Значит, до завтра ничего не узнает. А сегодня ночью он обязательно остановится где-нибудь на дороге.
— И у нас есть ночь на то, чтобы забрать у него камни, — закончил Вил.
— У нас достаточно времени, — продолжала она. — Если мы только не будем стоять здесь и рассуждать об этом. К тому же ты ведь не хочешь, чтобы эльфийка оставалась одна у Лощин слишком долго, так?
Упоминание об Амбель подстегнуло долинца.
— Нет, конечно. Поехали.
— Подожди. — Она отвела коня чуть назад. — Сначала — слово. Раз уж я помогу тебе, то и ты мне поможешь. Когда мы вернем камни, ты возьмешь меня с собой. Я буду оставаться с тобой столько, сколько сочту нужным. Обещаешь мне, Целитель?
Что ему еще оставалось делать? Разве что отобрать у нее коня, но Вил не был уверен, что у него это получится.
— Ладно. Обещаю.
— Вот и славно. Когда мы заберем камни, они временно побудут у меня: я должна быть уверена, что ты сдержишь свое обещание. Садись сзади.
Без лишних слов Вил взобрался на коня. Он совсем не собирался отдавать ей эльфиниты, но было бессмысленно спорить об этом здесь. Эретрия повернулась к нему:
— Ты не заслуживаешь и десятой доли того, что я делаю для тебя, и ты сам это знаешь. Но тебе везет, и ты мне нравишься; мне нравится, как ты рискуешь. А теперь обними меня, да покрепче. Положи руки сюда. — Она показала на свою талию.
Вил заколебался, но решил не спорить. Эретрия откинулась назад, прижимаясь к нему.
— Ну вот, так гораздо лучше, — удовлетворенно промурлыкала она. — Теперь держись!
С резким криком она всадила каблуки сапог в бока коня, тот взвился на дыбы и полетел по темной дороге. Всадники низко пригнулись к шее коня, мокрые ветки хлестали их, обдавая фонтаном брызг. У Эретрии глаза были как у кошки: она уверенно вела коня через завалы бурелома и сухостой, благополучно минуя овраги и ямы, размытые внезапным ливнем, то вверх, то вниз — по размокшим и скользким склонам. Вил вцепился в Эретрию и всерьез думал, уж не сошла ли она с ума. Если они будут так нестись, то где-нибудь обязательно упадут.
Как ни странно, этого не случилось. Эретрия резко свернула с дорожки в узкий просвет между деревьями, почти сплошь заросший густым кустарником. Вил зажмурился, но конь благополучно перепрыгнул кусты. Темнота все сгущалась — всадники летели вперед, почти не разбирая дороги, — последние отблески света растворялись в надвигающихся сумерках. Солнце садилось за лес, тени сгущались, повеяло ночной прохладой. Эретрия пришпорила коня.
Наконец они остановились. Эретрия похлопала коня по потным бокам и с озорной усмешкой повернулась к Вилу:
— Это чтобы ты видел: я сама могу постоять за себя. Тебе вовсе не надо заботиться обо мне. Долинец медленно приходил в себя.
— И ты это доказала, Эретрия. А почему мы здесь встали?
— Чтобы проверить.
Она слезла с коня и тщательно осмотрела дорогу. Потом нахмурилась:
— Странно! Нет следов повозки. — Вил тоже спешился и подошел к ней.
— Ты уверена? — Он наклонился к земле, но не нашел ни одного отпечатка колес. — Может быть, дождь смыл следы?
— Повозка слишком тяжелая. — Эретрия медленно покачала головой. — К тому же дождь уже должен был кончиться, когда они проходили здесь. Я ничего не понимаю.
С каждой минутой темнело все больше. Вил опасливо огляделся:
— Может быть, Кефело остановился раньше — переждать бурю.
— Может быть, — согласилась Эретрия, но в голосе ее звучало сомнение. — Надо немного вернуться. Садись.
Они поехали обратно, на запад, время от времени, поглядывая на грязную землю, пытаясь отыскать следы повозки. Но их не было. Теперь всадники ехали медленной рысью. Из леса на дорогу пробивался туман, мутные струи извивались во мраке, как щупальца. Откуда-то издалека доносились ночные крики — обитатели долины проснулись и вышли на охоту.
Потом впереди возник какой-то новый звук, поначалу слабый, тягучий, как эхо среди резких, мелькающих звуков, но с каждой секундой он нарастал, становился сильнее и настойчивей. И вот, наконец, обратился в вой, пронзительный и жуткий, как будто во мраке от боли кричала одинокая душа, перешедшая все мыслимые пределы и цепляющаяся за единственное, что у нее еще осталось перед смертью, — этот последний трепещущий крик.
