«Мы искренне сожалеем о том, что наш сын так бездарно тратит время… Он должен наверстать упущенное дополнительными занятиями». В этом печальном письме на семи страницах, которое принц отправил из дворца Мальборо, он делает особенный, если не сказать отчаянный, упор на то, что его сын, являющийся прямым наследником трона, «должен энергично приняться за дело».
У Эдди не было ни энергии, ни интереса для того, чтобы преследовать проституток, и предполагать обратное просто смешно. В ночь совершения по крайней мере трех убийств его вообще не было в Лондоне. Он не находился в местах совершения убийств, к тому же преступления продолжались и после его безвременной смерти, последовавшей 14 января 1892 года. Даже если бы королевский врач доктор Галл не был старым и немощным, он был слишком занят здоровьем королевы Виктории и хрупкого Эдди, чтобы носиться по Уайтчепелу в королевской карете по ночам, выслеживая проституток, шантажировавших герцога из-за его скандального «тайного брака» с одной из них.
Эдди действительно шантажировали. Это становится очевидным из его писем к Джорджу Льюису, выдающемуся адвокату, который позднее представлял Уистлера в суде против Уолтера Сикерта. Эдди писал Льюису в 1890 и в 1891 годах. Он попал в сложное положение с двумя женщинами низкого происхождения, одну из которых звали мисс Ричардсон. Он пытался выкупить у этой женщины свои письма, неосторожно написанные ей и еще одной даме.
«Я был очень рад узнать, что вам удалось уладить все с мисс Ричардсон, — писал Эдди Льюису в ноябре 1890 года, — хотя двести фунтов — слишком высокая цена за письма». Он пишет, что мисс Ричардсон обратилась к нему на следующий день и потребовала еще сто фунтов. Эдди пообещал, что сделает все, лишь бы вернуть эти письма и письма, написанные им «другой леди».
Два месяца спустя Эдди пишет письмо Льюису и отправляет ему подарок «в знак признательности за доброту, проявленную по отношению ко мне, и за помощь по вызволению меня из сложного положения, в которое я попал по собственной глупости». Но, судя по всему, «другую леди» так просто уломать не удалось, потому что Эдди пишет Льюису о том, что ему пришлось посылать к этой женщине друга и «просить ее вернуть два или три письма, которые я написал ей… Можете быть уверены в том, что в будущем я буду более осторожен и не попаду в подобное положение».
Что бы ни содержалось в письмах герцога Кларенса к мисс Ричардсон и «другой леди», это так и осталось неизвестным. Ясно только одно, что они могли причинить королевской семье определенные неприятности. Герцог отлично осознавал, что известия о его связях с подобными женщинами будут более чем неблагоприятно встречены публикой и его бабушкой. Но все указывает на то, что Эдди вовсе не намеревался убивать и увечить шантажисток. Он предпочитал заплатить им.
Может быть, в картинах Сикерта и содержатся «ключи», но указывают они только на него самого, на его чувства и поступки. Он рисовал то, что видел, и то, что возникало в его воображении — временами детском, временами жестоком. Изучая его картины, можно прийти к выводу, что он предпочитал наблюдать за людьми сзади. Он их видел, но они не могли видеть его. Он мог видеть своих жертв, но жертвы не видели его. Он наверняка некоторое время наблюдал за Мэри-Энн Николс, прежде чем напасть на нее. Он выжидал, пока степень ее опьянения достигнет апогея, и выбрал самый удобный момент.
Он мог преследовать ее в темноте, а потом посулить ей монетку и пойти следом за ней. А может быть, он вынырнул из темноты и набросился на нее совершенно неожиданно. Травмы, если они описаны достоверно, говорят о том, что убийца схватил ее сзади и рванул голову назад, а потом полоснул ножом по открытому горлу. Женщина могла прикусить язык, чем и объясняются ссадины, обнаруженные доктором Лльюэллином. Недостаточная глубина первой раны объясняется тем, что Мэри-Энн пыталась вырваться. Синяки на челюсти и лице могли появиться из-за того, что убийца схватил ее за лицо, нанося второй удар по шее. Второе ранение было настолько глубоким, что голова чуть не отделилась от тела.
Если убийца находился сзади, то кровь, брызнувшая из сонной артерии жертвы, не должна была испачкать его. Лишь немногие убийцы располагаются так, что кровь жертвы брызгает им в лицо, особенно если жертва может являться переносчиком болезней, в частности, передаваемых половым путем. Когда Мэри-Энн упала на спину, убийца перешел к остальным частям ее тела и задрал ее юбки. Женщина не могла кричать. Она не могла издавать никаких звуков, кроме невнятного бульканья. Кровь пузырилась на рассеченном дыхательном горле. Женщина могла вдохнуть собственную кровь и буквально утонуть в ней. Все это длилось несколько минут.
