Малыш успел выхватить нож, чтобы обрезать веревку, но мощный рывок
двух тел скинул его в пропасть. Нелепо взмахнув руками, малыш пытался
удержаться и кинул нож в скалу. Не долетев, нож стал падать, перевернул-
ся и, как опущенный меч, сверкающим бликом упал в темноту, в снег, став-
ший землей братской могилы.
Глава сорок первая
--===Северный ветер с юга===--
Глава сорок первая
Утренний сон, как белая кружевная занавеска. Ее сдергивает будильник ежедневно
в семь часов. Я открываю глаза и смотрю на солнечное окно, где ветер, как
щенок, мотает пузырь тюля.
Мне опять снился этот сон. В первый раз я увидел его после возвраще-
ния из санатория. С тех пор он является мне время от времени, каждый раз
с продолжением и новыми персонажами, кто-то уходит из сна, кто-то прихо-
дит... Сон черно-белый, я даже во сне знаю, что именно он мне снится,
потому что все остальные мои сны цветные, цветовые...
...Фотоаппарат с тусклым глазом объектива в окончании положенной на-
бок ребристой пирамиды черной гармошки прикрыт темной накидкой и покоит-
ся на тяжелой треноге. Я стою рядом с ним, софиты дежурного освещения
высвечивают павильон ателье, расставленные в два ряда венские стулья с
гнутыми спинками, большое тусклое зеркало в тяжелой раме на стене и
толстые плюшевые портьеры. Когда из раздергивают, то входящего как бы
вталкивает поток пыльного солнечного света.
На стуле в центре павильона уже сидит тетя Паша из женской палаты,
она мелко, по-старушечью, оправляет платье с кружевами, на голове у нее
чепец, завязанный под подбородком в бант широкими атласными лентами. Она
манит меня к себе сухим пальчиком и лукаво улыбается фарфоровыми зубами:
- Валера, сынок, ничего, что я так опоздала? Уж так торопилась, так
торопилась, да ноги совсем не идут, будь они неладны. Пока сундук откро-
ешь, пока платья достанешь, пока отгладишь, а кружева и впрямь красивые,
скажи? И на все это время, время, время надо, знаешь сколько? То-то и
оно. А ведь его у меня не так много и осталось, времени-то. С другой
стороны, ума не приложу на что его тратить. Раньше все на людей тратила,
а сейчас вроде на себя надо, а не хочется, привыкла. И что интересно по-
лучается, что не нужно мне ни денег, ни нарядов, лишь бы солнышко уви-
деть утром да день прожить. Спасибо, что не забыл, пригласил старуху.
Ты, сынок, рюмочки обязательно припаси - я флакончик коньяка захватила с
собой, уж как не выпить по случаю встречи? И народу-то сколько, гляди,
гляди...
Шторы распахнулись, солнечный свет очертил темную фигуру входящего и
пробился узким лучом сквозь дырку в его груди. Степан Груздев. Студент.
- Валерий, здравствуй! Слушай, я все-таки решил вступить в студенчес-
кое научное общество, о котором ты писал сценарий.
Может, встречу там свою Машу Пашину, - он широко заулыбался. - Машу
Степину. И поставят мне памятник около родного Бауманского училища, я
уже местечко присмотрел.
Он заметил, что я, не отрываясь, смотрю на его солнечную круглую ды-
рочку в груди и махнул рукой:
- А это мне солнце прожгло, на юге загорал. Но ты не волнуйся, это
совсем не больно, ни капельки и даже есть средство, которое здорово по-
могает.
Степан книгой, которую держал в руках, прикрыл, погасил солнечный лу-
чик. Я прочитал на обложке: "Сенека".
За Груздевым стали входить мои сопалатники из диспансера.
Грузно протопал Сажин, мрачно поздоровался:
- Стулья у тебя крепкие? Выдержат? А то у меня голова тяжелая, то ли
от мыслей всяких. то ли с похмелья. Пыльно у тебя тут, порядка мало. Ку-
да садиться? Почему не распорядился? А то все, что хотят, то и творят.
Гальштейн вошел боком, как бы протиснулся в щелочку между портьрами:
- Валерий Сергеевич, здравствуйте! Мне можно пройти? А куда мне
сесть? Здесь места пронумерованы? Нет? Значит, я могу сам выбирать? Как
это правильно, когда сам. А как лучше фотографироваться? Стоя или сидя?
Ой, я вас прошу, только в профиль не надо, можно только в анфас? А куда
смотреть? А куда идти? А что делать? А как жить?
Он пошел в сторону, все время улыбаясь, непрерывно кивая головой по
сторонам, продолжая безответно спрашивать...
Аркадий Комлев крепко пожал мне руку.
- С Крайнего Севера добирался, вон сколько суток в дороге, все думал,
Валерий, как мне быть, что мне делать со своей женой, ты-то как поступил
со своей?
- Он думал не как ему быть, а кого ему бить! - вынырнул из-за плеча
Аркадия Леха Шатаев.- Здорово, пресса! Дашь кодеинчику, а то кашлять
начну - все фото испорчу?! Пойти у бабки, что в центре сидит, зубы взять
взаймы?
- Успокойся, Алеха, кодеин есть, - у Коли Хусаинова поверх больничной
пижамы смотанная бухта веревки через плечо. - Целый мешок. Лопнул, прав-
да. И руки надо разжать, а то свело. Мне теперь их часто сводит, как
тогда на крыше. Жаль, что разжать могут только пожарные.
Леха заулыбался беззубым ртом.
- Не дрейфь, разожмем. У нас один к ящику прмерз и то отодрали.
Титов, босой, кутаясь в халат, вошел, невысоко поднимая желтые, худые
ступни ног. Одну руку он втянул в рукав - так мальчишки прячут от взрос-
лых папироски. Подошел ко мне, прижал заговорщически палец к губам и по-
казал судорожно сжатое лезвие бритвы. Прошептал, злорадно усмехаясь:
- Не дамся я ей...
За ним под неслышную музыку плавно плыла Нина, постреливая по сторо-
нам диковатыми глазами. Она лукаво улыбнулась мне, взмахнула рукавами и,
кружа вокруг меня, сквозь стиснутые зубы, гортанно проговорила:
- Ду ю спик инглиш? Я ду, но только об этом никто не должен знать в
Грузии.
За ней под руку с Надей подошел Костя Веселовский. Надя полезла в
карман, достала рубль, демонстративно отдала его Косте и показала мне
язык.
- Только мы, страдающие, понимаем друг друга... - она метнула быстрый
взгляд на Константина, - не то, что другие, верно, Костик?
- Ты жену мою не трожь. Она тоже не виноватая. Тяжело ей без мужика,
скажешь не так? Ну, ничего, вот я вернусь и покажу ей. Я всем покажу. И
тебе покажу. Прикрылась бы, бесстыдница!
Я увидел, что грудь у Нади обнажена, такая круглая и ощутил на губах
теплоту ее сосков.
- Нравится? - оскалился мне на ухо Семеныч, закашлялся, внимательно
через очки осмотрел всех сидящих на стульях и напавился к тете Паше.
Екатерина Павловна прошла, немного виновато улыбаясь. Она гнулась в
одну сторону, держа обеими руками прижатую к боку тяжелую хрустальную
вазу. В вазу из бока стекала жидкость.
- Теперь у нас дом - полная чаша, - сказала она. - А если чего не
хватает, то на участок ездим, я же там здоровье оставила.
Егор Болотников появился в драной рубахе, с повязкой на глазах,
сквозь которую просвечивали безумные, широко открытые глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46