– Зачем ты хочешь погубить меня?
Все эти годы он старался забыть. Он оставил прошлое за порогом воображаемой двери и запер ее крепко-накрепко на замок. Порой ночами прошлое возвращалось к нему во сне, но днем он существовал в другой жизни. Воскресший заново из страшного пепла. Теперь над ним нависла угроза, и он не представляя, как ее предотвратить.
Возможно, сегодня Рейнард узнает для него что-нибудь, когда встретится с леди Роной. Должен быть какой-то ключ, какой-то шепоток, хоть какая-то ниточка! Он должен выяснить, кто такой Жан-Поль. А зачем? Что это ему даст? Разве что, зная личность врага, можно считать его не таким опасным и сильным, как священник без лица, с которым он встретился на морском пирсе.
«Сури», – прошептал внутренний голос. Сури, умный и находчивый, его друг и товарищ. Сури не раз приходил ему на выручку. Генрих не отрицал этого и когда-то был ему бесконечно благодарен. Но Сури не вызывал доверия. У него имелись собственные планы и интересы. Генрих знал, что Сури никогда не оказал бы ему содействия в побеге из Шато-де-Нюи. Замок был для Сури домом, и он не собирался его покидать.
Сури воспринял бы бегство Генриха как предательство.
Предательство разъело бы его душу и разрослось до ненависти. Сури, покалеченный, но бесконечно умный, нашел бы особенно изощренный способ заставить Генриха страдать.
Все сходилось.
Если кто и обладал способностью мучить и терзать, отметая прочь остатки любви и сострадания, так это Сури.
Мышь.
* * *
Настало время дневной трапезы. Дженова шла по большому залу в кухню. От шума голова у нее раскалывалась, но она не обращала внимания. Как не обращала внимания на полные озабоченности и укоризны взгляда Агеты. Девушка не желала ставить крест на Алфрике, но Дженова запретила ей о нем говорить.
Генрих, похоже, такой интуицией не обладал.
Дженова знала, что он за ней наблюдает. С тех пор как она спустилась вниз, его взгляд следовал за ней повсюду. Она невольно ощущала себя жертвой, а его – волком, засевшим в засаде, чтобы броситься на нее и вцепиться в горло.
Но она убеждала себя, что готова к любой неожиданности. Больше он не застигнет ее врасплох. В крайнем случае, она будет его избегать. Ее сердце еще не отошло от их последней встречи.
Тут из тени высунулась рука и поймала ее за локоть. Генри! Вскрикнув, Дженова попыталась высвободиться. Прямо за ее спиной находилась дверь в чулан, где он и стоял, поджидая ее. Лорд Генрих Монтевой среди сушеных яблок прошлогоднего урожая. Возможно, Дженова нашла бы это забавным, если бы не вскипевшая в ней ярость.
– Дженова.
– Уходи, Генри.
Она стиснула зубы и сжала кулаки.
– Я должен рассказать тебе…
– Я серьезно. Уходи. Уезжай в Лондон. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь. Ты приехал, чтобы дать мне совет. Я его получила. Теперь уезжай.
Он впился в нее взглядом, лаская ее черты и гадая, о чем она думает. Она сразу поняла, что он не уедет. Ведь это Генри. Он просто переосмысливал свою стратегию.
– Ты не понимаешь, Дженова. Ты должна выйти за меня. В противном случае тебе грозит опасность. Будучи твоим мужем, я смогу дать отпор Болдессару и защитить твои интересы. Не стоит думать, что я стану вмешиваться в твои дела. Я не буду ни ревнивым, ни деспотичным. Клянусь. Ты по-прежнему будешь управлять Ганлингорном по собственному усмотрению и поступать, как тебе заблагорассудится. Пойми ты наконец!
Дженова удивленно покачала головой. Неужели он думает, что сможет убедить ее, и она с радостным криком бросится к себе в опочивальню?
Генри улыбнулся и коснулся ее плеча:
– Так ты поняла, Дженова? Ты должна сделать это ради Рафа…
– Довольно!
Дженова разозлилась. Как смеет Генри использовать Рафа в своих корыстных целях?! Он заблуждается, если думает, что может запугать ее, используя Рафа. Ничего у него не выйдет. Он не нужен ей со своей щепетильной совестью! Пусть убирается и забудет ее.
– Нет, Генри. Нет, нет и нет! Я сама могу позаботиться о себе и сыне. Я привыкла к своему положению. Мортред, как тебе известно, почти всегда отсутствовал, и я была здесь одна. Я привыкла быть одна.
– Дженова.
Он предпринял вторую попытку, но теперь в его глазах светилось не только отчаяние. Казалось, он страдает от какой-то страшной боли. Не физической. Душевной. Это было невыносимо.
– В чем дело, Генри? Что-то случилось, я чувствую. Скажи мне.
– Нет.
Он побледнел и отвернулся.
– Ты сделал мне предложение, но отказываешься быть со мной откровенным.
