Генрих не сомневался: будь Мортред жив, непременно нашел бы для своего сына и наследника нечто более приличное.
Возможно, Дженова боялась, что менее покорное животное нанесет вред ее хворому отпрыску.
Генри заметил, что Раф наблюдает за ним, и хотел сменить разочарованное выражение лица на более спокойное, но не успел.
– Вам он не понравился, – произнес Раф, и его нижняя губа дрогнула.
Большие зеленые глаза наполнились слезами. Генри запаниковал. «Только не плачь, – подумал он. – Бога ради, не плачь!»
– Нет, нет. Ничего подобного! Это отличное животное, Преданное, милое и… и… спокойное, готов поспорить.
Мальчик недоверчиво посмотрел на Генри.
– Он очень спокойный, – согласился Раф. – Это хорошо?
– Когда как. Он медлителен? – осторожно поинтересовался Генрих.
– Мама говорит, что в медлительности нет ничего плохого, что даже лорду нужно немного подрасти, прежде чем пересесть на резвую лошадь, – сообщил мальчик, но, бросив взгляд на жеребца Генриха, погрустнел.
Генрих вспомнил себя. Будучи ребенком, он тоже смотрел с тоской на боевого коня, принадлежавшего высокородному родственнику, у которого он в то время жил. Он бы многое отдал тогда, если бы ему разрешили покататься на том скакуне. Он каждый день слонялся по конюшне, мечтая о несбыточном. Это стало навязчивой идеей. И вот в один прекрасный день он оказался наедине с конем. Слишком велико было искушение.
Ослепленный на мгновение юношеским безрассудством, он вскарабкался на ограду стойла и спрыгнул вниз в попытке оседлать исполинское животное тощими ногами. Боевой конь, слишком своенравный и сильный для ребенка, проломил дверь стойла и вынес припавшего к его гриве Генриха во внутренний двор. После неистовой скачки по двору он сбросил седока на особо зловонную навозную кучу. Униженного и жалкого Генриха лорд наказал, выпоров как сидорову козу.
Странно, он давно об этом не вспоминал. Конечно, приятным это воспоминание не назовешь, но и ужасным тоже. Генрих подумал о том, что когда-то сам был маленьким, как Раф, считал себя непобедимым и мечтал поскорее вырасти. Будь хозяин замка человеком добрым, а конюхи более внимательными, возможно, Генриху позволили бы покататься на жеребце, усадив позади опытного наездника. Тогда, вероятно, Генрих удовлетворил бы свою страсть и не стал бы пытаться оседлать коня самостоятельно.
Происшествие могло закончиться для него не поркой, а гибелью.
Генрих прищурился, наблюдая, как мальчик смотрит на его коня. Насколько велик риск, что его история может повториться с сыном Дженовы? Может, стоит сейчас сделать для Рафа то, что не сумел сделать для Генриха лорд из его детства?
– Хочешь покататься на моей лошади? – спросил Генрих и тут же спохватился.
Мальчик просиял, и путь к отступлению был отрезан.
– О да, – прошептал Раф. – А можно? И вправду можно?
Если Генрих и собирался отказаться от своих слов, то выражение глаз Рафа его остановило. Как мог он сказать «нет», когда ребенок испытал такую радость и благодарность? И конечно же, Дженова не стала бы возражать. Если ему не изменяла память, Дженова в юности была такой же необузданной, как и Генри, бесстрашно скакала на лошадях отца, заставляя беднягу хвататься за сердце. Но Дженова была любимицей в семье, и ей многое прощалось. С Генрихом дела обстояли иначе.
– Тогда пошли, – сказал он Рафу.
Лошадь потянулась к хозяину и обнюхала бархатистым носом его ладонь в поисках лакомства.
– Как его зовут? – тихо полюбопытствовал Раф, с восторгом глядя на лошадиную морду.
Генрих улыбнулся мальчику.
– Я зову его Агнец.
– Агнец? – повторил мальчик. – Это звучит не очень-то устрашающе, лорд Генрих. Я думал, что лошадь вроде этой должна именоваться как-то более… – Он вдруг замолчал и стрельнул в Генриха глазами, словно осознал, что проявляет невоспитанность. – Почему вы зовете его Агнцем? – спросил он быстро.
– Потому что он бывает кротким, когда хочет. Но в остальное время больше похож на волка в овечьей шкуре.
Раф обдумал услышанное.
– А сейчас, как вы думаете, он будет кротким?
– Я об этом позабочусь.
Раф доверчиво кивнул. При мысли, что его видят в таком свете, Генриху стало как-то не по себе. Ему не хотелось становиться для кого-либо ангелом-хранителем и еще менее – приглядывать за сыном Дженовы. Он не подходил для этой роли и не имел желания нести ответственность. Однако он только что это сделал в ситуации с жеребцом. Напялил на себя одежку дядюшки-опекуна Рафа, если не ангела. Нет, только не ангела…
Генрих улыбнулся. Лорд Генрих Монтевой – ангел? Какая забавная мысль!