В отчетах коронера, в том числе и в документах, подготовленных доктором Лльюэллином, утверждается, что женщина «умерла мгновенно». Вряд ли это действительно так. Можно мгновенно умереть от выстрела в голову, но для того, чтобы истечь кровью, требуются минуты. Человек умирает от удушья и остановки всех функций тела, как при инсульте или остановке сердца. Очень возможно, что Мэри-Энн все еще была в сознании и видела, что происходило, когда убийца взрезал ее живот. Она могла быть жива даже тогда, когда он бросил ее тело во дворе, а сам ушел.
Роберт Манн жил в уайтчепелском работном доме. Он работал в морге и видел тело Мэри-Энн. Во время допроса, проведенного 17 сентября, Манн показал, что примерно в четыре утра полиция прибыла в работный дом и вытащила его из постели. Констебли сказали, что перед моргом лежит тело, которое нужно внести внутрь. Роберт Манн отправился с ними к тележке, стоявшей во дворе. Они внесли тело в морг. Инспектор Спратлинг и доктор Лльюэллин произвели беглый осмотр. Затем полиция уехала. Как вспоминал Манн, это произошло около пяти утра. Он запер дверь морга и отправился завтракать.
Через час или немного позже Манн и еще один обитатель работного дома по имени Джеймс Хэтфилд вернулись в морг и начали раздевать тело без присутствия полиции или других официальных лиц. Манн поклялся коронеру Бакстеру, что им никто не отдавал приказа не трогать тела. Он был уверен в том, что не совершает ничего противозаконного. Присутствовали ли при этом полицейские? Нет, скорее всего, нет. Но он может ошибаться. Он не может припомнить. Если полицейские утверждают, что они присутствовали, значит, так оно и было. Манн совсем запутался в показаниях. Как писали в «Таймс»: «Его показания вряд ли можно принимать на веру».
Уайн Бакстер был адвокатом и опытным коронером. Именно он два года назад проводил расследование дела Джозефа Меррика. Бакстер не терпел лжи в зале суда и нарушения протокола. Его раздражало то, что обитатели работного дома забрали одежду Мэри-Энн Николс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100
У Эдди не было ни энергии, ни интереса для того, чтобы преследовать проституток, и предполагать обратное просто смешно. В ночь совершения по крайней мере трех убийств его вообще не было в Лондоне. Он не находился в местах совершения убийств, к тому же преступления продолжались и после его безвременной смерти, последовавшей 14 января 1892 года. Даже если бы королевский врач доктор Галл не был старым и немощным, он был слишком занят здоровьем королевы Виктории и хрупкого Эдди, чтобы носиться по Уайтчепелу в королевской карете по ночам, выслеживая проституток, шантажировавших герцога из-за его скандального «тайного брака» с одной из них.
Эдди действительно шантажировали. Это становится очевидным из его писем к Джорджу Льюису, выдающемуся адвокату, который позднее представлял Уистлера в суде против Уолтера Сикерта. Эдди писал Льюису в 1890 и в 1891 годах. Он попал в сложное положение с двумя женщинами низкого происхождения, одну из которых звали мисс Ричардсон. Он пытался выкупить у этой женщины свои письма, неосторожно написанные ей и еще одной даме.
«Я был очень рад узнать, что вам удалось уладить все с мисс Ричардсон, — писал Эдди Льюису в ноябре 1890 года, — хотя двести фунтов — слишком высокая цена за письма». Он пишет, что мисс Ричардсон обратилась к нему на следующий день и потребовала еще сто фунтов. Эдди пообещал, что сделает все, лишь бы вернуть эти письма и письма, написанные им «другой леди».
Два месяца спустя Эдди пишет письмо Льюису и отправляет ему подарок «в знак признательности за доброту, проявленную по отношению ко мне, и за помощь по вызволению меня из сложного положения, в которое я попал по собственной глупости». Но, судя по всему, «другую леди» так просто уломать не удалось, потому что Эдди пишет Льюису о том, что ему пришлось посылать к этой женщине друга и «просить ее вернуть два или три письма, которые я написал ей… Можете быть уверены в том, что в будущем я буду более осторожен и не попаду в подобное положение».
