Находившийся рядом с матерью Раф смотрел на Генриха, выглядывая из-под ее руки, как узник сквозь решетку. Заметив его внимание, мальчик расплылся в улыбке, закатив глаза. Улыбнувшись ему, Генрих понял, как чувствует себя Раф. Он и сам сделал бы что угодно, лишь бы сбежать с этого пира и уединиться где-нибудь, загнав темные тени прошлого, взбудораженные Болдессаром, назад в глубины сознания, где они обычно гнездятся.
Дженова озабоченно наблюдала за ним.
– Генри! Что-то случилось?
Дженову, видимо, встревожило выражение его лица. Он рассказывал ей об инциденте с землей, на которую претендовал Болдессар, но король пожаловал ее Генриху. Все же у него возник вопрос, не физическая ли близость с Дженовой помогла ей лучше понимать его тайные эмоции, или же он утратил способность скрывать свои истинные чувства.
– Миледи, вы должны простить нас с лордом Болдессаром. Мы слишком увлеклись… лондонскими воспоминаниями.
Болдессар издал звук, похожий на всхрап. Дженова покосилась на него и обратилась к Генри.
– Лондон далеко, лорд Генри, – сказала она хмурясь. – Не лучше ли вернуться к настоящим событиям?
Генрих склонил голову. От ее упрека у него слегка подрагивали губы. Дженова не знала, что ее строгость лишь вызывает у него желание целовать ее до тех пор, пока она не улыбнется.
А может быть, и догадывалась об этом, ибо, когда повернулась к Алфрику, ее щеки пылали.
Генрих подмигнул Рафу. Тот захихикал. Агета рассердилась. Молодая женщина не любила его, единственная из фрейлин Дженовы, она не испытывала к мальчику нежной привязанности. Интересно, знала ли она, что он и ее госпожа – любовники? Может, ей это не нравилось. Может, она предпочитала Алфрика, если преданные взгляды, которые она на него то и дело бросала, что-нибудь да значили. Оставив Агету в покое, Генрих переключил внимание на стол и обнаружил, что за ним наблюдает леди Рона.
Она не просто наблюдала, но пыталась флиртовать.
Генрих поднес к губам кубок, отхлебнув еще немного вина, и задумался, что бы все это могло значить и стоит ли ему предпринимать какие-либо ответные действия. Будь он сейчас дома, при дворе, то назначил бы ей тайное свидание. Через час или около того она уже лежала бы в его постели нагая, разметав по простыням свои прекрасные золотистые волосы. Но то, что возможно при дворе; неосуществимо в Ганлингорне. Здесь, в Ганлингорне, она стала бы для него еще одним осложнением.
Генрих задумчиво смотрел на нее сквозь полуопущенные ресницы.
Внешне Рона весьма походила на своего брата Алфрика, оба были гораздо привлекательнее своего отца. Вероятно, пошли в мать. Бедная женщина. Генрих слышал, что причиной ее смерти стало жестокое обращение с ней Болдессара. Генрих считал, что проницательный ум отца унаследовала из них двоих, сына и дочери, Рона. Алфрик предпочитал добиваться желаемого меланхоличными взглядами и кислым выражением лица. В другое время Генриха позабавило бы недовольство Алфрика, омрачавшее его черты каждый раз, когда Дженова улыбалась Генриху, но сегодня у него не было настроения веселиться.
Рона по-прежнему не сводила с него темных глаз, глядевших на него украдкой из-за кромки поднятого к лицу кубка. Когда она улыбалась, внешние уголки ее глаз слегка приподнимались. Судя по всему, сейчас она улыбалась и, улыбаясь, потягивала вино. Выражение ее лица было хорошо знакомо Генриху. Даже слишком хорошо. Оно говорило: «Я твоя, если ты меня хочешь».
Правда, леди Рона была незамужней, а его внимания обычно добивались либо жены, которым наскучили мужья, либо женщины, желавшие узнать, так ли он хорош в постели, как о нем рассказывали. Болдессар в отличие от большинства отцов не очень-то дорожил честью дочери. С темными глазами и белой кожей, она была обольстительна, и тело ее под богато расшитой одеждой имело крепкие, округлые формы. Неизвестно, как отреагировал бы на нее Генрих в Лондоне. Но это был не Лондон, это был Ганлингорн. А главное – Генрих не хотел ее.
Он не чувствовал к ней влечения, не чувствовал желания одержать победу. Впрочем, о какой победе могла идти речь, если она сама вешалась ему на шею? Может, он стареет? Но нет, он доказал себе и Дженове, что еще есть порох в пороховницах. Или, может, неприязнь к отцу отрицательно повлияла на его интерес к дочери?
Нет, конечно. Причина заключалась в Дженове. Теперь, когда он сделал ее своей, остальные женщины просто перестали для него существовать. Дженова владела всеми его помыслами и чувствами.
И это по-настоящему тревожило Генри.
Рона бросила на брата неприязненный взгляд. Вместо того чтобы вести себя так, как она его учила – льстить гордой леди Ганлингорн и стараться стать для нее незаменимым, – он сидел насупившись и молчал. Как можно вести себя так неумно? Она сожалела, что не может призвать его к благоразумию. Сделать ему внушение.
Леди Дженова – зрелая, опытная женщина. Она не станет долго потакать капризам Алфрика. Она как будто питает к нему симпатию, но уж никак не влюблена в него, размышляла Рона. Эта дама не позволит чувствам взять верх над здравым смыслом. Алфрик должен это учесть, если не хочет потерять ее.
– Все дело в этом паразите, Генрихе Монтевое, – брюзжал Алфрик всю дорогу до Ганлингорна. – Он главная проблема, сестрица, вот увидишь.
Что ж, она позволила себе пялиться на лорда Генриха и без труда увидела, что заставляло Алфрика так нервничать. Генрих был куда более искушенным, чем ее брат, и более опытным. Не говоря уже о незаурядной красоте. Женщин, разумеется, к нему влекло. Действительно ли он лучший в Англии любовник? Подобные слухи доходили до Роны.
Глядя на Генриха и Дженову, Рона невольно задавалась вопросом: связывают ли их только дружеские отношения? Впрочем, держались они друг с другом с безукоризненной вежливостью. Ходили слухи, будто Мортред, муж Дженовы, был другом Генриха, и после его смерти Генрих взял на себя заботу о его вдове, став ее защитником и покровителем.
И все же было что-то неуловимое. Обмен взглядами, мимолетные улыбки… Может, этим и объяснялся тот факт, что с момента их прибытия лорд Генрих фактически ни разу не взглянул на Рону. Поначалу Рона планировала отвлечь его внимание от Дженовы, чтобы освободить дорогу для брата, но убедилась, что совершенно не интересует лорда Генриха.
Рона знала, что обладает прелестной наружностью, и что любой мужчина был бы польщен ее вниманием. Она не была распутницей и соблазняла мужчин не ради удовольствия, которое они могли ей доставить. Она никогда не испытывала наслаждения, о котором рассказывали другие женщины. Мужчин она использовала в корыстных целях, пуская в ход дарованные ей Господом красоту и ум, чтобы добиться выгоды для себя и брата. Не представляя, что еще может сделать в их ситуации беспомощная женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76