- По-моему, вы не совсем серьезны, - сказала Антонина Петровна назидательным тоном. - А между тем при вашей болезни сон, спокойствие - чуть ли не самое главное. Если днем вы себя оберегаете от переживаний, то ночью вы беззащитны.
- Да, ночью я беззащитен, - согласился Николай Егорович. - И что мне делать, доктор? Только не давайте мне никаких лекарств.
- Есть снотворные, которые действуют на вторую фазу сна…
- Ради бога! - взмолился Холин. - Я тогда совсем не проснусь. Так и останусь навсегда среди своих сновидений.
Вошла Яна, стала копаться в бумагах у себя на столе. Она была такая краснощекая, здоровая, что Холину показалось - его обдало жаром, как от раскаленной плиты.
- Вам надо больше гулять, дышать морем… Сгорание усилится… - При Яне голос Антонины Петровны стал официальным, сухим, глаза смотрели мимо Николая Егоровича, губы поджались. Наверное, так представляла себя Антонина Петровна в роли заведующей.
Яна вышла, снова обдав Холина жаром раскаленной плиты. Врач подняла на него свои большие серые глаза.
- Сгорание усилится… - напомнил Холин.
- Да, сгорание усилится…
- Все чепуха, - сказал Николай Егорович. - Сгорание мне не помогает. Дома я иногда гулял до изнеможения, а все равно каждую ночь проваливался в кошмары.
- Вам надо отвлечься, - сказала Антонина Петровна слегка обиженно, ей, видно, не понравилось, что он отверг ее теорию со сгоранием.
- Каким образом? Влюбиться? Это было бы идеально. Новое в терапии: любовь против инфаркта.
Холин вздохнул.
- Увы, для меня - это пройденный этап. От меня, видно, тянет скукой, тоской, унынием. Вчера я пытался завязать отношения с двумя женщинами. С одной я даже был немного знаком раньше. И что же? Первая решительно уходит вместе с моим соседом по палате, которого знает всего два часа, а вторая ведет себя еще более вызывающе: она просто-напросто говорит: «Идите проспитесь, дядечка».
- Вы пили?
- Ну что вы? Разве я могу нарушить ваш запрет?
- Просто эти женщины вам не нравились. Женщины сразу чувствуют, когда не нравятся, и мстят за это. Поищите еще.
- Есть одна женщина, которая мне нравится, но…
- Так в чем же дело?
- Дело в том…
Холин замолчал. Антонина Петровна ждала. По тому, как порозовели ее щеки и забегали глаза, Холин понял, что она догадывается, кто ему нравится.
- Дело в том, что это вы.
- Это исключено, - пробормотала Антонина Петровна, и ее руки зашарили по столу, без всякой цели перекладывая бумаги.
- Почему исключено? Это уже состоявшийся факт, и ничего поделать нельзя. Вы до скольки сегодня работаете?
- До двух, - машинально ответила Антонина Петровна.
- В три часа я вас жду на тропинке, что ведет к церкви. На третьем повороте.
- Но я уже…
- Пусть это вас не смущает. Ничего тут аморального нет. Договоримся считать прогулку терапевтической процедурой.
Холин поднялся и пошел к двери. В дверях он оглянулся. Антонина Петровна сидела вся красная и перекладывала с места на место бумаги.
В коридоре Яна успокаивала очередь:
- Это тяжелый, товарищи, поэтому так и долго. У него инфаркт… Успокойтесь, сейчас всех примет.
* * *
Ровно в три часа Холин стоял на третьем повороте тропинки, ведущей к церкви, белой овечкой маячившей высоко над ним. Было почти жарко. Огромные сосны замерли в безмолвии по обе стороны узкой, заасфальтированной дорожки. Асфальт был старый, видно, его давно не обновляли, и из-под него везде проступала красивая ровная брусчатка. По всей видимости, эта брусчатка осталась еще с дореволюционных времен, по ней, наверно, ездили экипажи от дворца к церкви. Похоже, торчащая вверху церквушка была семейной собственностью графа.
Тут и там по лесу были разбросаны валуны разной величины и формы. Один такой огромный валун вылез из леса на тропинку, и тропинка испуганно огибала его громадный живот.
Холин прислонился к валуну. Камень был горячим и пах тонкой пылью, раскаленной пустой сковородкой, засухой в степи… Три бабочки сидели на его макушке, обжигаясь, трепетали яркими крыльями. Бабочки совсем одурели от зноя, ослепли от смуглого сияния камня, опьянели от горячего дыхания валуна - им, наверно, казалось, что пришло лето; они совсем-совсем не боялись Николай Егоровича.
Рядом на сосне скакала белка, безобразничала, сыпала на землю пустые шишки и сухие ветки. Ветра совсем не было. Впереди над асфальтом дымилось марево, казалось, по дорожке сверху льется вода. Не верилось, что на родине еще лежит снег, а может быть, даже бушует метель.
Холин закрыл глаза. Горячая волна затопила его лицо, тяжело легла на лоб, нос, веки, подхватила, понесла…
- Вы спите?
Николай Егорович испуганно встрепенулся. Перед ним стояла совсем еще молодая девушка в красном свитере, модных, расклешенных внизу коричневых кримпленовых брюках, с желтой сумкой через плечо.
Рыжие волосы распущены по плечам. Холин с трудом узнал в ультрасовременной девушке своего лечащего врача.
- Назначили свидание, а сами спите?
- Я думал, что вы не придете.
- Коварный вы человек. Назвали свидание терапевтической процедурой. Разве может врач после этого не прийти? Какова программа? Я свободна до шести часов.
- А в шесть?
- В шесть мы идем в кино.
- Кто это «мы»?
- Наше отделение. Культпоход.
- Вы председатель местного комитета?
- Слушайте, вы страшный человек. Вы все знаете. Я - заместитель. Почему вы все знаете, а?
- Только о тех, кто мне симпатичен. Я могу перевоплощаться - я уже вам говорил. Но только в тех, кто мне симпатичен.
- И все-таки почему вы узнали, что я в месткоме?
- У вас повадки профсоюзного босса. Вы всех хотите поучать. Увидели, что я задремал, - и уже недовольный рык: «Назначили свидание, а сами спите?» Как же! Непорядок. На свидании спать не положено.
Она прислонилась к камню, с Холиным рядом.
- Какой горячий…
- Ага.
- Прямо как огонь…
- Пахнет летом. Хорошо. Все запретное хорошо.
- Разве лето запретное?
- Для меня да. Я еще должен жить во вьюге. А вот украл кусочек лета.
Она подставила лицо солнцу, закрыла глаза. Три бабочки разом улетели, потом прилетели снова. Красный свитер плотно облегал ее грудь. У нее была небольшая красивая грудь.
- Слушайте, - сказал Холин. - Вы ни капли не похожи на врача. Я не воспринимаю вас как врача. Врач должен быть строгий, сухой, пожилой, его надо бояться. А вы какая-то домашняя, уютная. Я вас ни капли не боюсь. Даже если вы вот сейчас окажете: «Сегодня ночью вы умрете», я ничуть не испугаюсь. Чем вы это объясняете, доктор?
- Просто я вам нравлюсь.
- Только этим?
- Наверно…
Три бабочки опять разом вспорхнули, сделали над валуном круг и снова сели на свои места.
- А может быть, тем, что вы особый врач? Естественный врач. Вы смущаетесь, краснеете…
- То, что вы говорите, ужасно.
- Наоборот - прекрасно.
- Если бы вы знали, как я ненавижу себя за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62