Переднее окошко рядом с водительским местом было открыто, и в нем виднелся здоровенный блондин. Сзади, казалось, сидит лишь один пассажир, но было темно, не разглядеть, лысый он или в парике. Здоровенный блондин вылез – настоящий бычара в узком костюме, едва не лопавшемся на нем, и спортивной рубашке расцветки «вырви глаз», из тех, глядя на которые в магазине думаешь: «Неужели это кто-нибудь покупает?» Парень этот напомнил Чили Стива Мартина в комической роли «бешеного кретина» в «Субботним вечером». Он шел прямо к ним, в то время как Торопыга все плел свое – дескать, от девушки этой так воняло, что, сидя рядом с ней, он вынужден был дышать ртом, а не носом. Русский, встав напротив Чили, взглянул на афишу.
– Могу объяснить, что такое «Одесса» и что такое не «Одесса», – сказал Чили.
Только это он и сказал, Торопыга же моментально завелся.
– Слушай, я, по-моему, с человеком разговариваю, чего лезешь?
Русский посмотрел в его сторону не то с удивлением, не то смущенно. Он сказал:
– Я только хотел узнать, что такое «Одесса», – и, отойдя к стоявшим рядом, начал допытываться уже у них, что такое «Одесса».
– Подумать только! Говнюк иностранный! «Я ТОЛКО ХАТЭЛ УСНАТ, ШТО ТАКОЭ АДЕСА».
Чили глядел на «лексус», черный лак которого отражал огни Сансет-бульвар, а Торопыга все пыхтел, как паровоз:
– Знаешь, что мне надо было ему сказать? Знаешь?…
Он осекся, так как блондин опять прошел мимо него, возвращаясь к машине. Чили увидел, как заднее стекло поползло вниз. Блондин наклонился к окошку, о чем-то переговорив с сидевшим сзади человеком, после чего опять сел на свое место рядом с водителем. Окошко осталось открытым, и в нем показались теперь голова и плечи мужчины.
– Надо было мне сказать ему, что это город такой в Западном Техасе, откуда и пошло наше название. Совсем уж его запутать.
А вот в окошке появилась рука – большой палец поднят, указательный наставлен на Чили.
Чили подошел к машине, к Роману Булкину, глядевшему на него своими заплывшими глазами. Подняв руку, изображавшую пистолет, Роман целился теперь прямо в лицо Чили.
– Хлоп – и ты покойник! – негромко рыкнул он. – Дело лишь в сроках, верно?
Машина отъехала под неумолчное Торопыгино:
– Никогда не слыхал об Одессе? Господи, да откуда ты взялся такой?
– Так что теперь я только и поглядываю по сторонам, – сказал Чили, – до тех пор, пока либо Даррил не сцапает этого русского, либо я не натравлю на них «Фанатов Роупа».
Элейн маленькими глотками тянула виски.
– Вот тут я не понимаю, – сказала она. – Какова функция этого Рассела?
– Рассела. Он до часу дня не берет трубку, так что я с ним еще не говорил. Думаю, что все произойдет сегодня или завтра.
– Что произойдет?
– Син поручит явиться за своими тремя сотнями «косых».
– Погоди. Разве у русского они и вправду есть?
– Я же объяснил тебе, Элейн, что все это выдумки – незаконная торговля дисками и прочее. Объяснил? Нет, денег этих у русского нет. И вообще их нет. Но коль скоро Син думает иначе… Знаешь, кого мне напоминает акцент этого русского?
– Акима Тамирова, – сказала Элейн. – Но на что ты надеешься, громоздя одну проблему на другую?
– Что этим разрешу как ту, так и другую.
– Но ты ведь толкаешь Рассела на преступление…
– Ему не привыкать, Элейн. Эти рэперы с их судимостями – дурные мальчики. Когда-нибудь они так или иначе преступят закон, с чьей-либо помощью или самостоятельно. Тяга к преступлениям у них в крови, как у рецидивистов. Я почти уверен, что Томми платил им гонорар единственно потому, что побаивался не платить. Если я скину их с плеч, натравив на русских, а также на Раджи и Ники, я смогу сосредоточить свои усилия на «Одессе». Теперь о кино. Так станет Линда звездой или нет?
– Как прошел вчерашний концерт?
– С оглушительным успехом. Линда публику покорила, а был полный зал, почти двести человек. Вчера в «Марихуане» группа играла скорее рок, чем кантри. Торопыга был в ударе, бил как бешеный в два своих барабана. Глядя на него, думалось: «Да, этот и впрямь может быть настоящим Гонсалесом!» Когда-нибудь я все-таки наберусь храбрости и спрошу его, почему он не подкупит себе еще инструментов. А потом мы пили пиво в баре, и я опять вернулся к расспросам о девушке в автобусе, спросил его то, чего так и не понял – чем она собиралась платить за уроки пения.