Вил в страхе больно сжал плечо Эретрии:
— Что это?
— Свистящий Кряж, как раз впереди. — Она нервно усмехнулась. — Там иногда гуляет очень странный ветер.
А крик все вздымался, теперь он стал жестче и горше. Конь нервно вздрагивал и переминался с ноги на ногу. Эретрия, как могла, пыталась его успокоить. Они ехали совсем медленно и добрались до нижнего перевала. Там дорога уходила вниз, теряясь во мраке.
И вдруг Вил заметил какую-то тень — как будто возникшая из воя ветра и сумрака ночи, она двигалась прямо на них. Эретрия тоже ее заметила и резко натянула поводья. Тень приблизилась: конь, огромный гнедой конь, без всадника, но оседланный, поводья тянулись за ним по земле. Он медленно подошел к коню Эретрии и ткнулся носом ему в морду. И Вил, и Эретрия сразу узнали его: это был конь Кефело.
Девушка немедленно спешилась, передав поводья Вилу. Она молча осмотрела гнедого — он весь дрожал, — похлопала по бокам и по шее, чтобы он немного успокоился. Конь был потный, он, видимо, долго бежал.
— Что-то случилось. Этот конь не мог заблудиться. — Эретрия неуверенно взглянула на Вила.
Долинец кивнул, в нем зародилось какое-то смутное, нехорошее предчувствие.
Эретрия села на коня Кефело и подобрала поводья.
— Проедем дальше. — Она старалась говорить твердо, но в ее голосе звучала тревога.
Они поехали вдоль линии Кряжа, ветер высвистывал жуткий плач, ему вторили скалы и деревья. Высоко в небе зажглись первые звезды — белесый свет стекал вниз, в черноту Диких Дебрей.
Вдруг впереди появилась еще одна тень, черная и неподвижная. Вил и Эретрия придержали коней, тревога возрастала. Тень впереди постепенно обретала форму. Это была повозка Кефело. Всадники подъехали ближе, и тревога сменилась ужасом. Кони, которые обычно тянули повозку, валялись искалеченные. То, что они все еще были запряжены, почему-то вызывало особенный страх. Рядом, разодранные и скорчившиеся, как выпотрошенные чучела, лежали другие кони и всадники, кровь пропитала яркие шелка их одежды, сочилась через ткань и смешивалась с грязной землей.
Вил огляделся. Эретрия сидела в седле — бледная как смерть — и не отрываясь смотрела на разбросанные тела. Она медленно опустила руки, поводья упали на землю. Вил спешился, подобрал поводья и подал их Эретрии, но она даже не шелохнулась. Тогда он положил ей на ладонь поводья обоих коней и крепко сжал руку в кулак. Эретрия молча смотрела на него.
— Жди здесь, — приказал Вил.
Он направился к повозке, по пути останавливаясь и внимательно вглядываясь в искалеченные тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— И у нас есть ночь на то, чтобы забрать у него камни, — закончил Вил.
— У нас достаточно времени, — продолжала она. — Если мы только не будем стоять здесь и рассуждать об этом. К тому же ты ведь не хочешь, чтобы эльфийка оставалась одна у Лощин слишком долго, так?
Упоминание об Амбель подстегнуло долинца.
— Нет, конечно. Поехали.
— Подожди. — Она отвела коня чуть назад. — Сначала — слово. Раз уж я помогу тебе, то и ты мне поможешь. Когда мы вернем камни, ты возьмешь меня с собой. Я буду оставаться с тобой столько, сколько сочту нужным. Обещаешь мне, Целитель?
Что ему еще оставалось делать? Разве что отобрать у нее коня, но Вил не был уверен, что у него это получится.
— Ладно. Обещаю.
— Вот и славно. Когда мы заберем камни, они временно побудут у меня: я должна быть уверена, что ты сдержишь свое обещание. Садись сзади.
Без лишних слов Вил взобрался на коня. Он совсем не собирался отдавать ей эльфиниты, но было бессмысленно спорить об этом здесь. Эретрия повернулась к нему:
— Ты не заслуживаешь и десятой доли того, что я делаю для тебя, и ты сам это знаешь. Но тебе везет, и ты мне нравишься; мне нравится, как ты рискуешь. А теперь обними меня, да покрепче. Положи руки сюда. — Она показала на свою талию.
