Какой подарок? Принц не производил впечатления слишком щедрого мужчины. Им не терпелось увидеть, что именно он прислал.
Бентинк поклонился и вручил Марии шкатулку.
– Пожалуйста, передайте принцу мою благодарность, – сказала она.
Бентинк еще раз поклонился и вышел; как только он скрылся за дверью, служанки наперебой стали просить Марию показать содержимое посылки. Мария открыла шкатулку и извлекла из нее старинное жемчужное ожерелье, оплетенное серебряным орнаментом с бриллиантами и рубинами.
– Какое чудо! – выдохнула Елизавета Вилльерс.
– Думаю, эти драгоценности побывали в руках всех девушек, когда-либо соглашавшихся провести брачную ночь с Оранскими, – сказала Мария.
– А пожизненное владение – чем не собственность? – приложив украшение к ее шее, спросила Анна Трелони.
– Они стоят целого состояния, – заметила практичная Сара Дженнингс. – Тысяч тридцать – сорок, не меньше. Вы только взгляните, какие крупные жемчужины!
Мария посмотрела: драгоценности как драгоценности, ничего особенного. Гораздо больше она ценила свою свободу. Но свободу ей дарить не собирались.
В то же утро в Уайтхолле началось пиршество, продолжавшееся до следующего вечера. Мария почти все время была с придворными. Те поздравляли ее, а она слушала, что-то отвечала и в самом деле была благодарна им – но не за слова, а за их спасительное присутствие.
На третий день в ее покои пришел Вильгельм. Увидев супруга, она съежилась – боялась его колючего взгляда.
– Опять плачешь? – холодно спросил он. Она промолчала. Он повысил голос:
– Это мне нужно плакать, а не тебе. У тебя появился брат. Забыв про страх, Мария вскочила на ноги.
– Как?.. Уже?
– Да, сейчас твой отец принимает поздравления.
Он с нескрываемым отвращением посмотрел на нее, и Мария сразу поняла, что означает этот взгляд. Случилось то, о чем в шутку сказал ее дядя: бракосочетание разочаровало принца. У ее мачехи родился сын, и она, Мария, уступила ему место в линии наследования. Следовательно, брак с ней для Вильгельма уже не имел никакого смысла. Да и вообще, нужна ли ему эта обуза – зареванное неразумное дитя, жеманная невеста, – если он никогда не получит обещанное приданое? Кому теперь достанется его английская корона? Увы, сбылись худшие опасения принца Оранского: его дяди снова провели своего племянника, опять оставили с носом.
Через три дня сына герцога и герцогини Йоркских окрестили Карлом – в несть дяди. Крестными были сам король и принц Оранский, а леди Франциска Вилльерс выступала в качестве гаранта от лица его пятнадцатимесячной сестренки Изабеллы.
А еще через три дня в комнату Марии, готовившейся к очередному торжеству, ворвалась запыхавшаяся Сара Дженнингс.
– Миледи! – выпалила она. – Случилось несчастье. Леди Франциска Вилльерс заболела – говорят, у нее оспа!
Мария вздрогнула. Затем встала и пошла к двери.
– Не ходите, туда нельзя, – остановила ее Сара.
– Но мне нужно посмотреть, кто за ней ухаживает.
– Там врачи – и больше никого. А нам запрещено даже подходить к ее комнате.
Мария вернулась к туалетному столику, задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале. Локоны, кокетливо собранные в два пучка, теперь и вовсе не вязались с тоскливым выражением лица.
Леди Франциска заболела оспой! Весь ее прежний радостный мир разваливался на части. Кто следующий? – думала Мария.
Была и нежданная радость: приезд Франциски Эпсли. Они бросились на шею друг дружке.
– Ах, Франциска, что же мне делать? Как я все это вынесу?
– Моя дорогая Мария-Клорина, вы просто обязаны это вынести. Я знаю, это жестоко, но так надо. И вы должны писать мне каждый день – пусть письма останутся нашим утешением, как уже не раз бывало в дни разлуки.
– Вот только теперь мы уже не увидимся… очень долго, а может быть… никогда.
– Но мы ведь сможем устраивать встречи! Пусть не часто, но все-таки.
– Ах, Франциска, мой несравненный супруг, как мне хорошо с тобой! А его – ты уже видела?
– Да, дорогая.
– Значит, ты меня понимаешь.
– Да, у него надменный вид. Такой вид бывает у людей бездушных, даже жестоких. Но вы должны помнить, что вы – принцесса. И ему тоже не позволяйте забывать, как много он приобрел, женившись на вас.
– Франциска, я боюсь его.
– Он всего лишь мужчина – и, кстати, еще не старый.
– И все-таки на много лет старше меня!
– Ну и что? Это значит только то, что вы еще молоды. Послушайте, не показывайте ему своего страха – тогда все будет в порядке.