– И за операцию на сиськах, – сказала Элейн.
– Она говорила, что подастся в проститутки, – сказал Торопыга. И добавил: – Ну, если так хочется…
– В каком смысле «может быть настоящим Гонсалесом»? – спросила Элейн.
– Есть такой бородатый анекдот, – сказал Чили. – Не слишком смешной. Но если говорить о вчерашней публике, то присутствовало много деятелей музыкального бизнеса. Их Хью пригласил. После концерта Линда сказала, что там был один тип из музыкального издательства, кинопродюсер – она забыла фамилию, – и двое людей из фирмы «Искусство» дали ей свои визитки и выразили желание побеседовать с ней. Одно выступление – и она нарасхват.
– Она сказала им о контракте с «БНБ»?
– Ну, конкретно о договоре и речи не было. Мы с ней все это обсудили и договорились на пятнадцати или двадцати процентах для меня в качестве директора и, так как все расходы понесу я, на половине прав на публикацию ее песен. Хью был занят и не успел подготовить письменный контракт. Он заделывал с агентом трехнедельные гастроли.
– Тебя это не волнует?
Элейн так произнесла эти слова, будто ее как раз это взволновало.
– Не беспокоюсь ли я, – сказал Чили, – что она может подписать контракт с кем-нибудь еще? Нет. Сказать по правде, я об этом не слишком задумывался.
– Она на это не решится, верно? Помня, сколько ты сделал для нее.
– Не думаю, чтобы она пошла на такое ради денег, – сказал Чили. – Но бизнес есть бизнес, и как можно ручаться?
17
Срок назначили в среду.
Чили сказал Сину Расселу:
– Я буду возле торгового центра не позже половины шестого. Ты с парнями будешь дальше по улице, неподалеку от их клуба на Кресент-Хайтс. Как только я увижу, что они выходят из ателье, я звоню, чтобы подать вам первый сигнал. Говорю: «Русские идут! Русские идут!»
Разговор этот происходил в ту же среду, утром, по телефону.
Если бы в голосе Сина прозвучали нотки понимания, Чили собирался сказать:
– Только не посчитай, что я русскую субмарину имею в виду.
Но собеседник его сказал лишь:
– Значит, это будет первым сигналом, да? После чего Чили продолжал знакомить его с планом:
– Я жду, пока из ателье выйдет последний и проследует в клуб. Я – за ним. Когда ты увидишь, как я проеду мимо, это будет значить, что все русские в клубе и можно нагрянуть.
Син спросил:
– А ты где будешь?
– Если я проеду мимо, значит, буду в машине.
– А поедешь куда?
– Не знаю. Домой, наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Могу объяснить, что такое «Одесса» и что такое не «Одесса», – сказал Чили.
Только это он и сказал, Торопыга же моментально завелся.
– Слушай, я, по-моему, с человеком разговариваю, чего лезешь?
Русский посмотрел в его сторону не то с удивлением, не то смущенно. Он сказал:
– Я только хотел узнать, что такое «Одесса», – и, отойдя к стоявшим рядом, начал допытываться уже у них, что такое «Одесса».
– Подумать только! Говнюк иностранный! «Я ТОЛКО ХАТЭЛ УСНАТ, ШТО ТАКОЭ АДЕСА».
Чили глядел на «лексус», черный лак которого отражал огни Сансет-бульвар, а Торопыга все пыхтел, как паровоз:
– Знаешь, что мне надо было ему сказать? Знаешь?…
Он осекся, так как блондин опять прошел мимо него, возвращаясь к машине. Чили увидел, как заднее стекло поползло вниз. Блондин наклонился к окошку, о чем-то переговорив с сидевшим сзади человеком, после чего опять сел на свое место рядом с водителем. Окошко осталось открытым, и в нем показались теперь голова и плечи мужчины.
– Надо было мне сказать ему, что это город такой в Западном Техасе, откуда и пошло наше название. Совсем уж его запутать.
А вот в окошке появилась рука – большой палец поднят, указательный наставлен на Чили.
Чили подошел к машине, к Роману Булкину, глядевшему на него своими заплывшими глазами. Подняв руку, изображавшую пистолет, Роман целился теперь прямо в лицо Чили.
– Хлоп – и ты покойник! – негромко рыкнул он. – Дело лишь в сроках, верно?
Машина отъехала под неумолчное Торопыгино:
– Никогда не слыхал об Одессе? Господи, да откуда ты взялся такой?
– Так что теперь я только и поглядываю по сторонам, – сказал Чили, – до тех пор, пока либо Даррил не сцапает этого русского, либо я не натравлю на них «Фанатов Роупа».