– Мне нечего тебе сказать.
Их взгляды встретились, и за голубизной его глаз Дженова увидела ребенка, запертого в тесном, темном пространстве без надежды на спасение. Она вздохнула. Очень хорошо. Он сам этого добился. Если он не скажет ей, что происходит, пусть уезжает.
– Если тебе нечего сказать, – холодно произнесла она, – уезжай завтра поутру. Понял?
Он покачал головой:
– Никуда я не уеду. – Он плотно сжал губы. Вот он, Генрих-воин, готовый вступить в бой. – До тех пор, пока не удостоверюсь, что тебе ничто не угрожает.
Раньше он как будто не мог дождаться момента, чтобы уехать, а теперь отказывается покидать ее владения. Уму непостижимо!
Видимо, он заметил, что выражение ее лица изменилось, или решил применить другую тактику.
– Ты хочешь, чтобы я уехал, потому что боишься меня, – сказал Генри. В его тоне прозвучали лукавые нотки, в глазах появился хитрый блеск.
О, она знала этот взгляд. Его силу не стоило недооценивать. По ее телу пробежала дрожь.
– Ерунда, – ответила она. – Я нисколько тебя не боюсь. С какой стати?
Но на всякий случай отступила на шаг назад.
– Потому что в глубине души сознаешь, что я все же уговорю тебя поступить так, как считаю нужным. Потому что не можешь мне противиться.
Он поймал ее за руку и, прежде чем она успела ее отдернуть, нежно куснул за костяшки пальцев. Его губы обожгли ее кожу. Ее тело вмиг отреагировало, и она почувствовала, как оно обмякло, готовясь к продолжению. Нет-нет, сейчас не время поддаваться соблазну!
– Я вполне могу тебе противостоять, – возразила она, стараясь говорить бесстрастно.
Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. И все же он был каким-то другим. Дженова заметила, что волосы его в беспорядке, туника измята. Генрих, всегда выглядевший безукоризненно, сейчас явно не был похож на себя. К тому же он давно не просил горячей воды для ванны, в то время как обычно принимал ее ежедневно. Однако Дженова не без досады заметила, что отсутствие лоска лишь добавило ему привлекательности. Взъерошенный, он казался еще и беззащитным, вызывая у нее желание обнять его и утешить.
Господи, что же ей с ним делать?
– Значит, ты можешь мне противостоять? – спросил он. – Давай проверим. – Он подошел ближе, но она отстранилась. – Я только хочу поцеловать тебя в губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Все эти годы он старался забыть. Он оставил прошлое за порогом воображаемой двери и запер ее крепко-накрепко на замок. Порой ночами прошлое возвращалось к нему во сне, но днем он существовал в другой жизни. Воскресший заново из страшного пепла. Теперь над ним нависла угроза, и он не представляя, как ее предотвратить.
Возможно, сегодня Рейнард узнает для него что-нибудь, когда встретится с леди Роной. Должен быть какой-то ключ, какой-то шепоток, хоть какая-то ниточка! Он должен выяснить, кто такой Жан-Поль. А зачем? Что это ему даст? Разве что, зная личность врага, можно считать его не таким опасным и сильным, как священник без лица, с которым он встретился на морском пирсе.
«Сури», – прошептал внутренний голос. Сури, умный и находчивый, его друг и товарищ. Сури не раз приходил ему на выручку. Генрих не отрицал этого и когда-то был ему бесконечно благодарен. Но Сури не вызывал доверия. У него имелись собственные планы и интересы. Генрих знал, что Сури никогда не оказал бы ему содействия в побеге из Шато-де-Нюи. Замок был для Сури домом, и он не собирался его покидать.
Сури воспринял бы бегство Генриха как предательство.
Предательство разъело бы его душу и разрослось до ненависти. Сури, покалеченный, но бесконечно умный, нашел бы особенно изощренный способ заставить Генриха страдать.
Все сходилось.
Если кто и обладал способностью мучить и терзать, отметая прочь остатки любви и сострадания, так это Сури.
Мышь.
* * *
Настало время дневной трапезы. Дженова шла по большому залу в кухню. От шума голова у нее раскалывалась, но она не обращала внимания. Как не обращала внимания на полные озабоченности и укоризны взгляда Агеты. Девушка не желала ставить крест на Алфрике, но Дженова запретила ей о нем говорить.
Генрих, похоже, такой интуицией не обладал.
Дженова знала, что он за ней наблюдает. С тех пор как она спустилась вниз, его взгляд следовал за ней повсюду. Она невольно ощущала себя жертвой, а его – волком, засевшим в засаде, чтобы броситься на нее и вцепиться в горло.
Но она убеждала себя, что готова к любой неожиданности. Больше он не застигнет ее врасплох. В крайнем случае, она будет его избегать. Ее сердце еще не отошло от их последней встречи.