– Да как же я его скрою? Как? Ах, моя Аврелия, с тобой – вот с кем я уехала бы из нашего дворца. Помнишь, как я мечтала о маленьком коттедже на берегу реки?
– Помню, любовь моя. Но ведь мы обе знали, что эта мечта никогда не сбудется.
– Аврелия, не забывай меня. Помни о твоей несчастной Клорине, которая никогда не сможет разлюбить тебя. Пиши мне, ладно? Каждый день… каждый день!
Они поклялись помнить друг друга, покуда будут живы. И, обнимаясь на прощание, понимали, что едва ли когда-нибудь увидятся вновь.
Леди Франциске Вилльерс становилось все хуже, а вместе с ней заболела и принцесса Анна.
Мария была в отчаянии. Она любила свою бывшую воспитательницу и боялась думать о ее смерти – но по-настоящему ужаснулась известию о болезни младшей сестры. Хуже всего, она не могла даже видеть Анну, потому что к ней не пускали никого, кроме врачей.
А тут еще Вильгельм пришел и приказал ей готовиться к переезду в Уайтхолл.
– Я хочу остаться рядом со своей сестрой! – воскликнула она.
– Ты не поняла, что я тебе сказал? – холодно спросил он.
– Нет, не поняла – а кто-нибудь другой сумел бы найти с тобой общий язык?
– Во дворце оспа, ты можешь заразиться.
– Я хочу остаться со своей сестрой, – упрямо повторила она.
– Послушай, мне начинает казаться, что ты вообще не способна что-либо уразуметь.
– Я знаю, как опасна оспа, – леди Франциска уже лежит при смерти… и я…
На ее глазах вновь выступили слезы. Отвернувшись, Вильгельм пробормотал:
– Опять слезы. Опять. Что у меня осталось, кроме ее слез?
– Она оберегала меня… была мне как мать. А вот теперь и моя дорогая Анна…
Ей стало трудно дышать. Вильгельм взялся за ручку двери.
– Готовься к переезду в Уайтхолл.
– Нет, – твердо сказала она. Он вышел и хлопнул дверью.
Он не мог простить такого пренебрежительного отношения к себе. Мария даже не пыталась осознать, какая огромная честь была оказана ей. Будь дело в Голландии, думал он, она бы не вела себя так опрометчиво: там в его распоряжении оказалось бы немало воспитательных средств, включая темницу; однако здесь ее окружали друзья и родственники, а они, конечно, не дали бы ее в обиду. Вот он и слоняется по дворцу святого Якова как неприкаянный, – маленький, никому не нужный глупец. А если она заразится оспой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Бентинк поклонился и вручил Марии шкатулку.
– Пожалуйста, передайте принцу мою благодарность, – сказала она.
Бентинк еще раз поклонился и вышел; как только он скрылся за дверью, служанки наперебой стали просить Марию показать содержимое посылки. Мария открыла шкатулку и извлекла из нее старинное жемчужное ожерелье, оплетенное серебряным орнаментом с бриллиантами и рубинами.
– Какое чудо! – выдохнула Елизавета Вилльерс.
– Думаю, эти драгоценности побывали в руках всех девушек, когда-либо соглашавшихся провести брачную ночь с Оранскими, – сказала Мария.
– А пожизненное владение – чем не собственность? – приложив украшение к ее шее, спросила Анна Трелони.
– Они стоят целого состояния, – заметила практичная Сара Дженнингс. – Тысяч тридцать – сорок, не меньше. Вы только взгляните, какие крупные жемчужины!
Мария посмотрела: драгоценности как драгоценности, ничего особенного. Гораздо больше она ценила свою свободу. Но свободу ей дарить не собирались.
В то же утро в Уайтхолле началось пиршество, продолжавшееся до следующего вечера. Мария почти все время была с придворными. Те поздравляли ее, а она слушала, что-то отвечала и в самом деле была благодарна им – но не за слова, а за их спасительное присутствие.
На третий день в ее покои пришел Вильгельм. Увидев супруга, она съежилась – боялась его колючего взгляда.
– Опять плачешь? – холодно спросил он. Она промолчала. Он повысил голос:
– Это мне нужно плакать, а не тебе. У тебя появился брат. Забыв про страх, Мария вскочила на ноги.
– Как?.. Уже?
– Да, сейчас твой отец принимает поздравления.
Он с нескрываемым отвращением посмотрел на нее, и Мария сразу поняла, что означает этот взгляд. Случилось то, о чем в шутку сказал ее дядя: бракосочетание разочаровало принца. У ее мачехи родился сын, и она, Мария, уступила ему место в линии наследования. Следовательно, брак с ней для Вильгельма уже не имел никакого смысла. Да и вообще, нужна ли ему эта обуза – зареванное неразумное дитя, жеманная невеста, – если он никогда не получит обещанное приданое? Кому теперь достанется его английская корона? Увы, сбылись худшие опасения принца Оранского: его дяди снова провели своего племянника, опять оставили с носом.
