Джейн сказала:
– Вы разве не получили сообщения? Элейн в Ванкувере, видимо, до воскресенья.
Уже поздно. Будут пробки… Лучше ему остаться здесь, а утром уж отправиться. Ему нравился большой, в английском вкусе загородный дом Элейн, с которым он уже успел сродниться.
24
Портье в «Хилтоне» на Джимми-Дуранте-бульвар назвал Чили номера 168, 169 и 170. Увидев позади мотеля большой припаркованный фургон, он сразу понял, что нашел их. Он постучал в первый из номеров, ему не ответили, но дверь соседнего открылась, и он увидел Биту.
– Привет, директор. Не рано пожаловали. Входите.
– Как проходят гастроли?
– С большим успехом. Публика валом валит на Линду. Проявляет к ней любовь большую, чем мы, ее товарищи, должна вам сказать.
– Что случилось?
– С девочкой этой стало трудновато.
– С Линдой?
– Ну а о ком мы говорим? С Линдой.
– А что ее так изменило?
– Слава, внимание публики. Она буквально упивается ими.
Услышав, как спускают воду в унитазе, Чили бросил взгляд по направлению ванной.
– Она здесь?
– Вообще-то нет, – сказала Вита. – Она в соседнем, сто шестьдесят восьмом номере.
– Я стучал, она не отвечает.
– И тем не менее.
– Наверное, вышла.
– Она там, – сказала Вита.
Из ванной вышел Торопыга, голый по пояс; опустив голову, он попробовал затянуть ремень и выругался, не сумев это сделать. Наконец пряжка была покорена, и он, подняв голову, увидел Чили и сказал: «Господи боже!» – не столько удивленно, сколько смущенно, словно застигнутый за чем-то непозволительным. Преодолев смущение через несколько секунд, он сунул под ремень большие пальцы обеих рук и сказал Чили:
– Приехали все-таки?
– Мой защитник, – сказала Вита.
– Да ладно тебе, забудь, – произнес Торопыга, снимая со стула свою безрукавку. – Завтракать будешь или нет?
– Ты иди, я сейчас приду, – сказала Вита.
Торопыга вышел, и она опять повернулась к Чили со словами:
– Он еще не привык к тому, чтобы его видели с цветной, как он меня называет. И, похоже, никогда не привыкнет.
– Вы двое… что? – удивился Чили.
– Жизнь полна неожиданностей, верно? Вчера вечером возле клуба пьяный хлыщ попытался меня лапать. Почти в шутку, но крошка Торопыга так и взвился и говорит ему: «Отвали, кретин, она со мной». Началась драка. Я боялась, что пьяный хлыщ убьет Торопыгу, но тот держался молодцом и взял противника на измор. Тот ему расквасил нос, и я потащила его к себе в номер, положила ему на нос холодную тряпку и, как вы уже догадались, провела с ним ночь. Он прелесть, когда не лезет в бутылку, что делает слишком часто.
– Вы провели ночь с Торопыгой?
– Ну я же сказала!
– Я просто удивился, и все.
– По-моему, это было для крошки настоящим откровением. Он забросал меня вопросами о цветных, как он выражается, как будто мы из другого теста, говорим на другом языке, имеем другие обычаи. Я сказала, что язык и обычаи зависят от области. Черные бывают разными, как и белые. Иные больше похожи на белых, чем на своих соплеменников, а бывает и наоборот. Торопыга ни черта не разбирается в людях.
– Значит^ вы переехали от Линды?
– Это Линда переехала вчера вечером. Решила, что ей нужен отдельный номер, чтобы спать попозже и отдыхать днем, готовиться к концерту, чтобы я не мешала ей телевизором. Я съехалась с Торопыгой. Ему с его барабанами не надо так много готовиться. А Дейл съехался с Кертисом. С Дейлом легко иметь дело. Только скажи ему, что тебе надо, И он на все готов. Скажет: «Круто», и точка… Линда и с Кертисом собачится. Нацепила майку, которую ей Стивен подарил, а там надпись: «Выруби поганый звук». Еще бы, как это так, у Кертиса отдельный номер, а у нее – нет! Раскомандовалась.
– Так она в номере рядом?
Вита ткнула пальцем в сторону соседнего номера.
– Вот тут. И проверьте, нет ли на двери изображения звезды. Не удивлюсь, если есть.
Выйдя от Виты, Чили подошел к 168-му номеру и колотил в дверь, пока не услышал, как отодвигается засов и снимается цепочка, после чего перед ним предстала заспанная Линда. При виде его она улыбнулась и, сделав движение ему навстречу, прижалась к нему так, что ему ничего не оставалось, как обнять ее.
– Я так соскучилась, – сказала она.
– Знаете, о чем я иногда думаю, когда я на сцене и даже когда пою? Думаю о разном, но в последнее время здесь, на гастролях, все чаще приходит мысль: как это случилось? Откуда эти люди, тянущиеся ко мне, эти лица? А потом я думаю: что за странные мысли?