Что бы ни содержалось в письмах герцога Кларенса к мисс Ричардсон и «другой леди», это так и осталось неизвестным. Ясно только одно, что они могли причинить королевской семье определенные неприятности. Герцог отлично осознавал, что известия о его связях с подобными женщинами будут более чем неблагоприятно встречены публикой и его бабушкой. Но все указывает на то, что Эдди вовсе не намеревался убивать и увечить шантажисток. Он предпочитал заплатить им.
Может быть, в картинах Сикерта и содержатся «ключи», но указывают они только на него самого, на его чувства и поступки. Он рисовал то, что видел, и то, что возникало в его воображении — временами детском, временами жестоком. Изучая его картины, можно прийти к выводу, что он предпочитал наблюдать за людьми сзади. Он их видел, но они не могли видеть его. Он мог видеть своих жертв, но жертвы не видели его. Он наверняка некоторое время наблюдал за Мэри-Энн Николс, прежде чем напасть на нее. Он выжидал, пока степень ее опьянения достигнет апогея, и выбрал самый удобный момент.
Он мог преследовать ее в темноте, а потом посулить ей монетку и пойти следом за ней. А может быть, он вынырнул из темноты и набросился на нее совершенно неожиданно. Травмы, если они описаны достоверно, говорят о том, что убийца схватил ее сзади и рванул голову назад, а потом полоснул ножом по открытому горлу. Женщина могла прикусить язык, чем и объясняются ссадины, обнаруженные доктором Лльюэллином. Недостаточная глубина первой раны объясняется тем, что Мэри-Энн пыталась вырваться. Синяки на челюсти и лице могли появиться из-за того, что убийца схватил ее за лицо, нанося второй удар по шее. Второе ранение было настолько глубоким, что голова чуть не отделилась от тела.
Если убийца находился сзади, то кровь, брызнувшая из сонной артерии жертвы, не должна была испачкать его. Лишь немногие убийцы располагаются так, что кровь жертвы брызгает им в лицо, особенно если жертва может являться переносчиком болезней, в частности, передаваемых половым путем. Когда Мэри-Энн упала на спину, убийца перешел к остальным частям ее тела и задрал ее юбки. Женщина не могла кричать. Она не могла издавать никаких звуков, кроме невнятного бульканья. Кровь пузырилась на рассеченном дыхательном горле. Женщина могла вдохнуть собственную кровь и буквально утонуть в ней. Все это длилось несколько минут.
В отчетах коронера, в том числе и в документах, подготовленных доктором Лльюэллином, утверждается, что женщина «умерла мгновенно». Вряд ли это действительно так. Можно мгновенно умереть от выстрела в голову, но для того, чтобы истечь кровью, требуются минуты. Человек умирает от удушья и остановки всех функций тела, как при инсульте или остановке сердца. Очень возможно, что Мэри-Энн все еще была в сознании и видела, что происходило, когда убийца взрезал ее живот. Она могла быть жива даже тогда, когда он бросил ее тело во дворе, а сам ушел.
Роберт Манн жил в уайтчепелском работном доме. Он работал в морге и видел тело Мэри-Энн. Во время допроса, проведенного 17 сентября, Манн показал, что примерно в четыре утра полиция прибыла в работный дом и вытащила его из постели. Констебли сказали, что перед моргом лежит тело, которое нужно внести внутрь. Роберт Манн отправился с ними к тележке, стоявшей во дворе. Они внесли тело в морг. Инспектор Спратлинг и доктор Лльюэллин произвели беглый осмотр. Затем полиция уехала. Как вспоминал Манн, это произошло около пяти утра. Он запер дверь морга и отправился завтракать.
Через час или немного позже Манн и еще один обитатель работного дома по имени Джеймс Хэтфилд вернулись в морг и начали раздевать тело без присутствия полиции или других официальных лиц. Манн поклялся коронеру Бакстеру, что им никто не отдавал приказа не трогать тела. Он был уверен в том, что не совершает ничего противозаконного. Присутствовали ли при этом полицейские? Нет, скорее всего, нет. Но он может ошибаться. Он не может припомнить. Если полицейские утверждают, что они присутствовали, значит, так оно и было. Манн совсем запутался в показаниях. Как писали в «Таймс»: «Его показания вряд ли можно принимать на веру».
Уайн Бакстер был адвокатом и опытным коронером. Именно он два года назад проводил расследование дела Джозефа Меррика. Бакстер не терпел лжи в зале суда и нарушения протокола. Его раздражало то, что обитатели работного дома забрали одежду Мэри-Энн Николс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100