Через три дня сына герцога и герцогини Йоркских окрестили Карлом – в несть дяди. Крестными были сам король и принц Оранский, а леди Франциска Вилльерс выступала в качестве гаранта от лица его пятнадцатимесячной сестренки Изабеллы.
А еще через три дня в комнату Марии, готовившейся к очередному торжеству, ворвалась запыхавшаяся Сара Дженнингс.
– Миледи! – выпалила она. – Случилось несчастье. Леди Франциска Вилльерс заболела – говорят, у нее оспа!
Мария вздрогнула. Затем встала и пошла к двери.
– Не ходите, туда нельзя, – остановила ее Сара.
– Но мне нужно посмотреть, кто за ней ухаживает.
– Там врачи – и больше никого. А нам запрещено даже подходить к ее комнате.
Мария вернулась к туалетному столику, задумчиво посмотрела на свое отражение в зеркале. Локоны, кокетливо собранные в два пучка, теперь и вовсе не вязались с тоскливым выражением лица.
Леди Франциска заболела оспой! Весь ее прежний радостный мир разваливался на части. Кто следующий? – думала Мария.
Была и нежданная радость: приезд Франциски Эпсли. Они бросились на шею друг дружке.
– Ах, Франциска, что же мне делать? Как я все это вынесу?
– Моя дорогая Мария-Клорина, вы просто обязаны это вынести. Я знаю, это жестоко, но так надо. И вы должны писать мне каждый день – пусть письма останутся нашим утешением, как уже не раз бывало в дни разлуки.
– Вот только теперь мы уже не увидимся… очень долго, а может быть… никогда.
– Но мы ведь сможем устраивать встречи! Пусть не часто, но все-таки.
– Ах, Франциска, мой несравненный супруг, как мне хорошо с тобой! А его – ты уже видела?
– Да, дорогая.
– Значит, ты меня понимаешь.
– Да, у него надменный вид. Такой вид бывает у людей бездушных, даже жестоких. Но вы должны помнить, что вы – принцесса. И ему тоже не позволяйте забывать, как много он приобрел, женившись на вас.
– Франциска, я боюсь его.
– Он всего лишь мужчина – и, кстати, еще не старый.
– И все-таки на много лет старше меня!
– Ну и что? Это значит только то, что вы еще молоды. Послушайте, не показывайте ему своего страха – тогда все будет в порядке.
– Да как же я его скрою? Как? Ах, моя Аврелия, с тобой – вот с кем я уехала бы из нашего дворца. Помнишь, как я мечтала о маленьком коттедже на берегу реки?
– Помню, любовь моя. Но ведь мы обе знали, что эта мечта никогда не сбудется.
– Аврелия, не забывай меня. Помни о твоей несчастной Клорине, которая никогда не сможет разлюбить тебя. Пиши мне, ладно? Каждый день… каждый день!
Они поклялись помнить друг друга, покуда будут живы. И, обнимаясь на прощание, понимали, что едва ли когда-нибудь увидятся вновь.
Леди Франциске Вилльерс становилось все хуже, а вместе с ней заболела и принцесса Анна.
Мария была в отчаянии. Она любила свою бывшую воспитательницу и боялась думать о ее смерти – но по-настоящему ужаснулась известию о болезни младшей сестры. Хуже всего, она не могла даже видеть Анну, потому что к ней не пускали никого, кроме врачей.
А тут еще Вильгельм пришел и приказал ей готовиться к переезду в Уайтхолл.
– Я хочу остаться рядом со своей сестрой! – воскликнула она.
– Ты не поняла, что я тебе сказал? – холодно спросил он.
– Нет, не поняла – а кто-нибудь другой сумел бы найти с тобой общий язык?
– Во дворце оспа, ты можешь заразиться.
– Я хочу остаться со своей сестрой, – упрямо повторила она.
– Послушай, мне начинает казаться, что ты вообще не способна что-либо уразуметь.
– Я знаю, как опасна оспа, – леди Франциска уже лежит при смерти… и я…
На ее глазах вновь выступили слезы. Отвернувшись, Вильгельм пробормотал:
– Опять слезы. Опять. Что у меня осталось, кроме ее слез?
– Она оберегала меня… была мне как мать. А вот теперь и моя дорогая Анна…
Ей стало трудно дышать. Вильгельм взялся за ручку двери.
– Готовься к переезду в Уайтхолл.
– Нет, – твердо сказала она. Он вышел и хлопнул дверью.
Он не мог простить такого пренебрежительного отношения к себе. Мария даже не пыталась осознать, какая огромная честь была оказана ей. Будь дело в Голландии, думал он, она бы не вела себя так опрометчиво: там в его распоряжении оказалось бы немало воспитательных средств, включая темницу; однако здесь ее окружали друзья и родственники, а они, конечно, не дали бы ее в обиду. Вот он и слоняется по дворцу святого Якова как неприкаянный, – маленький, никому не нужный глупец. А если она заразится оспой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87