Они сидели друг напротив друга на двух кроватях – Линда на разобранной, на которой спала, Чили – на застеленной, рядом с одеждой Линды, валявшейся на покрывале. На Линду падал свет из-за неплотно прикрытых штор, другого света в номере не было. Было видно ее бледное лицо, заспанные, удивленные глаза маленькой девочки в короткой ночной рубашке. Когда она проводила рукой по голове, откидывая пряди со лба, или ерошила волосы, она приподнималась, распрямляла плечи, а потом опять сникала, горбилась.
– Странно, откуда взялось это желание играть, выступать. Может быть, возникло оно потому, что в детстве я недополучила внимания, так как была младшей, хотя в те годы мне казалось, что все нормально. А может быть, это был протест против обыденности вокруг. – Она помолчала. – Что мне надеть на радио?
– Чистые джинсы, – сказал Чили, – и свободную хлопчатобумажную блузку.
– Свободной хлопчатобумажной блузки у меня нет. Есть ажурный топ до пупа. Я все думаю: может быть, таково мое предназначение – выступать перед людьми. Не для того, чтобы развлекать их, но чтобы знали, кто я есть.
– Я считал, что причиной всему ваша любовь к музыке. То, что вам нравится петь и играть на гитаре.
– Да, конечно. Но почему дар этот получила именно я? Меня словно что-то толкает, тянет на сцену!
– Почему вы не можете делать это просто потому, что вам это нравится? – сказал Чили.
– Шерил Кроу уехала из Миссури на старенькой машине, отправилась в Лос-Анджелес, чтобы стать певицей. Добралась, а когда очутилась на четыреста пятой автостраде в час пик, так и обомлела: что это я здесь делаю? Вот и я так думаю, а иногда задумываюсь о всяких глупостях вроде, покупать ли мне машину. А если да, то какую. Я имею в виду – когда деньги появятся. Шерил Кроу тоже думает о разных разностях, когда поет, – вспоминает, например, что надо подшить джинсы. А я размышляю о том, кто будет меня причесывать и гримировать. Шерил пробавлялась бэк-вокалом для Майкла Джексона, Стиви Уандера. – Я тоже этим занималась, существуют записи, диски. Шерил, по-моему, лет двадцать потратила на то, чтобы стать тем, кем она теперь стала. Ей уже тридцать семь.
– А вам – нет, – сказал Чили. – И вы не Шерил Кроу. Поете вы потому, что вам нравится петь, вот и все.
– Нет, не все, – сказала Линда. Скользнув на колени, она опустилась на пол между кроватями и, обхватив руками Чили, зарылась ему в колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Вы разве не получили сообщения? Элейн в Ванкувере, видимо, до воскресенья.
Уже поздно. Будут пробки… Лучше ему остаться здесь, а утром уж отправиться. Ему нравился большой, в английском вкусе загородный дом Элейн, с которым он уже успел сродниться.
24
Портье в «Хилтоне» на Джимми-Дуранте-бульвар назвал Чили номера 168, 169 и 170. Увидев позади мотеля большой припаркованный фургон, он сразу понял, что нашел их. Он постучал в первый из номеров, ему не ответили, но дверь соседнего открылась, и он увидел Биту.
– Привет, директор. Не рано пожаловали. Входите.
– Как проходят гастроли?
– С большим успехом. Публика валом валит на Линду. Проявляет к ней любовь большую, чем мы, ее товарищи, должна вам сказать.
– Что случилось?
– С девочкой этой стало трудновато.
– С Линдой?
– Ну а о ком мы говорим? С Линдой.
– А что ее так изменило?
– Слава, внимание публики. Она буквально упивается ими.
Услышав, как спускают воду в унитазе, Чили бросил взгляд по направлению ванной.
– Она здесь?
– Вообще-то нет, – сказала Вита. – Она в соседнем, сто шестьдесят восьмом номере.
– Я стучал, она не отвечает.
– И тем не менее.
– Наверное, вышла.
– Она там, – сказала Вита.
Из ванной вышел Торопыга, голый по пояс; опустив голову, он попробовал затянуть ремень и выругался, не сумев это сделать. Наконец пряжка была покорена, и он, подняв голову, увидел Чили и сказал: «Господи боже!» – не столько удивленно, сколько смущенно, словно застигнутый за чем-то непозволительным. Преодолев смущение через несколько секунд, он сунул под ремень большие пальцы обеих рук и сказал Чили:
– Приехали все-таки?
– Мой защитник, – сказала Вита.
– Да ладно тебе, забудь, – произнес Торопыга, снимая со стула свою безрукавку. – Завтракать будешь или нет?
– Ты иди, я сейчас приду, – сказала Вита.
Торопыга вышел, и она опять повернулась к Чили со словами:
– Он еще не привык к тому, чтобы его видели с цветной, как он меня называет. И, похоже, никогда не привыкнет.
– Вы двое… что? – удивился Чили.
