Один раз путники заметили на юге, у самого горизонта, какие-то строения, и Эйле сказала, что это верхушки башен Уркиса.
На одном из привалов Орми пришлось разводить огонь.
– Валяй, Орми, – подбодрил его Кулу. – Сегодня твой черед воевать с этим поганым лишайником. Он горит хуже иной соплянки, и я не прочь посмотреть, как ты будешь мучиться.
– Дай кремешок, – сказал Орми.
– А это у тебя что, олух? – Хреса ткнула пальцем в мешочек, висевший у Орми на шее.
– Это не то.
– А что же?
– Да так.
– Ну-ка, ну-ка. – Ядозубы обступили Орми. – Что за секреты от друзей? Говори! Ишь, змеиная рожа, секреты у него.
– Да я и не смотрел даже. Клыкач дал…
– Развязывай!
Орми снял мешочек, развязал и извлек оттуда круглый гладкий камень поменьше кулака. Он был почти прозрачный, и в нем переливались и клубились неясные тени и блики. Присмотревшись, Орми разглядел в камне тысячи крошечных лиц, перекошенных злобой и ненавистью. Все лица были разные. Они зарождались в центре камня, росли, поднимаясь к поверхности, и таяли, коснувшись ее.
Ядозубы попятились.
– Э! Ты что, сдурел? Это ж яйцо Клыкача!
– Так и вез его с собой? Да оно же сейчас вырвется!
– Брось его, – властно сказал Кулу. – Пусть лежит здесь. Эй, братцы, поехали! Потом отдохнем.
– Нет, не брошу. – Орми спрятал яйцо обратно в мешок. – Клыкач обещал нам помощь. Это яйцо может сослужить нам большую службу. Подумайте, ведь это оружие, да какое! И потом, Клыкач должен сам прокусить его своим зубом, чтобы высвободилось то, что сидит внутри. Нам нечего бояться.
Дня через два путники заметили гуганский патруль – двадцать всадников на тяжелых мохнатых конях. Они ехали с юга наперерез мамонтам.
– Враги? – спросил Кулу, поворачиваясь к Орми и Эйле. Те кивнули. – Наконец-то, – оскалился Кулу. – Я уж думал, Улле сдастся нам без боя. Ну, давай, Мама…
– Постой, – сказала Эйле. – У них громовые жезлы. Они убьют нас прежде, чем мы приблизимся.
– Ага. – Кулу нахмурился, поерзал на мамонтихиной шее. – Ну, тогда жги их к змееножьей матери смертным словом. У этих возьмем жезлы, а с другими уж будем биться, как положено.
– Не могу, – сказала Эйле. – Я не могу это делать по своему желанию. И потом, их не за что жечь.
– Как это не за что? А, что толку с тобой разговаривать. Думаешь, я не запомнил? Ну-ка… – Кулу вытянул руку и произнес с ненавистью: – Угахатан… вонючие гуганяне… кудур!
Из носа Кулу брызнула кровь, несколько прядей волос мгновенно поседели, он пошатнулся и неминуемо упал бы с мамонта, если б его не поддержал Барг.
– Проклятье! – прохрипел Кулу.
– Заклинатель нашелся, – буркнул Барг. Гуганяне как ни в чем не бывало приближались.
– Спокойно, – сказал Орми. – Откуда им знать, кто мы такие. Прикинемся гуганянами. Скажем, что спешим с секретным поручением в Дуль-Куг.
– Так они и поверили, – проворчал Барг, снимая с плеча лук.
Гуганяне подъехали совсем близко и остановились, преградив им путь.
– Стойте! – крикнул один из воинов. – Именем Сурта! Кто вы такие и куда направляетесь? Почему мамонты не меченые? Покажите ваши бумаги!
– Пшел вон, – сказал Кулу хрипло. – Дерьмо ты. Еще мне поуказывай. Я, может быть, еду с секретным поручением в этот… вонючий… как его…
– Дуль-Куг! – сказал Орми.