Приказав Рафу строгим голосом сохранять безопасную дистанцию, Генрих оседлал жеребца и вывел из стойла. Этим утром Агнец решил соответствовать своему имени и покорно проследовал за хозяином из конюшни, лишь единожды слегка вскинув передние копыта, когда заметил у двери корзину с котятами. Мамаша-кошка зашипела и выгнула спину, но они уже вышли во двор, и Агнец прикинулся, будто не заметил оскорбления.
Раф двигался за ними, широко раскрыв полные восторга глаза, стараясь держаться на почтительном расстоянии от огромных, лохматых копыт Агнца. Генрих посадил мальчика в седло и довольно усмехнулся, когда тот, заскользив вниз, вынужден был ухватиться обеими руками, чтобы усидеть.
Нет, реальная опасность ему, естественно, не грозила, Генрих успел бы подхватить ребенка.
– Теперь держись крепче, – предупредил он Рафа и провел жеребца медленным шагом немного вперед.
Счастливая улыбка радости грозила разорвать лицо Рафа пополам. Неужели мальчику так не хватает мужской компании, если круг по двору верхом на жеребце Генриха привел его в такой восторг? На самом деле в этом не было ничего особенного. Генрих не сомневался, что они могли бы справиться с чем-либо и посерьезнее. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что двор по-прежнему почти пустынный. Погода и ранний час не способствовали желанию слуг начинать рабочий день. Генрих посчитал, что ничего дурного не произойдет, если он вывезет мальчика за ворота, а потом вернется с ним обратно.
Продев ногу в стремя и перемахнув вторую через круп коня, Генрих сел позади Рафа и обнял его сильной рукой.
– Ну как, готов? – спросил он спокойно.
Раф кивнул, взметнув вверх пряди своих каштановых волос, и повернул к Генриху возбужденные зеленые глаза.
Генрих улыбнулся и мягко сжал пятками бока лошади, посылая Агнца рысью к воротам.
– Он такой большой, – заметил Раф.
– Очень большой.
– И очень резвый.
Генрих снова улыбнулся:
– Да, очень резвый. Слишком резвый для тебя, Раф. А когда подрастешь, у тебя будет такая же лошадь, как эта.
Зеленые глаза мальчика приобрели задумчивое выражение.
– Вы можете в этом поклясться, лорд Генрих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Возможно, Дженова боялась, что менее покорное животное нанесет вред ее хворому отпрыску.
Генри заметил, что Раф наблюдает за ним, и хотел сменить разочарованное выражение лица на более спокойное, но не успел.
– Вам он не понравился, – произнес Раф, и его нижняя губа дрогнула.
Большие зеленые глаза наполнились слезами. Генри запаниковал. «Только не плачь, – подумал он. – Бога ради, не плачь!»
– Нет, нет. Ничего подобного! Это отличное животное, Преданное, милое и… и… спокойное, готов поспорить.
Мальчик недоверчиво посмотрел на Генри.
– Он очень спокойный, – согласился Раф. – Это хорошо?
– Когда как. Он медлителен? – осторожно поинтересовался Генрих.
– Мама говорит, что в медлительности нет ничего плохого, что даже лорду нужно немного подрасти, прежде чем пересесть на резвую лошадь, – сообщил мальчик, но, бросив взгляд на жеребца Генриха, погрустнел.
Генрих вспомнил себя. Будучи ребенком, он тоже смотрел с тоской на боевого коня, принадлежавшего высокородному родственнику, у которого он в то время жил. Он бы многое отдал тогда, если бы ему разрешили покататься на том скакуне. Он каждый день слонялся по конюшне, мечтая о несбыточном. Это стало навязчивой идеей. И вот в один прекрасный день он оказался наедине с конем. Слишком велико было искушение.
Ослепленный на мгновение юношеским безрассудством, он вскарабкался на ограду стойла и спрыгнул вниз в попытке оседлать исполинское животное тощими ногами. Боевой конь, слишком своенравный и сильный для ребенка, проломил дверь стойла и вынес припавшего к его гриве Генриха во внутренний двор. После неистовой скачки по двору он сбросил седока на особо зловонную навозную кучу. Униженного и жалкого Генриха лорд наказал, выпоров как сидорову козу.
Странно, он давно об этом не вспоминал. Конечно, приятным это воспоминание не назовешь, но и ужасным тоже. Генрих подумал о том, что когда-то сам был маленьким, как Раф, считал себя непобедимым и мечтал поскорее вырасти. Будь хозяин замка человеком добрым, а конюхи более внимательными, возможно, Генриху позволили бы покататься на жеребце, усадив позади опытного наездника. Тогда, вероятно, Генрих удовлетворил бы свою страсть и не стал бы пытаться оседлать коня самостоятельно.