Тут из тени высунулась рука и поймала ее за локоть. Генри! Вскрикнув, Дженова попыталась высвободиться. Прямо за ее спиной находилась дверь в чулан, где он и стоял, поджидая ее. Лорд Генрих Монтевой среди сушеных яблок прошлогоднего урожая. Возможно, Дженова нашла бы это забавным, если бы не вскипевшая в ней ярость.
– Дженова.
– Уходи, Генри.
Она стиснула зубы и сжала кулаки.
– Я должен рассказать тебе…
– Я серьезно. Уходи. Уезжай в Лондон. Я не хочу, чтобы ты оставался здесь. Ты приехал, чтобы дать мне совет. Я его получила. Теперь уезжай.
Он впился в нее взглядом, лаская ее черты и гадая, о чем она думает. Она сразу поняла, что он не уедет. Ведь это Генри. Он просто переосмысливал свою стратегию.
– Ты не понимаешь, Дженова. Ты должна выйти за меня. В противном случае тебе грозит опасность. Будучи твоим мужем, я смогу дать отпор Болдессару и защитить твои интересы. Не стоит думать, что я стану вмешиваться в твои дела. Я не буду ни ревнивым, ни деспотичным. Клянусь. Ты по-прежнему будешь управлять Ганлингорном по собственному усмотрению и поступать, как тебе заблагорассудится. Пойми ты наконец!
Дженова удивленно покачала головой. Неужели он думает, что сможет убедить ее, и она с радостным криком бросится к себе в опочивальню?
Генри улыбнулся и коснулся ее плеча:
– Так ты поняла, Дженова? Ты должна сделать это ради Рафа…
– Довольно!
Дженова разозлилась. Как смеет Генри использовать Рафа в своих корыстных целях?! Он заблуждается, если думает, что может запугать ее, используя Рафа. Ничего у него не выйдет. Он не нужен ей со своей щепетильной совестью! Пусть убирается и забудет ее.
– Нет, Генри. Нет, нет и нет! Я сама могу позаботиться о себе и сыне. Я привыкла к своему положению. Мортред, как тебе известно, почти всегда отсутствовал, и я была здесь одна. Я привыкла быть одна.
– Дженова.
Он предпринял вторую попытку, но теперь в его глазах светилось не только отчаяние. Казалось, он страдает от какой-то страшной боли. Не физической. Душевной. Это было невыносимо.
– В чем дело, Генри? Что-то случилось, я чувствую. Скажи мне.
– Нет.
Он побледнел и отвернулся.
– Ты сделал мне предложение, но отказываешься быть со мной откровенным.
– Мне нечего тебе сказать.
Их взгляды встретились, и за голубизной его глаз Дженова увидела ребенка, запертого в тесном, темном пространстве без надежды на спасение. Она вздохнула. Очень хорошо. Он сам этого добился. Если он не скажет ей, что происходит, пусть уезжает.
– Если тебе нечего сказать, – холодно произнесла она, – уезжай завтра поутру. Понял?
Он покачал головой:
– Никуда я не уеду. – Он плотно сжал губы. Вот он, Генрих-воин, готовый вступить в бой. – До тех пор, пока не удостоверюсь, что тебе ничто не угрожает.
Раньше он как будто не мог дождаться момента, чтобы уехать, а теперь отказывается покидать ее владения. Уму непостижимо!
Видимо, он заметил, что выражение ее лица изменилось, или решил применить другую тактику.
– Ты хочешь, чтобы я уехал, потому что боишься меня, – сказал Генри. В его тоне прозвучали лукавые нотки, в глазах появился хитрый блеск.
О, она знала этот взгляд. Его силу не стоило недооценивать. По ее телу пробежала дрожь.
– Ерунда, – ответила она. – Я нисколько тебя не боюсь. С какой стати?
Но на всякий случай отступила на шаг назад.
– Потому что в глубине души сознаешь, что я все же уговорю тебя поступить так, как считаю нужным. Потому что не можешь мне противиться.
Он поймал ее за руку и, прежде чем она успела ее отдернуть, нежно куснул за костяшки пальцев. Его губы обожгли ее кожу. Ее тело вмиг отреагировало, и она почувствовала, как оно обмякло, готовясь к продолжению. Нет-нет, сейчас не время поддаваться соблазну!
– Я вполне могу тебе противостоять, – возразила она, стараясь говорить бесстрастно.
Он улыбнулся своей очаровательной улыбкой. И все же он был каким-то другим. Дженова заметила, что волосы его в беспорядке, туника измята. Генрих, всегда выглядевший безукоризненно, сейчас явно не был похож на себя. К тому же он давно не просил горячей воды для ванны, в то время как обычно принимал ее ежедневно. Однако Дженова не без досады заметила, что отсутствие лоска лишь добавило ему привлекательности. Взъерошенный, он казался еще и беззащитным, вызывая у нее желание обнять его и утешить.
Господи, что же ей с ним делать?
– Значит, ты можешь мне противостоять? – спросил он. – Давай проверим. – Он подошел ближе, но она отстранилась. – Я только хочу поцеловать тебя в губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76