– Жизнь полна неожиданностей, верно? Вчера вечером возле клуба пьяный хлыщ попытался меня лапать. Почти в шутку, но крошка Торопыга так и взвился и говорит ему: «Отвали, кретин, она со мной». Началась драка. Я боялась, что пьяный хлыщ убьет Торопыгу, но тот держался молодцом и взял противника на измор. Тот ему расквасил нос, и я потащила его к себе в номер, положила ему на нос холодную тряпку и, как вы уже догадались, провела с ним ночь. Он прелесть, когда не лезет в бутылку, что делает слишком часто.
– Вы провели ночь с Торопыгой?
– Ну я же сказала!
– Я просто удивился, и все.
– По-моему, это было для крошки настоящим откровением. Он забросал меня вопросами о цветных, как он выражается, как будто мы из другого теста, говорим на другом языке, имеем другие обычаи. Я сказала, что язык и обычаи зависят от области. Черные бывают разными, как и белые. Иные больше похожи на белых, чем на своих соплеменников, а бывает и наоборот. Торопыга ни черта не разбирается в людях.
– Значит^ вы переехали от Линды?
– Это Линда переехала вчера вечером. Решила, что ей нужен отдельный номер, чтобы спать попозже и отдыхать днем, готовиться к концерту, чтобы я не мешала ей телевизором. Я съехалась с Торопыгой. Ему с его барабанами не надо так много готовиться. А Дейл съехался с Кертисом. С Дейлом легко иметь дело. Только скажи ему, что тебе надо, И он на все готов. Скажет: «Круто», и точка… Линда и с Кертисом собачится. Нацепила майку, которую ей Стивен подарил, а там надпись: «Выруби поганый звук». Еще бы, как это так, у Кертиса отдельный номер, а у нее – нет! Раскомандовалась.
– Так она в номере рядом?
Вита ткнула пальцем в сторону соседнего номера.
– Вот тут. И проверьте, нет ли на двери изображения звезды. Не удивлюсь, если есть.
Выйдя от Виты, Чили подошел к 168-му номеру и колотил в дверь, пока не услышал, как отодвигается засов и снимается цепочка, после чего перед ним предстала заспанная Линда. При виде его она улыбнулась и, сделав движение ему навстречу, прижалась к нему так, что ему ничего не оставалось, как обнять ее.
– Я так соскучилась, – сказала она.
– Знаете, о чем я иногда думаю, когда я на сцене и даже когда пою? Думаю о разном, но в последнее время здесь, на гастролях, все чаще приходит мысль: как это случилось? Откуда эти люди, тянущиеся ко мне, эти лица? А потом я думаю: что за странные мысли?
Они сидели друг напротив друга на двух кроватях – Линда на разобранной, на которой спала, Чили – на застеленной, рядом с одеждой Линды, валявшейся на покрывале. На Линду падал свет из-за неплотно прикрытых штор, другого света в номере не было. Было видно ее бледное лицо, заспанные, удивленные глаза маленькой девочки в короткой ночной рубашке. Когда она проводила рукой по голове, откидывая пряди со лба, или ерошила волосы, она приподнималась, распрямляла плечи, а потом опять сникала, горбилась.
– Странно, откуда взялось это желание играть, выступать. Может быть, возникло оно потому, что в детстве я недополучила внимания, так как была младшей, хотя в те годы мне казалось, что все нормально. А может быть, это был протест против обыденности вокруг. – Она помолчала. – Что мне надеть на радио?
– Чистые джинсы, – сказал Чили, – и свободную хлопчатобумажную блузку.
– Свободной хлопчатобумажной блузки у меня нет. Есть ажурный топ до пупа. Я все думаю: может быть, таково мое предназначение – выступать перед людьми. Не для того, чтобы развлекать их, но чтобы знали, кто я есть.
– Я считал, что причиной всему ваша любовь к музыке. То, что вам нравится петь и играть на гитаре.
– Да, конечно. Но почему дар этот получила именно я? Меня словно что-то толкает, тянет на сцену!
– Почему вы не можете делать это просто потому, что вам это нравится? – сказал Чили.
– Шерил Кроу уехала из Миссури на старенькой машине, отправилась в Лос-Анджелес, чтобы стать певицей. Добралась, а когда очутилась на четыреста пятой автостраде в час пик, так и обомлела: что это я здесь делаю? Вот и я так думаю, а иногда задумываюсь о всяких глупостях вроде, покупать ли мне машину. А если да, то какую. Я имею в виду – когда деньги появятся. Шерил Кроу тоже думает о разных разностях, когда поет, – вспоминает, например, что надо подшить джинсы. А я размышляю о том, кто будет меня причесывать и гримировать. Шерил пробавлялась бэк-вокалом для Майкла Джексона, Стиви Уандера. – Я тоже этим занималась, существуют записи, диски. Шерил, по-моему, лет двадцать потратила на то, чтобы стать тем, кем она теперь стала. Ей уже тридцать семь.
– А вам – нет, – сказал Чили. – И вы не Шерил Кроу. Поете вы потому, что вам нравится петь, вот и все.
– Нет, не все, – сказала Линда. Скользнув на колени, она опустилась на пол между кроватями и, обхватив руками Чили, зарылась ему в колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67