако ничего такого не произошло. Ничего, что она обычно связывала с понятием «заниматься любовью». Он даже не побывал внутри ее тела!
Она открыла глаза и, взглянув на него, лениво улыбнулась.
— Первый раунд выиграл ты, — сказала она. — Как ты сумел? — Ее взгляд скользнул вниз. Она заметила, что он все еще находится в боевой готовности.
Он наклонил голову и горячо поцеловал ее в губы.
— Но ведь ты так просто не сдашься, не так ли? Не разочаровывай меня.
Но она не знала, что делать. Она не умела ничего, кроме того, чему научилась с ним. Однако она не могла не ответить на вызов. Улыбнувшись, она опустила вниз руку и прикоснулась к нему. Потом, опустив другую руку, она взяла его обеими ладонями и легонько прикоснулась к кончику большим пальцем. И услышала, как он шумно втянул воздух.
— Войди в меня, — сказала она.
Перевернувшись на спину, она раскрылась ему навстречу, когда он вошел в ее влажное лоно. Как хотелось бы ей знать больше. Как хотелось бы иметь такой опыт, как у него.
Она действовала, подчиняясь инстинкту. Она тесно сдвинула ноги, и ее бедра начали ритмично двигаться, затягивая его и плотно обнимая внутренними мышцами.
— Боже мой, Жуана, — взмолился он, хватая ее за плечи, — неужели ты хочешь, чтобы я, словно школьник, кончил, едва прикоснувшись к тебе?
Она поцеловала его в подбородок.
— А как кончают школьники? — спросила она. — Покажи мне.
— Очень быстро, — судорожно глотая воздух, сказал он. Господи, что она с ним делает, колдунья! А он-то уж начал подозревать, что она не так опытна, как он полагал. Он с криком перелился в нее и забылся на несколько минут или часов — он и сам не мог определить. Когда он пришел в себя, она поглаживала его по спине. Ноги ее были крепко сжаты, а он все еще находился внутри.
— Я, должно быть, переломал тебе все кости.
— Разве? — Она поцеловала его в плечо. — В таком случае должна сказать, что переламывание костей — великолепное ощущение. Во втором раунде у нас ничья, Роберт? Мы всю оставшуюся часть ночи будем соревноваться? Я предпочла бы просто заняться любовью.
— Жуана, нам не следовало затевать все это. Но она подняла голову и поцеловала его в губы.
— До самого рассвета никакая реальность не существует. Умоляю тебя, Роберт, не надо портить нашу ночь.
Тем не менее ночь была испорчена, потому что за игрой, которую они затеяли, неумолимо маячила реальность. И для него она могла оказаться мучительной.
— Реальность? — спросил он, не отрывая от нее губ. — А что она обозначает?
— Не знаю, — ответила она. — Я никогда о ней не слышала, Роберт. Скажи, ты подаришь мне рассвет? Помнишь, в Обидосе? Ты говорил о лентах, звездах и восходе солнца?
Он помнил. Очень хорошо помнил.
Ей не следовало задавать этот вопрос. Потому что все его подарки предназначались любимой женщине, и его откровенный ответ лишь причинил бы ей боль. Она понимала, что ей подарить рассвет он не может. И понимала, что сама испортила их ночь.
Наконец утомившись и утолив страсть, они лежали рядом в ожидании момента, когда за окнами начнет светлеть и им придется подниматься, одеваться и снова вживаться в свои роли конвоира и пленницы.
Она могла бы сейчас заставить его поверить правде. Она полагала, что убедит его, сейчас это было возможно. Но решила оставить все как есть. Рассвет еще не наступил, и ей было жаль тратить на выяснения остатки их ночи любви. Наконец он нарушил молчание:
— Жуана, я хотел спросить тебя о той твоей первой любви…
— О Роберте? — Она с улыбкой повернулась к нему. — Правда, странное совпадение, что вас с ним зовут одинаково?
— Не такое уж странное, — сказал он. — Жуана, он не хвастал перед слугами победой над тобой. И не называл тебя французской сучкой, по крайней мере в то время.
Она, нахмурив брови, пристально взглянула на него:
— Ты полагаешь? Я тоже так думаю.
— Он любил тебя беззаветно, — сказал он, — как, наверное, может любить только семнадцатилетний юноша. Он не лгал, когда говорил, что любит тебя, хотя ему не хотелось произносить свое признание вслух. Он не лгал также, когда обещал приехать за тобой на белом коне в день твоего восемнадцатилетия и увезти в сторону восхода солнца. Возможно, он понимал, что никогда этого не случится, но он говорил все от чистого сердца. Он страстно хотел верить в то, что говорил и обещал.
В почти полной темноте она не отрываясь смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Если тебе так дорога память о нем, то можешь считать, что она ничем не запятнана. Если у тебя когда-либо были хоть малейшие сомнения, отбрось их раз и навсегда. Ничего подобного он не делал.
Она продолжала молчать.
— Он был глубоко оскорблен, когда ему сказали, что ты никогда не сможешь всерьез подарить любовь и верность ублюдку. И хотя он знал, что ты говоришь правду, он, тем не менее, был обижен. И обижен тем, что отец посмеялся над ним за то, что он осмелился положить глаз на дочь графа. В тот день он решил, что никогда больше не подставит себя в качестве мишени для людских насмешек. Он решил своими руками проложить себе путь в жизни, начав с самых низов и закончив жизнь там же, если не сумеет взобраться выше, опираясь исключительно на собственные силы. Он неплохо преуспел. Можешь утешиться, Жуана, если он по-прежнему имеет для тебя какое-то значение. Твой Роберт вполне удовлетворен тем, чего добился в жизни. Видишь ли, никакой оспы у него не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100