Второе. Выработайте с генералом Кемпбеллом правдоподобный сценарий того, что вы оба тогда делали. Третье. Пусть сразу же после траурной церемонии миссис Фаулер садится в автомобиль или самолет...
— Я ценю ваши предложения, — ответил он, — но я думаю, что не должен скрывать свою причастность к этому делу.
— Генерал хочет, чтобы вы это сделали. Желание командира — приказ.
— В данном случае это незаконный приказ.
— И все же постарайтесь забыть об этой истории. Ваше молчание пойдет на пользу вам, жене, мне, Кемпбеллам и армии в целом. Подумайте, полковник.
— Хорошо, я подумаю.
— Позвольте один вопрос: вы сняли ее уэст-пойнтское кольцо?
— Нет.
— Вы видели там воткнутый в землю штык?
— Штык не был воткнут в землю. Рукоятка была воткнута в ее промежность.
— Ну и ну...
— Я выбросил штык.
— Куда?
— В речку. Есть тут у нас такая — Чикасо... Наверное, вы хотели бы снять отпечатки пальцев...
— Да, не мешало бы. — Кент не дурак, он не оставил бы никаких отпечатков.
— Мне очень жаль. Я просто не мог сдержать себя.
— Тут многие не могли сдержать себя.
— Паршивое дело, Бреннер. Мы все виноваты в том, что заварили кашу.
— Да уж, неприятностей в жизни хватает.
— До того как Энн приехала, никаких неприятностей не было. И все-таки виноваты мы, а не она.
— Готов с вами согласиться... Знаете, полковник, я, кажется, произведу сегодня арест.
— Кого берете?
— Пока не могу сказать... Ладно, увидимся в церкви.
— Увидимся.
Я положил трубку. Едва человек подумает, что уже отведал дневную порцию неприятностей, является некто с дополнительным блюдом. В моем случае блюдо принес полицейский Дойл.
— Мистер Бреннер, вы подписали освободительную штаб-сержанту Далберту Элкинсу, я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, майор.
— Мы подыскали ему место в одной ротной казарме.
— Замечательно. До него ли сейчас?
— Согласно правилам каждые три часа он должен отмечаться у дневального.
— Что ж, это разумно.
— Он должен был отметиться в восемь ноль-ноль, но не явился.
Этого еще не хватало.
— С тех пор его никто не видел.
Синтия отвернулась.
Майор Дойл продолжал:
— В разных точках мы расклеили сообщение о его аресте, известили полицию Мидленда, округа и штата Джорджия, начальник группы УРП майор Боуз требует от вас полного отчета об этом деле. — Майор улыбнулся нехорошей улыбкой. — Влипли вы.
Он повернулся и ушел. Я сидел, уставившись в пустоту.
— Однажды и у меня такое случилось, — сказала Синтия.
Я молчал.
— Правда, только однажды. Твой циничный взгляд на человеческую природу просто неуместен.
Поскольку каждому овощу свое время, было самое время сказать Синтии о звонке ее мужа, однако этой пословицы, вероятно, не знал Карл Хеллман и потому явился в самый неудобный момент.
Он вошел, и его крупная фигура, казалось, заполнила всю нашу комнатенку. Мы с Синтией встали. Карл небрежно кивнул, осмотрелся, последовали рукопожатия. Синтия, будучи самой младшей по званию, предложила ему кресло у своего стола, сама села на свободный стул, а я присел на мой стол.
На Карле была зеленая выходная форма. Фуражку он положил на стол. Как и я, Карл начинал пехотинцем. Мы оба воевали во Вьетнаме, причем примерно в одно время. На нас красовались практически те же награды и знаки отличия, включающие Бронзовую звезду за мужество и заветный Знак боевого пехотинца. Мы оба прошли огонь, воду и медные трубы, были среднего возраста и потому обычно обходились без формальностей. Но в это утро я был не в настроении и решил придерживаться правил протокола.
— Выпьете кофе, сэр? — спросил я.
— Нет, не хочу, спасибо.
Карл хорош собой: шапка густых темно-каштановых, с проседью, волос, твердый подбородок, голубые глаза. Женщины, однако, не находят его привлекательным. Причина, по-видимому, в его сдержанной манере держаться. Рядом с ним самая сдобная булочка через неделю сделается сухарем. Но это не в счет: дело свое он знает, как никто.
После обмена любезностями Карл сказал мне с легким акцентом:
— Как я понимаю, наш главный свидетель по делу о попытке незаконной продажи оружия пустился в бега?
— Так точно, сэр.
— Вы можете припомнить, чем руководствовались, освобождая его?
— Нет, сейчас не могу, сэр.
— Возникает вопрос: почему человек, которому обещана неприкосновенность, совершает еще одно преступление — побег?
Действительно, такой вопрос возникает.
— Вы ему объяснили, что такое гарантия неприкосновенности?