– Бумаги! – заорал гуганянин. – Слазьте, Улле вам в зад!
Кулу внезапно успокоился и ухмыльнулся.
– Уже слезаем, – сказал он и молниеносным движением метнул копье в ближайшего всадника. И тут же натянул лук. – Топчи их, Мама! Га!
В гуганян полетели копья и стрелы, а мамонтиха бросилась в бой, мотая головой и размахивая хоботом. Ее бивни сбили с ног пять или шесть лошадей, а двум выпустили потроха, прежде чем гуганяне опомнились и подняли громовые жезлы. Загрохотали выстрелы, что-то со стуком отскочило от широкого лба мамонтихи, а Эрк схватился за левое ухо. Но тут на гуганян налетел Белолобый. Орми, свесившись на бок, проткнул копьем одного, потом другого врага. Обезумевшие кони метались и вставали на дыбы, а мамонты валили их бивнями и топтали ногами. Три всадника бросились наутек. Они мчались на юг, не оборачиваясь и отчаянно погоняя лошадей. Мама припустилась следом, но кони бежали быстрее. Стрела Кулу догнала одного из беглецов, а двое ушли. Белолобый тем временем расправился с остальными.
Одного гуганянина взяли живым. У него была раздавлена ступня. Эрк лишился уха, Кулу был ранен в руку, и совсем плохо было с Хресой. Ей прострелили бок.
– А мы разбогатели, – сказал Кулу, оглядываясь после боя – Раз, два… пятнадцать громовых палок, не считая помятых.
Пленный дрожал мелкой дрожью, обезумев от боли и страха. Кулу брезгливо осмотрел его и сказал:
– От этой ноги толку не будет.
И отрубил ему раздавленную ступню. Потом ядозубы промыли и кое-как перевязали свои раны обрывками гуганских одежд. Спустя короткое время все трупы были начисто обобраны и раздеты догола.
– Жрать мы вас не будем, – сказал Кулу груде искалеченных тел. – Волки вас сожрут.
Ядозубы облачились во все гуганское, нагрузили мамонтов оружием и наспех увязанными тюками с одеждой и продолжили путь.
– Надо спешить, – сказал Орми, – пока те беглецы не вернулись с подкреплением.
Эйле ехала теперь позади Хресы и поддерживала ее, чтобы та не упала.
– Не умирай, пожалуйста, – шептала Эйле. – Ты должна жить. Разве ты не хочешь увидеть, как засияет Солнце над миром? А оно засияет обязательно. Скоро, Хреса. Потерпи.
Дней через пять они достигли подножий Предельных гор. Пленный к тому времени был допрошен и зарезан Кулу без тени сожаления. Гуганянин объяснил, как пользоваться ружьями, и весьма приблизительно – дорогу в Дуль-Куг, одно упоминание о котором вызывало у него дрожь, едва ли не судороги. Но все его мучения были оборваны ударом ножа в сердце.
А Хресе стало полегче.
Перевалив через гряду холмов – южный отрог Предельных гор, – мамонты повернули на север и поднялись на ледниковое плато. Теперь они шли по плотному, слежавшемуся снегу. Холодный ветер дул путникам в лицо. Дни стали короче – наступила осень. Им удалось убить мохнатого белого козла неизвестной породы, но есть его пришлось сырым – костер развести было не из чего.
На третий день утром они увидели впереди и немного справа, у подножия отвесного каменного утеса, клубы белого дыма. Этот дым или, может быть, пар, вырывался из круглого отверстия во льду. Рыхлое белое облако растекалось по снежной равнине, заползая в трещины громоздящихся к востоку скал. Сверху оно понемногу таяло. Мамонты направились к этой дымной дыре и остановились в четверти мили от нее.
– Ну что, Мама? – Кулу похлопал мамонтиху по затылку. – Хочешь сказать, что это вход в Дуль-Куг?
