Большего она не могла сделать. Она была ошеломлена. Он находился глубоко внутри, она ждала боли, но боли не было.
Когда она немного оправилась от потрясения, его рука держала в ладони ее затылок, а другая лежала на талии. Его теплые мягкие губы прижимались к ее губам, а язык, раскрыв их, проник глубоко внутрь.
Сама себе удивляясь, она совсем не испугалась. Только не знала, что делать дальше.
Ей казалось, что она видит в темноте его усмешку. Он взял ее за бедра, приподнял и начал быстрыми, глубокими рывками входить в нее. Она откинула назад голову, ощущая, как напрягся каждый мускул ее тела. Потом она вся растворилась в ощущениях, наклонила голову вперед, так что подбородок касался груди, и только громко охала в такт его рывкам. Некоторое время спустя она почувствовала, что начинает дрожать, а от точки самого глубокого его проникновения по всему телу расходятся мощные горячие волны.
Потом последовал как бы провал во времени — она не смогла бы сказать, секунды ли прошли или минуты. Когда к ней вернулась способность мыслить, оказалось, что она лежит на нем, вытянувшись во весь рост и прижимаясь щекой к его груди. Сверху ее прикрывали обе его руки и одно из их одеял. Их тела были все еще соединены.
— Тебе, наверное, тяжело меня держать, — пробормотала она совершенно сонным голосом.
— Не говори чепухи, Жуана. Спи. А охранять пленницу очень неплохо и таким способом.
— Стражникам не разрешается вступать в половые отношения с заключенными, — заявила она, поудобнее устраиваясь у него на груди. Прямо под ухом равномерно билось его сердце.
— Заключенным не разрешается то же самое со стражниками, — парировал он.
— Но заключенные пойдут на все, чтобы вырваться на свободу.
— Ты не вырвешься. — Он погладил ее по затылку. — Ничего не изменилось. Совсем ничего, тем более что мы всегда признавали, что испытываем физическое влечение друг к другу. И мы всего-навсего удовлетворили свои потребности, кажется, к взаимному согласию. Тот, кто называет тебя леди, Жуана, очевидно, никогда не спал с тобой. Хотя мне казалось, что таких мужчин не осталось.
— Иди к дьяволу!
— Спи.
Особым чутьем, которое выработалось у него за последние десять лет, он знал, что близится рассвет. Скоро нужно подниматься и снова пускаться в путь. Если полковнику и его людям придет в голову преследовать их верхом — даже если вчера они заметили его и Жуану, — им придется сделать большой крюк. А потом отыскивать их следы. И тем не менее…
Он лежал, уставясь в ночное небо, и, подложив одну руку под голову, рассеянно перебирал другой рукой прядь волос Жуаны. Должно быть, он крепко проспал несколько часов. Она тоже. Она даже не пошевелилась после того, как отправила его к дьяволу. Сейчас она все еще спала.
У нее затекли ноги, подумал он. Но, по крайней мере, из его тела получилась более мягкая постель, чем каменный пол пещеры. Он мрачно усмехнулся в темноте. Стоит ли она того, чтобы о ней так заботились? Он вспомнил о подземной камере, где недавно провел пять дней стараниями маркизы дас Минас, и о ежедневных упражнениях французских солдат, отрабатывавших на нем точность удара, как на боксерской груше. Ночью, когда он занимался с ней любовью, пришлось столкнуться тоже с некоторыми проблемами.
Занимался с ней любовью! Он снова закрыл глаза, продолжая одной рукой лениво ласкать ее волосы. Он вспомнил о Жанне Моризетте, красивой девочке, которой очень хотелось поскорее стать взрослой и которая поклялась, что будет всегда любить его и когда-нибудь выйдет за него замуж. И вспомнил он нежного юного мечтателя, который, лежа рядом с ней на берегу озера в Хэддингтоне, поклялся увезти ее на белом коне в ее восемнадцатый день рождения за тридевять земель, где они будут жить-поживать да добра наживать.
И вспомнилась ему та же девочка, которая, насмехаясь над ним, назвала его ублюдком и облила презрением за то, что он посмел положить глаз на дочь графа и мечтать о ней.
Он вспомнил также маркизу дас Минас, когда впервые увидел ее на балу в Лиссабоне, и свое первое впечатление о ней как о женщине красивой, богатой и совершенно для него недоступной. И подумал о теплой, взлохмаченной женщине, которая сейчас лежала на нем и от которой больше не пахло дорогими духами, а пахло только женщиной.
Она была женщиной до кончиков ногтей и совсем не леди. Он подумал о том, как она раздевала его после того как сопротивлялась ему словно дикая зверюшка, когда он попробовал взять на себя инициативу. И еще о том, как она оседлала его, а он лежал, боясь пошевелиться, потому что она была его пленницей и любое проявление инициативы с его стороны могло бы рассматриваться как изнасилование.
Нет уж, она совсем не леди. Бесстыжая, ненасытная женщина.
Но такие мысли лучше гнать от себя подальше. Он сразу же ощутил на себе каждый изгиб ее соблазнительного тела. Он все еще находился внутри ее. И если не будет осторожен, то рискует снова поддаться искушению. Хватит одного раза. Они все высказали друг другу. И после того, как все было сказано и сделано, они остались врагами. Злейшими, непримиримыми врагами. Как только ее французский любовник нагонит их — если, конечно, ему удастся, — она приложит все силы, чтобы ее тюремщика убили или вновь препроводили в тюремную камеру в Саламанке. А тем временем он постарается приложить все силы, чтобы доставить ее к лорду Веллингтону и упрятать в тюрьму до окончания войны с Францией.
Жуане не понравится находиться в заключении. Она будет рваться оттуда, как птица, посаженная в клетку. Впрочем, надо уже вставать.
— Эй, — сказал он, — пора в путь.
Она шевельнулась.
— Вздор! Еще даже не рассвело. А на тебе очень удобно, Роберт.
Черт бы побрал ее. Вечно она ляпнет что-нибудь неуместное. Уж не собирается ли она проспать до полудня?
Она поерзала на нем и снова вздохнула. Он скрипнул зубами и усилием воли заставил свое тело успокоиться.
— Ты отдашь мне сегодня мушкет и нож? — спросила она. — Если я дам обещание не использовать оружие против тебя, Роберт? Я использую его против французов. Кстати, я все равно не собираюсь возвращаться к ним. Я хочу остаться с тобой.
— Понятно. Один раз переспали — и любовь навеки, Жуана? Неужели было так хорошо? И теперь ты собираешься следовать за мной повсюду всю оставшуюся жизнь, как послушная и верная боевая подружка?
Она презрительно фыркнула.
— Можешь забыть о дорогой сердцу каждого мужчины мечте. Я никогда не буду послушной, Роберт. Но я вместе с тобой буду убивать французов. Можно мне взять свой мушкет?
— Ну конечно. Может, прихватишь также мою винтовку, а заодно и саблю? Черта с два! Жди, когда рак на горе свистнет!
— Эх ты! А я-то думала, что после нашей ночи ты будешь мне доверять.
— Держи карман шире!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100