— Объяснил, сэр, но, очевидно, не очень хорошо.
— Видите ли, Пол, иметь дело с глупыми людьми — это целая проблема. Вы переносите свое восприятие мира и умение рассуждать логично на полного идиота, а он вас подводит. Он невежествен, напуган, он раб своих инстинктов. Если тюремная дверь открылась, надо бежать — вот его примитивная логика.
Я откашлялся.
— Я думал, что успокоил его, завоевав доверие.
— Естественно, завоевали. Этого он и добивался — чтобы вы так думали. Хитрющий народ.
— Так точно, сэр.
— Может быть, следующий раз вы посоветуетесь со мной, прежде чем выпускать на волю уголовного преступника?
— Пока он проходил только как свидетель.
Карл подался вперед:
— Он ни хрена не видит разницы. Вы сажаете его за решетку — значит, преступник. Выпускаете — он бежит.
— Совершенно справедливо, сэр.
— Статья 96-я военного кодекса предусматривает наказание для тех, кто по умыслу или недосмотру ошибочно освобождает заключенного. Вам грозит серьезное взыскание, Пол.
— Я это понимаю, сэр.
Он снова откинулся на спинку кресла.
— Ну а теперь докладывайте, что здесь произошло за последние часы.
Начать с того, что мне не удалось переспать с Синтией, она наврала мне про мужа и развод, я подавлен и смертельно устал, никак не могу выбросить Энн Кемпбелл из головы, начальник военной полиции, чей кабинет находится в том же коридоре, вероятный убийца, дурак Далберт дал тягу, и вообще день начинается скверно.
Хеллман повернулся к Синтии:
— Может быть, вы? У Бреннера отнялся язык.
— Слушаюсь, сэр, — отчеканила Синтия и начала рассказывать о вещественных доказательствах, о компьютерных открытиях Грейс Диксон, об отце и сыне Ярдли, о причастности к судьбе Энн Кемпбелл майора Боуза, полковника Уимса и других высших офицеров базы.
Карл Хеллман внимательно слушал.
Далее Синтия пересказала отредактированные варианты наших разговоров с генералом Кемпбеллом, миссис Кемпбелл, полковником и миссис Фаулер, а также с полковником Муром. Я слушал вполуха, но обратил внимание, что Синтия не упомянула ни об особой роли Фаулеров, ни о подвальной комнате удовольствий в доме Энн Кемпбелл. О Кенте вообще не было сказано ни слова. Я бы рапортовал точно так же. Как же многому Синтия научилась за последние два дня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Я ценю ваши предложения, — ответил он, — но я думаю, что не должен скрывать свою причастность к этому делу.
— Генерал хочет, чтобы вы это сделали. Желание командира — приказ.
— В данном случае это незаконный приказ.
— И все же постарайтесь забыть об этой истории. Ваше молчание пойдет на пользу вам, жене, мне, Кемпбеллам и армии в целом. Подумайте, полковник.
— Хорошо, я подумаю.
— Позвольте один вопрос: вы сняли ее уэст-пойнтское кольцо?
— Нет.
— Вы видели там воткнутый в землю штык?
— Штык не был воткнут в землю. Рукоятка была воткнута в ее промежность.
— Ну и ну...
— Я выбросил штык.
— Куда?
— В речку. Есть тут у нас такая — Чикасо... Наверное, вы хотели бы снять отпечатки пальцев...
— Да, не мешало бы. — Кент не дурак, он не оставил бы никаких отпечатков.
— Мне очень жаль. Я просто не мог сдержать себя.
— Тут многие не могли сдержать себя.
— Паршивое дело, Бреннер. Мы все виноваты в том, что заварили кашу.
— Да уж, неприятностей в жизни хватает.
— До того как Энн приехала, никаких неприятностей не было. И все-таки виноваты мы, а не она.
— Готов с вами согласиться... Знаете, полковник, я, кажется, произведу сегодня арест.
— Кого берете?
— Пока не могу сказать... Ладно, увидимся в церкви.
— Увидимся.
Я положил трубку. Едва человек подумает, что уже отведал дневную порцию неприятностей, является некто с дополнительным блюдом. В моем случае блюдо принес полицейский Дойл.
— Мистер Бреннер, вы подписали освободительную штаб-сержанту Далберту Элкинсу, я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь, майор.
— Мы подыскали ему место в одной ротной казарме.
— Замечательно. До него ли сейчас?
— Согласно правилам каждые три часа он должен отмечаться у дневального.
— Что ж, это разумно.
— Он должен был отметиться в восемь ноль-ноль, но не явился.
Этого еще не хватало.
— С тех пор его никто не видел.
Синтия отвернулась.
Майор Дойл продолжал:
— В разных точках мы расклеили сообщение о его аресте, известили полицию Мидленда, округа и штата Джорджия, начальник группы УРП майор Боуз требует от вас полного отчета об этом деле. — Майор улыбнулся нехорошей улыбкой. — Влипли вы.
