Джейн опасалась, что русские воспользуются этой эвакуацией, чтобы сделать ее основой своей стратегии, что, не будучи в состоянии победить партизан, русские по примеру американцев во Вьетнаме, попытаются разрушить общины, в которых жили партизаны, применив сплошную бомбардировку целых сельских районов. Джейн боялась, что долина Пяти Львов может превратиться в необитаемую пустыню, и тогда Мохаммед, Захара и Рабия окажутся бездомными, без гражданства и какой-либо цели в жизни обитателями лагерей для беженцев. Партизанам нечего будет противопоставить такому глобальному блицкригу, ибо фактически они лишены средств противовоздушной обороны.
Наступала темнота. Женщины медленно возвращались в деревню. Джейн шла рядом с Захарой, прислушиваясь краем уха к разговорам. Одновременно она думала о Шанталь. Ее мысли о ребенке прошли несколько стадий. Сразу после родов она ощутила облегчение и даже избавление. Ее душа переполнялась радостью и ликованием от сознания того, что она произвела на свет живое и здоровое дитя. Но потом на нее нахлынуло противоположное чувство, и она почувствовала себя удивительно несчастной. Джейн не знала, как выходить ребенка и, вопреки народной молве, она не обладала инстинктивными знаниями для этого. И вообще ей было страшно от того, что в ее жизни появился ребенок. Джейн не ощущала избытка обильной материнской любви. Вместо этого ей не давали покоя причудливые и жуткие фантазии, вызывавшие смерть ее ребенка: он то падал в бурную реку, то погибал от бомбы, то его похищал ночью снежный барс. Джейн до сих пор не поделилась с Жан-Пьером этими мыслями из опасения, что он сочтет ее сумасшедшей.
Сложности были и с повитухой Рабией. Так, она заявила, мол, в первые три дня женщины не должны кормить своих младенцев грудью, из которой выделяется совсем не молоко, а что-то другое. Джейн только рассмеялась в ответ, не может быть, чтобы женская грудь по своей природе вырабатывала что-то во вред новорожденному младенцу. В общем, Джейн проигнорировала рекомендацию старухи. Кроме того, хотя Рабия сказала, что новорожденную нельзя обмывать целых сорок дней, Джейн купала Шанталь, как это было принято на Западе, каждый день. Потом Джейн заметила, как Рабия кормит Шанталь подслащенным маслом, которое ребенок слизывал с кончиков ее старых пальцев. Джейн страшно рассердилась. На следующий день Рабия отправилась принимать другие роды, а для помощи Джейн прислала одну из своих многочисленных внучек, тринадцатилетнюю Фару. Это была удачная замена. У Фары не было никаких предубеждений относительно ухода за младенцами. Она просто делала то, что ей говорила Джейн. И денег Фара не требовала, она работала за то, что ей давали поесть – и это было лучше, чем в доме родителей. Кроме того, для нее это был подходящий случай, чтобы набраться опыта по уходу за новорожденными. Фара уже готовилась выйти замуж, скорее всего через год или пару лет. Джейн казалось, что Рабия видит в своей внучке будущую повитуху, и помощь западной медсестре в уходе за ее ребенком несомненно способствовала бы росту авторитета Фары.
С отходом Рабии в сторону Жан-Пьер активнее стал проявлять себя. Он был нежен и предупредителен с Шанталь и вместе с тем внимательно и с любовью относился к Джейн. Именно он настоял на том, чтобы подкармливать Шанталь кипяченым козьим молоком, когда та просыпалась ночью. Для этого Жан-Пьер из своих медицинских запасов соорудил детский рожок и при необходимости сам вставал ночью. Конечно, Джейн всегда просыпалась, когда Шанталь начинала кричать, и уже не ложилась, пока Жан-Пьер кормил дочь из рожка. Но все это было не столь утомительно, и в конце концов Джейн избавилась от ощущения крайнего изнеможения и отчаяния, которые так мучили ее.
В результате, хотя над Джейн все еще довлела озабоченность и неуверенность, она нашла в себе силы для терпения, которые, видимо, дремали в ней, но о которых прежде она даже не догадывалась. Хотя это не были глубокие инстинкты или уверенность в своих потенциальных способностях, Джейн черпала в этом силы для того, чтобы с достоинством преодолевать каждодневные испытания. Джейн ловила себя на мысли, что даже сейчас она почти на час, нисколько не тревожась, могла отлучиться от Шанталь.
Приблизившись к скоплению домов в центре деревни, женщины постепенно исчезали за глиняными стенами дворов. Чтобы попасть к себе в дом, Джейн пришлось спугнуть целую стаю кур да еще отогнать в сторону тощую корову. В доме находилась Фара, которая при свете лампы старалась убаюкать Шанталь. Ребенок еще бодрствовал и, видимо, очарованный пением девушки, разглядывал ее широко раскрытыми глазами. Это была колыбельная с простыми словами и сложной восточной мелодией. «Какой симпатичный ребенок, – подумала Джейн, – с пухлыми щечками, маленьким носиком и голубыми-преголубыми глазами».
Она велела Фаре приготовить чай. Девушка была на удивление застенчивой. Когда она стала работать на иностранку, на первых порах ей с трудом удавалось преодолевать страх. Со временем это возбуждение прошло, и страх перед Джейн превратился в восхищение и преданность к ней.
Несколько минут спустя вошел Жан-Пьер. Его широкие штаны из хлопка и рубашка были в грязи со следами крови. На его длинных каштановых волосах и темной бороде виднелись следы пыли. Выглядел он уставшим. Жан-Пьер был в деревне Кхени, в пятнадцати километрах вниз по долине, чтобы оказать медицинскую помощь пострадавшим от воздушного налета. Джейн приподнялась, чтобы поцеловать его.
– Ну, как там было? – проговорила Джейн по-французски.
– Плохо, – он нежно прижал ее к себе, после чего наклонился над колыбелью Шанталь. – Хелло, крошка – Он улыбнулся, а Шанталь что-то пролепетала в ответ.
– А что же случилось? – спросила Джейн.
– Бомба угодила в дом, где жила семья. Дом был расположен на некотором расстоянии от деревни, и они считали, что так безопаснее. – Жан-Пьер повел плечами – Потом привезли несколько раненых повстанцев, которые южнее приняли бой. Вот почему я так задержался. – Он сел на груду подушек. – У нас есть
– Уже поставила, – проговорила Джейн. – И что, это была засада?
Жан-Пьер закрыл глаза.
– Да, ничего особенного. Доставили на вертолетах солдат, которые по причинам, понятным только им одним, заняли селение. Жители бежали. Мужчины, получив подкрепление, начали обстреливать русских с холмов. Потери с обеих сторон. Потом у повстанцев кончились боеприпасы и они отошли в горы.
Джейн понимающе кивнула. Она с сочувствием относилась к Жан-Пьеру. Это было тягостным делом – оказывать медицинскую помощь жертвам бессмысленной битвы. Бэнда еще никогда не подвергалась оккупации, но Джейн жила в постоянном страхе, что это может произойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105