Неожиданно для себя я снова оказался на берегу реки, где под волнами остался мой дневник, где я принял гидру за дерево.
Клетки гидры, наверное, обладают удивительным активным началом: я сам видел, как у гидры восстановились утерянные щупальца. Совсем как у мифической лернейской гидры: на месте сбитой Гераклом одной головы вырастали две новые. Но Геракл прижигал горящими стволами деревьев шеи гидры, с которых сбивал своей палицей головы, и уничтожил гидру — чудовище с телом змеи и девятью головами дракона.
Как много сдернуто покрывал с разных тайн, разгадано загадок природы! Но среди тех, которые еще надо разгадать, остается тайна быстрого восстановления органов пресноводной гидры.
Известно, что пресноводная гидра — существо с полым цилиндрическим телом-мешком. Змееобразные щупальца гидры сокращаются и вытягиваются. Пяткой своей животное присасывается к грунту или камню.
Стрекательные органы гидры больно жалят, парализуют добычу (от ожогов у меня и теперь болят руки). Добыча, которую гидра захватывает и переваривает, просвечивает некоторое время через стенки ее тела. Переварила! И опять стала неподвижным «деревом» из зеленого прозрачного стекла. Но почему цвет гидры светло-зеленый? Наверное, в ее организме находятся зоохлореллы — одноклеточные водоросли. Эти водоросли питаются углекислотой и аммиаком, выделяемыми гидрой, и тем самым очищают воду вокруг гидры.
Тот кусочек гидры, сильно отдающий тухлым яйцом, часть которого я проглотил, а другую приложил к ране, обладал удивительной целебной силой. Почему? Видимо, в организме гидры что-то помогает восстановлению и размножению новых клеток взамен погибших. И это «что-то» и явилось моим лекарством.
Что делать дальше? Мне показалось, что и наступающий вечер об этом тихо задумался. Травы-деревья у берега Великой Медленной реки перестали шуметь. Я смотрел на солнце и не хотел, чтобы оно заходило. А ведь в детстве было совсем иначе: посмотришь на заходящее солнце и с нетерпением ждешь, чтобы оно скорее зашло и сразу же взошло. Тогда хотелось, чтобы в природе все скорее менялось.
Пора спать. Там, в воде, уткнулись в песок мальки — уснули. И шмели в своих земляных гнездах уснули. И, наверное, сама хрустальная гидра уснула. Ослабели и сократились ее щупальца.
Вот и моя пещера.. Ах, почему с таким трудом засыпает мысль человека!
Лист 38
С каждым днем мне все тяжелее было вставать по утрам. Дневник потерян. Я чувствовал себя усталым и старым. Смотрел па реку и думал: все, все унесла вода. Силы мои убывали. Я слушал, как шумят травы, и не верил себе: неужели это я так весело и дерзко прошел через джунгли, принес с собой тяжелый груз, пустился в смелое плавание?
У меня было несколько плетеных гамаков. Их я отобрал у паука. Пауки ведь ткут паруса, сетки, мешки, трубки, колокола, гамаки…
В теплые ночи спал я чаще всего не в пещере, а в гамаке, который подвешивал под большими листьями. Однажды утром проснулся, когда солнце только всходило. Открыл глаза — и увидел перед собой лицо очень странного человека. Мне оно показалось чуть-чуть знакомым. Я приподнялся и стал пристально вглядываться в это лицо. И оно тоже стало приближаться ко мне. «Какое горькое, жалобное выражение у него! — подумал я. — Что с ним случилось, где я его видел?» Повернул голову. При свете утреннего солнца из-за редких ветвей и стволов, окружавших меня, глянуло много людей, но у всех у них такие же лица, как у моего незнакомца. И каждое лицо почему-то расширилось, расплылось. И тут уж я не мог не засмеяться: это все — отражения моего лица в каплях росы. Росинки-зеркала. Я стал всматриваться и разглядывать себя в зеркале, которое висело предо мной на слегка согнутой ветке: глаза лихорадочные, виски впалые.
Вот каким увидел я себя в это утро, яркое и солнечное.
Нектар, пыльца, семена, зерна — все это имелось у меня с запасом. Но истощенный организм нельзя восстановить только растительной пищей. Надо прибавить животные белки и жиры.
Глянув вниз, с гамака, я увидел, как тонкая оса, упираясь ногами в землю и подняв крылышки, волочит по земле огромную жирную гусеницу. Вот оса отбежала от своей жертвы, стала копать ямку, но потом вернулась, как бы проверила — на месте ли добыча! и снова подбежала к ямке. И копает, копает. Я вижу как гусеница делает слабые движения: оса, прежде чём притащить ее сюда, парализовала уколами нервные центры. Гусеница ни жива ни мертва. Скоро оса выроет ямку, втащит туда гусеницу и отложит на ее тело яичко. И личинка будет жить за счет гусеницы, развиваться, превратится в осу.