Элейн маленькими глотками тянула виски.
– Вот тут я не понимаю, – сказала она. – Какова функция этого Рассела?
– Рассела. Он до часу дня не берет трубку, так что я с ним еще не говорил. Думаю, что все произойдет сегодня или завтра.
– Что произойдет?
– Син поручит явиться за своими тремя сотнями «косых».
– Погоди. Разве у русского они и вправду есть?
– Я же объяснил тебе, Элейн, что все это выдумки – незаконная торговля дисками и прочее. Объяснил? Нет, денег этих у русского нет. И вообще их нет. Но коль скоро Син думает иначе… Знаешь, кого мне напоминает акцент этого русского?
– Акима Тамирова, – сказала Элейн. – Но на что ты надеешься, громоздя одну проблему на другую?
– Что этим разрешу как ту, так и другую.
– Но ты ведь толкаешь Рассела на преступление…
– Ему не привыкать, Элейн. Эти рэперы с их судимостями – дурные мальчики. Когда-нибудь они так или иначе преступят закон, с чьей-либо помощью или самостоятельно. Тяга к преступлениям у них в крови, как у рецидивистов. Я почти уверен, что Томми платил им гонорар единственно потому, что побаивался не платить. Если я скину их с плеч, натравив на русских, а также на Раджи и Ники, я смогу сосредоточить свои усилия на «Одессе». Теперь о кино. Так станет Линда звездой или нет?
– Как прошел вчерашний концерт?
– С оглушительным успехом. Линда публику покорила, а был полный зал, почти двести человек. Вчера в «Марихуане» группа играла скорее рок, чем кантри. Торопыга был в ударе, бил как бешеный в два своих барабана. Глядя на него, думалось: «Да, этот и впрямь может быть настоящим Гонсалесом!» Когда-нибудь я все-таки наберусь храбрости и спрошу его, почему он не подкупит себе еще инструментов. А потом мы пили пиво в баре, и я опять вернулся к расспросам о девушке в автобусе, спросил его то, чего так и не понял – чем она собиралась платить за уроки пения.
– И за операцию на сиськах, – сказала Элейн.
– Она говорила, что подастся в проститутки, – сказал Торопыга. И добавил: – Ну, если так хочется…
– В каком смысле «может быть настоящим Гонсалесом»? – спросила Элейн.
– Есть такой бородатый анекдот, – сказал Чили. – Не слишком смешной. Но если говорить о вчерашней публике, то присутствовало много деятелей музыкального бизнеса. Их Хью пригласил. После концерта Линда сказала, что там был один тип из музыкального издательства, кинопродюсер – она забыла фамилию, – и двое людей из фирмы «Искусство» дали ей свои визитки и выразили желание побеседовать с ней. Одно выступление – и она нарасхват.
– Она сказала им о контракте с «БНБ»?
– Ну, конкретно о договоре и речи не было. Мы с ней все это обсудили и договорились на пятнадцати или двадцати процентах для меня в качестве директора и, так как все расходы понесу я, на половине прав на публикацию ее песен. Хью был занят и не успел подготовить письменный контракт. Он заделывал с агентом трехнедельные гастроли.
– Тебя это не волнует?
Элейн так произнесла эти слова, будто ее как раз это взволновало.
– Не беспокоюсь ли я, – сказал Чили, – что она может подписать контракт с кем-нибудь еще? Нет. Сказать по правде, я об этом не слишком задумывался.
– Она на это не решится, верно? Помня, сколько ты сделал для нее.
– Не думаю, чтобы она пошла на такое ради денег, – сказал Чили. – Но бизнес есть бизнес, и как можно ручаться?
17
Срок назначили в среду.
Чили сказал Сину Расселу:
– Я буду возле торгового центра не позже половины шестого. Ты с парнями будешь дальше по улице, неподалеку от их клуба на Кресент-Хайтс. Как только я увижу, что они выходят из ателье, я звоню, чтобы подать вам первый сигнал. Говорю: «Русские идут! Русские идут!»
Разговор этот происходил в ту же среду, утром, по телефону.
Если бы в голосе Сина прозвучали нотки понимания, Чили собирался сказать:
– Только не посчитай, что я русскую субмарину имею в виду.
Но собеседник его сказал лишь:
– Значит, это будет первым сигналом, да? После чего Чили продолжал знакомить его с планом:
– Я жду, пока из ателье выйдет последний и проследует в клуб. Я – за ним. Когда ты увидишь, как я проеду мимо, это будет значить, что все русские в клубе и можно нагрянуть.
Син спросил:
– А ты где будешь?
– Если я проеду мимо, значит, буду в машине.
– А поедешь куда?
– Не знаю. Домой, наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67