Военные трофеи были впечатляющими: три диверсанта в полной боевой экипировке, скоростная надувная лодка с мощным подвесным мотором, три акваланга, рация, непонятные взрывные устройства и еще что-то весьма грозное. Ко всему тому был еще небольшой довесок: бедолага судовой врач, которого, оказывается, похитили ночью морские пехотинцы. Он связанный, обоссавшийся от напряжения, полузадохнувшийся, с заклеенным ртом был обнаружен под брезентом в резиновой лодке.
Лягушат (а вовсе не грозный боевых пловцов) пришлось нести на руках. Все двинули на корабль, где кавалькаду ожидал старпом, вышагивающий в быстром нетерпеливом ритме вдоль бортовых лееров и яростно потиравший руки. Он даже не пытаясь скрывать садистического удовольствия, настроения мести. Вообще, если верить литературным откровениям Александра Покровского (современного Новикова-Прибоя), книги которого, безусловно, читал всякий уважающий себя моряк, то старпом, прежде всего, обязан ценить «великую оздоровительную силу русского мата», которую нельзя разменивать по мелочам. Но поимка трех диверсантов – это вам не мелочи. И старпом такую практику понимал очень хорошо, он просто был обязан высказать все, что думает о собратьях по оружию, именно сейчас и прямо в лицо. Но когда он увидел три обвисших, почти безжизненно, тела, то у него хватило ума приостановить словесную экзекуцию.
Старпом, как утверждал тот же Шура Покровский, «слышал мат еще через мамину плаценту», а потому во взрослой жизни ему неимоверно трудно сдержать поток выражений, так рано застрявших в памяти, а может быть перешедших уже на подсознательный, генетический уровни. Ударную арию пришлось скомкать, и это отразилось на настроении старпома: ему пришлось прибегнуть к психологическому «замещению», сорвав кипящую энергию на мичмане из БЧ-5, который из-за любопытства, оторвался от своих механизмов и, наблюдая движение кавалькады вооруженных людей, просто перевесился через леера. То был не самопроизвольный выговор, а экспрессивная цитата из Покровского («покро-висто», иными словами):
– Прособаченный карась! Ты куда, шелупь паскудная, выполз?! Ты, кака голубая, неужели, у меня на глазах, хочешь нырнуть за борт и ляпнуться башкой о бетон слипа. А я потом должен буду сгребать твои мозги в кучу, перекладывать их в полихлорвиниловый пакет и отвозить в морг к судебным медикам на идентификацию!? Ты, верно, думаешь, что у старпома нет иных задач, как только заниматься воспитательной работой с трупами?! А ну, быстро в трюм, да пулей на свой боевой пост!
Распеленованный и отдышавшийся доктор с подводной лодки мучился от превходящего с вечера истекших суток перепоя. Ко всему тому доктору добавили частичную асфиксию, чуть-чуть не закончившуюся летальным исходом. Он явно нуждался хотя бы в половине стакана «шила», которое старпомом СКР тут же и было отпущено. «Медицину необходимо холить и приободрять всесторонне»! – было резюме справедливого отца-командира. После всех переживаний и лечебного приободрения, доктор впал в другую крайность, свидетельствующую о том, что он принадлежит к славному клану военных, а не гражданских, мирных, медиков. Он, словно оживший лев, все рыкал и скрипел зубами, пытаясь, видимо, от стыда и возмущения по поводу пережитого, да и мокрых штанов, посильнее пнуть диверсантов. Его пришлось успокаивать, охолонуть напоминанием о клятве Гиппократа.
Вместо жестокого нагоняя, дежурному офицеру теперь грезилась благодарность, а то и награда – медаль на грудь. Он уже, порасспросив Володю кое о чем, выдвигал однозначную гипотезу – воспитанник был послан им сознательно, после изучения его боевых способностей. То была своего рода приманка, ловля на живца. Ну, а караульная группа была наготове – страховала курьера. Так точно и было доложено высокому начальству в штаб.
В корабельном лазарете не без труда врач привел в чувство троих пострадавших диверсантов. Несложными манипуляциями он определил, что травмы, несовместимые с жизнью, отсутствуют, но все же лучше сбыть пострадавших в морской госпиталь. Как выразился корабельный эскулап, «они слишком слабы». Как бы подыгрывая заботливому лекарю, диверсанты – три огромных мужика – слегка постанывали, однако делали вид, что крепятся, стараются не замечать боль. Когда их навестил старпом, старший диверсант (командир группы, прапорщик) задал первый вопрос, который, очевидно, его волновал, даже при нахождении в полной отключке:
– Товарищ капитан-лейтенант, кто тот зубр, который нас так лихо скрутил, по какому году он у вас служит и что за странный вензель у него на погоне – буква "Н", что ли?
Старпом даже не пытался скрыть злорадство. Он заявил по-барски – легко и просто, а по-русски – цинично и откровенно:
– Вас, мудаков, куриц мокрых, дохлых рыб, стреножил всего лишь воспитанник Нахимовского военно-морского училища, проще говоря, «питон» – шестнадцатилетний парень. Ясно, гвардейцы?! Вы по уши в говне, в жопе!
Услышав такую новость прапорщик застонал так, словно получил пулю прямо в мошонку, и на глазах у него появились слезы; остальные головорезы раскрыли рты и надолго забыли их захлопнуть. Это была уже катастрофа для профи, как говорится, полный абзац! Старпом был все же слегка воспитанный человек, а потому офицерская его честь требовала дать возможность трем горлохватам в уединении оплакать свое горе, свалившееся через откровенное унижение.
Старпом тихо вышел из лазарета, зажал железную дверь всеми четырьмя кремальерами и выставил четырех часовых с автоматами. Он и сам спешил взглянуть внимательнее на юного волкодава, сумевшего на глазах у всего честного народа потушить трех мордоворотов из спецназа, на счету у которых, наверняка, сотни всяких смертоубийственных пакостей. Старпом поднялся на верхнюю палубу, где морячки продолжали приборку, подозвал к себе Сергеева: тот четко и по уставу подбежал, доложился и вытянулся в струнку, ожидая приказаний от старшего по званию. Старпом пристально всматривался в лицо этого уникального по меркам военного человека парня, крепко пожал ему руку и с чувством вымолвил:
– Ты сокол, парень! Где бы я не служил – приходи запросто, всегда рад буду совместной службе. Дай Бог тебе удачной карьеры.
– Служу России! – был ответ нахимовца, смущенного трогательной искренностью зрелого моряка.
Понятно, что «долг платежом красен»: ночью диверсанты, прикидывавшиеся до того весьма умело «угробленной телятиной» (термин старпома) раскрутили болты на широких квадратных иллюминаторах лазарета и дали тягу. Трудно было представить, как им удалось это. На прощанье «больные», нуждающиеся в срочной отправке в госпиталь, вывели из строя ряд приборов на артиллерийских и ракетных установках, расположенных на верхней палубе, приготовили «вонючую подлянку» (термин старпома) из подручных средств, связали и отобрали оружие у часовых, охранявших лазарет снаружи, отыскали свою собственную амуницию и растворились во мраке ночи, как люди-призраки – японские ниньзи!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104