Но я голоден. Осторожно спустился с гамака и стал пробираться к гусенице.
Нет, такая пища мне сегодня не по душе. Надо поискать другую.
Я посмотрел на реку — там столько мальков! Надеть скафандр и ловить рыбу? Но чем ловить? Сетями пауков. Чем не рыболовная снасть? Ими я перегорожу один из протоков реки.
Рыба будет!
Лист 39
Каждый день спускался я на дно реки, надевал скафандр и осматривал свой невод. Конечно, мальки попадались не часто. К рыбной пище я стал привыкать.
Один самый большой колокол серебрянки я приспособил для хранения улова: перевернул его, привязал к веткам куста, склонившимся над рекой. Получился сачок.
Лист 40
Шли дни, а я все еще не оставлял эти места.
Всякий раз, спустившись на дно, я не сразу направлялся к моему неводу, а подходил к затону. Все присматривался, не лежит ли там мой дневник — пачка листков, запечатанная в воске. Но дневника не было. Как и раньше, у входа в затон стояла светло-зеленая гидра и тянулись по воде ее щупальца.
Конечно, мой дневник мог вывалиться из мешка и не в затоне, а в другом месте реки. Но все же надо непременно попытаться пробраться в затон, где обитает гидра. Не остался ли там дневник?
У меня были в запасе сети, неводы, мешки.
И вот однажды я решился: накину на гидру сеть и обшарю затон. Несколько шагов отделяло меня от гидры, когда, заслоняя ее, мимо проплыла огромная черная рыба. Я отбежал, прижался к береговому обрыву и увидел, что из грунта торчит какое-то животное, извивается, буравит грунт.
Оно вгрызалось в землю, пыталось скрыться. Не удавалось: грунт не поддавался, видимо, мешали плитки известняка.
Животное упало на дно, стало уползать. Змея? Тело, составленное из гигантских колец, подтягивалось, извиваясь в разные стороны, и при этом казалось, что кольца движутся сами по себе. Змея то сокращалась, то становилась длиннее. Через мгновение на змею кинулась черная огромная рыбина. Резки и неожиданны были движения этого хищника, который тоже то сокращался, то удлинялся. Только челюстные пластинки, усаженные острыми зубами, и несколько глаз успел я рассмотреть. Не скоро я догадался, что вижу пиявку, схватившую дождевого червя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Клетки гидры, наверное, обладают удивительным активным началом: я сам видел, как у гидры восстановились утерянные щупальца. Совсем как у мифической лернейской гидры: на месте сбитой Гераклом одной головы вырастали две новые. Но Геракл прижигал горящими стволами деревьев шеи гидры, с которых сбивал своей палицей головы, и уничтожил гидру — чудовище с телом змеи и девятью головами дракона.
Как много сдернуто покрывал с разных тайн, разгадано загадок природы! Но среди тех, которые еще надо разгадать, остается тайна быстрого восстановления органов пресноводной гидры.
Известно, что пресноводная гидра — существо с полым цилиндрическим телом-мешком. Змееобразные щупальца гидры сокращаются и вытягиваются. Пяткой своей животное присасывается к грунту или камню.
Стрекательные органы гидры больно жалят, парализуют добычу (от ожогов у меня и теперь болят руки). Добыча, которую гидра захватывает и переваривает, просвечивает некоторое время через стенки ее тела. Переварила! И опять стала неподвижным «деревом» из зеленого прозрачного стекла. Но почему цвет гидры светло-зеленый? Наверное, в ее организме находятся зоохлореллы — одноклеточные водоросли. Эти водоросли питаются углекислотой и аммиаком, выделяемыми гидрой, и тем самым очищают воду вокруг гидры.
Тот кусочек гидры, сильно отдающий тухлым яйцом, часть которого я проглотил, а другую приложил к ране, обладал удивительной целебной силой. Почему? Видимо, в организме гидры что-то помогает восстановлению и размножению новых клеток взамен погибших. И это «что-то» и явилось моим лекарством.
Что делать дальше? Мне показалось, что и наступающий вечер об этом тихо задумался. Травы-деревья у берега Великой Медленной реки перестали шуметь. Я смотрел на солнце и не хотел, чтобы оно заходило. А ведь в детстве было совсем иначе: посмотришь на заходящее солнце и с нетерпением ждешь, чтобы оно скорее зашло и сразу же взошло. Тогда хотелось, чтобы в природе все скорее менялось.
Пора спать. Там, в воде, уткнулись в песок мальки — уснули. И шмели в своих земляных гнездах уснули. И, наверное, сама хрустальная гидра уснула. Ослабели и сократились ее щупальца.
