Я вообще не из скандальных… так разве… по мелочи…
Пожалуй, на сегодня поток сознания окончен. Пойду смотреть сны про совершенный катечкинский мир, в котором кроссовки растут на деревьях, дети трескают шоколад и вовсе даже нет никакой квантовой физики.
ВОЙНА ПРОИГРАНА
Война была проиграна еще в среду вечером. Ну не совсем чтобы уж проиграна, а так… Короче говоря, у меня по-прежнему нет ни одного стоящего лаптя, но зато есть новые военные портки. Как это получилось – не спрашивайте. Карма, чакры и все такое. Разнервничавшись от поражения, впала в сентиментальность и засобиралась на дачу – лечиться водами, грядками и редисом. Так как мы с Фасолием ученые, поехали не на электричке, а на автобусе. Дело в том, что в пригородных поездах ни одна зараза не хочет уступать место моему младенцу, а полтора часа с пятнадцатью килограммами, завывающими на все лады, – это вам не хухры-мухры. К автобусу приехали заранее, минут за сорок, за что и поплатились. Собственно, поплатилась я – игрушками нынче прямо на остановках торгуют. После непродолжительных прений сумалет с пассажирами за тысячу восемьсот был оставлен в пользу «мшинки за двести, и битилочки колы, и цикариков многа-многа». Если бы нас видела бабушка, я бы закончила свой день в больнице, но нас не видел никто, а оттого надувшееся колы дитя счастливо развалилось на сиденье и принялось портить воздух. Кока-кола вкупе с сухарями «Три корочки» создавала странные ароматы, и уже через полчаса пассажиров рядом с нами поубавилось.
– Вы что, его не моете? – спросила предпоследняя тетенька, из долготерпящих.
– Иногда все-таки мою, – немного подумав, ответила ей я. – Но это он не от немытости пукает, а от сухариков.
– Кусные цикарики, – пояснил Ф.
– Бедный ребенок, – вздохнула тетенька и открыла окно.
– Закройте, – не замедлила отреагировать я. – У нас только что была пневмония.
Стоит ли говорить, что всю оставшуюся до дачи дорогу нас освещали два светила. Первое – солнце из левого окна, второе – надпись «Вот ведь едрена мать», немедленно зажегшаяся на лбу доставучей тетки. Но к надписям я давным-давно привыкшая, и поэтому окончательный трандец моему настроению вышел только на даче.
У самых ворот, на зеленой бровке газона, стояла Любовь Всей Моей Жизни № 6 вместе с женой и ребенком в прогулочной коляске. У любой другой барышни, кроме меня, возникло бы как минимум два повода порадоваться. Во-первых, раз стоит на остановке, значит, на «гелендваген» не заработал, а соответственно ловить там и правда было не фига. Во-вторых, жена, не просто так себе жена, а с дотацией – сама как скала, кулак с фасоличью голову, а во взгляде верность могильная: если что, не промажет. Можно было бы и «в-третьих» придумать, но не придумывалось. «Женился, вот ведь подлец», – камнем упало на мое сердце, и стало мне тяжело и маетно.
– А не купить ли маме водочки? – спросила я куда-то вверх.
– И кидерсиприз кипи, – ответили мне откуда-то снизу.
«Сиприз» был сожран прямо в лесу, на лужайке, так как бабуля моя ни капелечки не верит в спасительную силу шоколада. «Вотка» убереглась в дамской сумке, поскольку в спасительную силу «синь-вина» бабушка верит еще меньше.
По счастью, запалился только Ф. из-за своей дурацкой привычки вытирать руки об одежду, и изливавшая желчь бабуся забыла обшмонать мою сумку.
До 21 нуль-нуль я слушала про рост редиски, заморозки, долгоносиков и парник, а после отправилась к себе в комнату и приступила к распитию. Называвшаяся «Путинкой» водка вполне оправдывала свое название, потому что уже очень скоро из меня попер чистый президент. Правда, это был так себе президент… С прищуром, всклокоченный и без галстучишки, но бабан ни хрена не поняла. Ее не удивил мой внезапный приступ любопытства касательно полива томатов и нисколечко не поразила прочувственная речь «А завтра мы посадим голубые ели», и все вообще было очень хорошо, пока меня не угораздило прочитать ей про Урганта. Бабушка моя, свято верящая в то, что я веду вещание прямо в Кремль, ни фига не врубилась в искусство и сделала глубокомысленный вывод.
– Они тебя убьют, – сказала она.
– Кто это меня убьет? – удивилась я.
– Урганты, – невозмутимо ответила бабуля.
– Как это?
– А навалятся и убьют. – Бабушка сделала жест руками, показывающий, как именно Урганты будут давить мою уходящую молодость.
– Страшно, – честно сказала ей я.
– А то! – вздохнула старушка.
До трех часов ночи мы обсуждали план спасения от злодейских Ургантов, и дальнейший сон мой был непродолжителен и тревожен.
Утро не принесло ничего хорошего, а вместо этого приехали маман с сюпругом. Порядком поскандалившие дорогой, они были пугающе бодры и с планами, и не было им никакого дела ни до меня, ни до кроссовок, ни до Ургантов.
– Надо ехать в Ступино, у меня вся рассада сдохла, – порешила маман и махнула зеленым флагом.
Поехали. Они – впереди с Фасолием и пакетами, я сзади – с печенью и в мыслях. Прибыли на рынок, распределились. Маман поперлась рассаду погаже рассматривать, муж в шурупчики, а я красной рожей ступинцев распугивать, чтоб не задавались. И вот распугиваю я их, распугиваю и вдруг смотрю – кроликов по сходной цене продают. Я раз – шасть мимо кроликов, два – шасть, на третий не выдержала, подошла.
– Почем зайчики, тетенька? – у торговки спрашиваю, а сама по сторонам оглядываюсь – как бы родственники не всплыли.
– Сто рублей, – отвечает.
– Серенького заверните быстро, – шиплю я.
Тетка понимающая попалась: кролик – это ведь товар особенный, без подходу не продашь, – завернула мне какого-то в мешок и под мышку сунула.
И вот верите, до этого все у меня плохо было. И кроссовок нет, и Любовь Всей Моей Жизни № 6 захомутали, и Ургант опять же… А тут вдруг как-то отпустило. Иду, дышу туманами, за пазухой кролик с жизнью прощается, а на душе легко и радостно, даже похмел отпускает. По правде говоря, шла я долго – все-таки родственники у меня очень неохочие до сюрпризов. Дорогой имя придумала – Филимон. Собственно, с именем придумалась и предварительная речь, гениальная, как и все краткое: «Это вот Филимон». Ни прибавить, ни убавить. И даже кое-что из кролиководства вспомнилось. Правда, немного. В детстве у меня книжка была такая – «Подарок юному кролиководу», дедушка откуда-то припер, в сортире у нас валялась. Уж не знаю, что я там читала, а только отчего-то в памяти постоянно всплывает одна изумительная фраза. А именно: «Мороз юному кролиководу только на руку». Меня даже если ночью разбудить и спросить, дескать, Кать, ты чё-нить про кроликов знаешь, я, конечно, сначала как следует обложу, а потом все равно скажу про мороз. Который на руку. Юному кролиководу. Ну бывает так… С кролиководами…
С кролиководами вообще всякое бывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50