– Это он, – откликнулась Эйле. Голос ее звучал взволнованно и тревожно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
На одном из привалов Орми пришлось разводить огонь.
– Валяй, Орми, – подбодрил его Кулу. – Сегодня твой черед воевать с этим поганым лишайником. Он горит хуже иной соплянки, и я не прочь посмотреть, как ты будешь мучиться.
– Дай кремешок, – сказал Орми.
– А это у тебя что, олух? – Хреса ткнула пальцем в мешочек, висевший у Орми на шее.
– Это не то.
– А что же?
– Да так.
– Ну-ка, ну-ка. – Ядозубы обступили Орми. – Что за секреты от друзей? Говори! Ишь, змеиная рожа, секреты у него.
– Да я и не смотрел даже. Клыкач дал…
– Развязывай!
Орми снял мешочек, развязал и извлек оттуда круглый гладкий камень поменьше кулака. Он был почти прозрачный, и в нем переливались и клубились неясные тени и блики. Присмотревшись, Орми разглядел в камне тысячи крошечных лиц, перекошенных злобой и ненавистью. Все лица были разные. Они зарождались в центре камня, росли, поднимаясь к поверхности, и таяли, коснувшись ее.
Ядозубы попятились.
– Э! Ты что, сдурел? Это ж яйцо Клыкача!
– Так и вез его с собой? Да оно же сейчас вырвется!
– Брось его, – властно сказал Кулу. – Пусть лежит здесь. Эй, братцы, поехали! Потом отдохнем.
– Нет, не брошу. – Орми спрятал яйцо обратно в мешок. – Клыкач обещал нам помощь. Это яйцо может сослужить нам большую службу. Подумайте, ведь это оружие, да какое! И потом, Клыкач должен сам прокусить его своим зубом, чтобы высвободилось то, что сидит внутри. Нам нечего бояться.
Дня через два путники заметили гуганский патруль – двадцать всадников на тяжелых мохнатых конях. Они ехали с юга наперерез мамонтам.
– Враги? – спросил Кулу, поворачиваясь к Орми и Эйле. Те кивнули. – Наконец-то, – оскалился Кулу. – Я уж думал, Улле сдастся нам без боя. Ну, давай, Мама…
– Постой, – сказала Эйле. – У них громовые жезлы. Они убьют нас прежде, чем мы приблизимся.
– Ага. – Кулу нахмурился, поерзал на мамонтихиной шее. – Ну, тогда жги их к змееножьей матери смертным словом. У этих возьмем жезлы, а с другими уж будем биться, как положено.
– Не могу, – сказала Эйле. – Я не могу это делать по своему желанию. И потом, их не за что жечь.
– Как это не за что? А, что толку с тобой разговаривать. Думаешь, я не запомнил? Ну-ка… – Кулу вытянул руку и произнес с ненавистью: – Угахатан… вонючие гуганяне… кудур!
Из носа Кулу брызнула кровь, несколько прядей волос мгновенно поседели, он пошатнулся и неминуемо упал бы с мамонта, если б его не поддержал Барг.
– Проклятье! – прохрипел Кулу.
– Заклинатель нашелся, – буркнул Барг. Гуганяне как ни в чем не бывало приближались.
– Спокойно, – сказал Орми. – Откуда им знать, кто мы такие. Прикинемся гуганянами. Скажем, что спешим с секретным поручением в Дуль-Куг.
– Так они и поверили, – проворчал Барг, снимая с плеча лук.
Гуганяне подъехали совсем близко и остановились, преградив им путь.
– Стойте! – крикнул один из воинов. – Именем Сурта! Кто вы такие и куда направляетесь? Почему мамонты не меченые? Покажите ваши бумаги!
– Пшел вон, – сказал Кулу хрипло. – Дерьмо ты. Еще мне поуказывай. Я, может быть, еду с секретным поручением в этот… вонючий… как его…
– Дуль-Куг! – сказал Орми.