Вот и моя пещера.. Ах, почему с таким трудом засыпает мысль человека!
Лист 38
С каждым днем мне все тяжелее было вставать по утрам. Дневник потерян. Я чувствовал себя усталым и старым. Смотрел па реку и думал: все, все унесла вода. Силы мои убывали. Я слушал, как шумят травы, и не верил себе: неужели это я так весело и дерзко прошел через джунгли, принес с собой тяжелый груз, пустился в смелое плавание?
У меня было несколько плетеных гамаков. Их я отобрал у паука. Пауки ведь ткут паруса, сетки, мешки, трубки, колокола, гамаки…
В теплые ночи спал я чаще всего не в пещере, а в гамаке, который подвешивал под большими листьями. Однажды утром проснулся, когда солнце только всходило. Открыл глаза — и увидел перед собой лицо очень странного человека. Мне оно показалось чуть-чуть знакомым. Я приподнялся и стал пристально вглядываться в это лицо. И оно тоже стало приближаться ко мне. «Какое горькое, жалобное выражение у него! — подумал я. — Что с ним случилось, где я его видел?» Повернул голову. При свете утреннего солнца из-за редких ветвей и стволов, окружавших меня, глянуло много людей, но у всех у них такие же лица, как у моего незнакомца. И каждое лицо почему-то расширилось, расплылось. И тут уж я не мог не засмеяться: это все — отражения моего лица в каплях росы. Росинки-зеркала. Я стал всматриваться и разглядывать себя в зеркале, которое висело предо мной на слегка согнутой ветке: глаза лихорадочные, виски впалые.
Вот каким увидел я себя в это утро, яркое и солнечное.
Нектар, пыльца, семена, зерна — все это имелось у меня с запасом. Но истощенный организм нельзя восстановить только растительной пищей. Надо прибавить животные белки и жиры.
Глянув вниз, с гамака, я увидел, как тонкая оса, упираясь ногами в землю и подняв крылышки, волочит по земле огромную жирную гусеницу. Вот оса отбежала от своей жертвы, стала копать ямку, но потом вернулась, как бы проверила — на месте ли добыча! и снова подбежала к ямке. И копает, копает. Я вижу как гусеница делает слабые движения: оса, прежде чём притащить ее сюда, парализовала уколами нервные центры. Гусеница ни жива ни мертва. Скоро оса выроет ямку, втащит туда гусеницу и отложит на ее тело яичко. И личинка будет жить за счет гусеницы, развиваться, превратится в осу.
Но я голоден. Осторожно спустился с гамака и стал пробираться к гусенице.
Нет, такая пища мне сегодня не по душе. Надо поискать другую.
Я посмотрел на реку — там столько мальков! Надеть скафандр и ловить рыбу? Но чем ловить? Сетями пауков. Чем не рыболовная снасть? Ими я перегорожу один из протоков реки.
Рыба будет!
Лист 39
Каждый день спускался я на дно реки, надевал скафандр и осматривал свой невод. Конечно, мальки попадались не часто. К рыбной пище я стал привыкать.
Один самый большой колокол серебрянки я приспособил для хранения улова: перевернул его, привязал к веткам куста, склонившимся над рекой. Получился сачок.
Лист 40
Шли дни, а я все еще не оставлял эти места.
Всякий раз, спустившись на дно, я не сразу направлялся к моему неводу, а подходил к затону. Все присматривался, не лежит ли там мой дневник — пачка листков, запечатанная в воске. Но дневника не было. Как и раньше, у входа в затон стояла светло-зеленая гидра и тянулись по воде ее щупальца.
Конечно, мой дневник мог вывалиться из мешка и не в затоне, а в другом месте реки. Но все же надо непременно попытаться пробраться в затон, где обитает гидра. Не остался ли там дневник?
У меня были в запасе сети, неводы, мешки.
И вот однажды я решился: накину на гидру сеть и обшарю затон. Несколько шагов отделяло меня от гидры, когда, заслоняя ее, мимо проплыла огромная черная рыба. Я отбежал, прижался к береговому обрыву и увидел, что из грунта торчит какое-то животное, извивается, буравит грунт.
Оно вгрызалось в землю, пыталось скрыться. Не удавалось: грунт не поддавался, видимо, мешали плитки известняка.
Животное упало на дно, стало уползать. Змея? Тело, составленное из гигантских колец, подтягивалось, извиваясь в разные стороны, и при этом казалось, что кольца движутся сами по себе. Змея то сокращалась, то становилась длиннее. Через мгновение на змею кинулась черная огромная рыбина. Резки и неожиданны были движения этого хищника, который тоже то сокращался, то удлинялся. Только челюстные пластинки, усаженные острыми зубами, и несколько глаз успел я рассмотреть. Не скоро я догадался, что вижу пиявку, схватившую дождевого червя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84