Происшествие могло закончиться для него не поркой, а гибелью.
Генрих прищурился, наблюдая, как мальчик смотрит на его коня. Насколько велик риск, что его история может повториться с сыном Дженовы? Может, стоит сейчас сделать для Рафа то, что не сумел сделать для Генриха лорд из его детства?
– Хочешь покататься на моей лошади? – спросил Генрих и тут же спохватился.
Мальчик просиял, и путь к отступлению был отрезан.
– О да, – прошептал Раф. – А можно? И вправду можно?
Если Генрих и собирался отказаться от своих слов, то выражение глаз Рафа его остановило. Как мог он сказать «нет», когда ребенок испытал такую радость и благодарность? И конечно же, Дженова не стала бы возражать. Если ему не изменяла память, Дженова в юности была такой же необузданной, как и Генри, бесстрашно скакала на лошадях отца, заставляя беднягу хвататься за сердце. Но Дженова была любимицей в семье, и ей многое прощалось. С Генрихом дела обстояли иначе.
– Тогда пошли, – сказал он Рафу.
Лошадь потянулась к хозяину и обнюхала бархатистым носом его ладонь в поисках лакомства.
– Как его зовут? – тихо полюбопытствовал Раф, с восторгом глядя на лошадиную морду.
Генрих улыбнулся мальчику.
– Я зову его Агнец.
– Агнец? – повторил мальчик. – Это звучит не очень-то устрашающе, лорд Генрих. Я думал, что лошадь вроде этой должна именоваться как-то более… – Он вдруг замолчал и стрельнул в Генриха глазами, словно осознал, что проявляет невоспитанность. – Почему вы зовете его Агнцем? – спросил он быстро.
– Потому что он бывает кротким, когда хочет. Но в остальное время больше похож на волка в овечьей шкуре.
Раф обдумал услышанное.
– А сейчас, как вы думаете, он будет кротким?
– Я об этом позабочусь.
Раф доверчиво кивнул. При мысли, что его видят в таком свете, Генриху стало как-то не по себе. Ему не хотелось становиться для кого-либо ангелом-хранителем и еще менее – приглядывать за сыном Дженовы. Он не подходил для этой роли и не имел желания нести ответственность. Однако он только что это сделал в ситуации с жеребцом. Напялил на себя одежку дядюшки-опекуна Рафа, если не ангела. Нет, только не ангела…
Генрих улыбнулся. Лорд Генрих Монтевой – ангел? Какая забавная мысль!
Приказав Рафу строгим голосом сохранять безопасную дистанцию, Генрих оседлал жеребца и вывел из стойла. Этим утром Агнец решил соответствовать своему имени и покорно проследовал за хозяином из конюшни, лишь единожды слегка вскинув передние копыта, когда заметил у двери корзину с котятами. Мамаша-кошка зашипела и выгнула спину, но они уже вышли во двор, и Агнец прикинулся, будто не заметил оскорбления.
Раф двигался за ними, широко раскрыв полные восторга глаза, стараясь держаться на почтительном расстоянии от огромных, лохматых копыт Агнца. Генрих посадил мальчика в седло и довольно усмехнулся, когда тот, заскользив вниз, вынужден был ухватиться обеими руками, чтобы усидеть.
Нет, реальная опасность ему, естественно, не грозила, Генрих успел бы подхватить ребенка.
– Теперь держись крепче, – предупредил он Рафа и провел жеребца медленным шагом немного вперед.
Счастливая улыбка радости грозила разорвать лицо Рафа пополам. Неужели мальчику так не хватает мужской компании, если круг по двору верхом на жеребце Генриха привел его в такой восторг? На самом деле в этом не было ничего особенного. Генрих не сомневался, что они могли бы справиться с чем-либо и посерьезнее. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что двор по-прежнему почти пустынный. Погода и ранний час не способствовали желанию слуг начинать рабочий день. Генрих посчитал, что ничего дурного не произойдет, если он вывезет мальчика за ворота, а потом вернется с ним обратно.
Продев ногу в стремя и перемахнув вторую через круп коня, Генрих сел позади Рафа и обнял его сильной рукой.
– Ну как, готов? – спросил он спокойно.
Раф кивнул, взметнув вверх пряди своих каштановых волос, и повернул к Генриху возбужденные зеленые глаза.
Генрих улыбнулся и мягко сжал пятками бока лошади, посылая Агнца рысью к воротам.
– Он такой большой, – заметил Раф.
– Очень большой.
– И очень резвый.
Генрих снова улыбнулся:
– Да, очень резвый. Слишком резвый для тебя, Раф. А когда подрастешь, у тебя будет такая же лошадь, как эта.
Зеленые глаза мальчика приобрели задумчивое выражение.
– Вы можете в этом поклясться, лорд Генрих?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76