– Бумаги! – заорал гуганянин. – Слазьте, Улле вам в зад!
Кулу внезапно успокоился и ухмыльнулся.
– Уже слезаем, – сказал он и молниеносным движением метнул копье в ближайшего всадника. И тут же натянул лук. – Топчи их, Мама! Га!
В гуганян полетели копья и стрелы, а мамонтиха бросилась в бой, мотая головой и размахивая хоботом. Ее бивни сбили с ног пять или шесть лошадей, а двум выпустили потроха, прежде чем гуганяне опомнились и подняли громовые жезлы. Загрохотали выстрелы, что-то со стуком отскочило от широкого лба мамонтихи, а Эрк схватился за левое ухо. Но тут на гуганян налетел Белолобый. Орми, свесившись на бок, проткнул копьем одного, потом другого врага. Обезумевшие кони метались и вставали на дыбы, а мамонты валили их бивнями и топтали ногами. Три всадника бросились наутек. Они мчались на юг, не оборачиваясь и отчаянно погоняя лошадей. Мама припустилась следом, но кони бежали быстрее. Стрела Кулу догнала одного из беглецов, а двое ушли. Белолобый тем временем расправился с остальными.
Одного гуганянина взяли живым. У него была раздавлена ступня. Эрк лишился уха, Кулу был ранен в руку, и совсем плохо было с Хресой. Ей прострелили бок.
– А мы разбогатели, – сказал Кулу, оглядываясь после боя – Раз, два… пятнадцать громовых палок, не считая помятых.
Пленный дрожал мелкой дрожью, обезумев от боли и страха. Кулу брезгливо осмотрел его и сказал:
– От этой ноги толку не будет.
И отрубил ему раздавленную ступню. Потом ядозубы промыли и кое-как перевязали свои раны обрывками гуганских одежд. Спустя короткое время все трупы были начисто обобраны и раздеты догола.
– Жрать мы вас не будем, – сказал Кулу груде искалеченных тел. – Волки вас сожрут.
Ядозубы облачились во все гуганское, нагрузили мамонтов оружием и наспех увязанными тюками с одеждой и продолжили путь.
– Надо спешить, – сказал Орми, – пока те беглецы не вернулись с подкреплением.
Эйле ехала теперь позади Хресы и поддерживала ее, чтобы та не упала.
– Не умирай, пожалуйста, – шептала Эйле. – Ты должна жить. Разве ты не хочешь увидеть, как засияет Солнце над миром? А оно засияет обязательно. Скоро, Хреса. Потерпи.
Дней через пять они достигли подножий Предельных гор. Пленный к тому времени был допрошен и зарезан Кулу без тени сожаления. Гуганянин объяснил, как пользоваться ружьями, и весьма приблизительно – дорогу в Дуль-Куг, одно упоминание о котором вызывало у него дрожь, едва ли не судороги. Но все его мучения были оборваны ударом ножа в сердце.
А Хресе стало полегче.
Перевалив через гряду холмов – южный отрог Предельных гор, – мамонты повернули на север и поднялись на ледниковое плато. Теперь они шли по плотному, слежавшемуся снегу. Холодный ветер дул путникам в лицо. Дни стали короче – наступила осень. Им удалось убить мохнатого белого козла неизвестной породы, но есть его пришлось сырым – костер развести было не из чего.
На третий день утром они увидели впереди и немного справа, у подножия отвесного каменного утеса, клубы белого дыма. Этот дым или, может быть, пар, вырывался из круглого отверстия во льду. Рыхлое белое облако растекалось по снежной равнине, заползая в трещины громоздящихся к востоку скал. Сверху оно понемногу таяло. Мамонты направились к этой дымной дыре и остановились в четверти мили от нее.
– Ну что, Мама? – Кулу похлопал мамонтиху по затылку. – Хочешь сказать, что это вход в Дуль-Куг?
– Это он, – откликнулась Эйле. Голос ее звучал взволнованно и тревожно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86