Он повернулся и ушел. Я сидел, уставившись в пустоту.
— Однажды и у меня такое случилось, — сказала Синтия.
Я молчал.
— Правда, только однажды. Твой циничный взгляд на человеческую природу просто неуместен.
Поскольку каждому овощу свое время, было самое время сказать Синтии о звонке ее мужа, однако этой пословицы, вероятно, не знал Карл Хеллман и потому явился в самый неудобный момент.
Он вошел, и его крупная фигура, казалось, заполнила всю нашу комнатенку. Мы с Синтией встали. Карл небрежно кивнул, осмотрелся, последовали рукопожатия. Синтия, будучи самой младшей по званию, предложила ему кресло у своего стола, сама села на свободный стул, а я присел на мой стол.
На Карле была зеленая выходная форма. Фуражку он положил на стол. Как и я, Карл начинал пехотинцем. Мы оба воевали во Вьетнаме, причем примерно в одно время. На нас красовались практически те же награды и знаки отличия, включающие Бронзовую звезду за мужество и заветный Знак боевого пехотинца. Мы оба прошли огонь, воду и медные трубы, были среднего возраста и потому обычно обходились без формальностей. Но в это утро я был не в настроении и решил придерживаться правил протокола.
— Выпьете кофе, сэр? — спросил я.
— Нет, не хочу, спасибо.
Карл хорош собой: шапка густых темно-каштановых, с проседью, волос, твердый подбородок, голубые глаза. Женщины, однако, не находят его привлекательным. Причина, по-видимому, в его сдержанной манере держаться. Рядом с ним самая сдобная булочка через неделю сделается сухарем. Но это не в счет: дело свое он знает, как никто.
После обмена любезностями Карл сказал мне с легким акцентом:
— Как я понимаю, наш главный свидетель по делу о попытке незаконной продажи оружия пустился в бега?
— Так точно, сэр.
— Вы можете припомнить, чем руководствовались, освобождая его?
— Нет, сейчас не могу, сэр.
— Возникает вопрос: почему человек, которому обещана неприкосновенность, совершает еще одно преступление — побег?
Действительно, такой вопрос возникает.
— Вы ему объяснили, что такое гарантия неприкосновенности?
— Объяснил, сэр, но, очевидно, не очень хорошо.
— Видите ли, Пол, иметь дело с глупыми людьми — это целая проблема. Вы переносите свое восприятие мира и умение рассуждать логично на полного идиота, а он вас подводит. Он невежествен, напуган, он раб своих инстинктов. Если тюремная дверь открылась, надо бежать — вот его примитивная логика.
Я откашлялся.
— Я думал, что успокоил его, завоевав доверие.
— Естественно, завоевали. Этого он и добивался — чтобы вы так думали. Хитрющий народ.
— Так точно, сэр.
— Может быть, следующий раз вы посоветуетесь со мной, прежде чем выпускать на волю уголовного преступника?
— Пока он проходил только как свидетель.
Карл подался вперед:
— Он ни хрена не видит разницы. Вы сажаете его за решетку — значит, преступник. Выпускаете — он бежит.
— Совершенно справедливо, сэр.
— Статья 96-я военного кодекса предусматривает наказание для тех, кто по умыслу или недосмотру ошибочно освобождает заключенного. Вам грозит серьезное взыскание, Пол.
— Я это понимаю, сэр.
Он снова откинулся на спинку кресла.
— Ну а теперь докладывайте, что здесь произошло за последние часы.
Начать с того, что мне не удалось переспать с Синтией, она наврала мне про мужа и развод, я подавлен и смертельно устал, никак не могу выбросить Энн Кемпбелл из головы, начальник военной полиции, чей кабинет находится в том же коридоре, вероятный убийца, дурак Далберт дал тягу, и вообще день начинается скверно.
Хеллман повернулся к Синтии:
— Может быть, вы? У Бреннера отнялся язык.
— Слушаюсь, сэр, — отчеканила Синтия и начала рассказывать о вещественных доказательствах, о компьютерных открытиях Грейс Диксон, об отце и сыне Ярдли, о причастности к судьбе Энн Кемпбелл майора Боуза, полковника Уимса и других высших офицеров базы.
Карл Хеллман внимательно слушал.
Далее Синтия пересказала отредактированные варианты наших разговоров с генералом Кемпбеллом, миссис Кемпбелл, полковником и миссис Фаулер, а также с полковником Муром. Я слушал вполуха, но обратил внимание, что Синтия не упомянула ни об особой роли Фаулеров, ни о подвальной комнате удовольствий в доме Энн Кемпбелл. О Кенте вообще не было сказано ни слова. Я бы рапортовал точно так же. Как же многому Синтия научилась за последние два дня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119