Вил заколебался, но решил не спорить. Эретрия откинулась назад, прижимаясь к нему.
— Ну вот, так гораздо лучше, — удовлетворенно промурлыкала она. — Теперь держись!
С резким криком она всадила каблуки сапог в бока коня, тот взвился на дыбы и полетел по темной дороге. Всадники низко пригнулись к шее коня, мокрые ветки хлестали их, обдавая фонтаном брызг. У Эретрии глаза были как у кошки: она уверенно вела коня через завалы бурелома и сухостой, благополучно минуя овраги и ямы, размытые внезапным ливнем, то вверх, то вниз — по размокшим и скользким склонам. Вил вцепился в Эретрию и всерьез думал, уж не сошла ли она с ума. Если они будут так нестись, то где-нибудь обязательно упадут.
Как ни странно, этого не случилось. Эретрия резко свернула с дорожки в узкий просвет между деревьями, почти сплошь заросший густым кустарником. Вил зажмурился, но конь благополучно перепрыгнул кусты. Темнота все сгущалась — всадники летели вперед, почти не разбирая дороги, — последние отблески света растворялись в надвигающихся сумерках. Солнце садилось за лес, тени сгущались, повеяло ночной прохладой. Эретрия пришпорила коня.
Наконец они остановились. Эретрия похлопала коня по потным бокам и с озорной усмешкой повернулась к Вилу:
— Это чтобы ты видел: я сама могу постоять за себя. Тебе вовсе не надо заботиться обо мне. Долинец медленно приходил в себя.
— И ты это доказала, Эретрия. А почему мы здесь встали?
— Чтобы проверить.
Она слезла с коня и тщательно осмотрела дорогу. Потом нахмурилась:
— Странно! Нет следов повозки. — Вил тоже спешился и подошел к ней.
— Ты уверена? — Он наклонился к земле, но не нашел ни одного отпечатка колес. — Может быть, дождь смыл следы?
— Повозка слишком тяжелая. — Эретрия медленно покачала головой. — К тому же дождь уже должен был кончиться, когда они проходили здесь. Я ничего не понимаю.
С каждой минутой темнело все больше. Вил опасливо огляделся:
— Может быть, Кефело остановился раньше — переждать бурю.
— Может быть, — согласилась Эретрия, но в голосе ее звучало сомнение. — Надо немного вернуться. Садись.
Они поехали обратно, на запад, время от времени, поглядывая на грязную землю, пытаясь отыскать следы повозки. Но их не было. Теперь всадники ехали медленной рысью. Из леса на дорогу пробивался туман, мутные струи извивались во мраке, как щупальца. Откуда-то издалека доносились ночные крики — обитатели долины проснулись и вышли на охоту.
Потом впереди возник какой-то новый звук, поначалу слабый, тягучий, как эхо среди резких, мелькающих звуков, но с каждой секундой он нарастал, становился сильнее и настойчивей. И вот, наконец, обратился в вой, пронзительный и жуткий, как будто во мраке от боли кричала одинокая душа, перешедшая все мыслимые пределы и цепляющаяся за единственное, что у нее еще осталось перед смертью, — этот последний трепещущий крик.
Вил в страхе больно сжал плечо Эретрии:
— Что это?
— Свистящий Кряж, как раз впереди. — Она нервно усмехнулась. — Там иногда гуляет очень странный ветер.
А крик все вздымался, теперь он стал жестче и горше. Конь нервно вздрагивал и переминался с ноги на ногу. Эретрия, как могла, пыталась его успокоить. Они ехали совсем медленно и добрались до нижнего перевала. Там дорога уходила вниз, теряясь во мраке.
И вдруг Вил заметил какую-то тень — как будто возникшая из воя ветра и сумрака ночи, она двигалась прямо на них. Эретрия тоже ее заметила и резко натянула поводья. Тень приблизилась: конь, огромный гнедой конь, без всадника, но оседланный, поводья тянулись за ним по земле. Он медленно подошел к коню Эретрии и ткнулся носом ему в морду. И Вил, и Эретрия сразу узнали его: это был конь Кефело.
Девушка немедленно спешилась, передав поводья Вилу. Она молча осмотрела гнедого — он весь дрожал, — похлопала по бокам и по шее, чтобы он немного успокоился. Конь был потный, он, видимо, долго бежал.
— Что-то случилось. Этот конь не мог заблудиться. — Эретрия неуверенно взглянула на Вила.
Долинец кивнул, в нем зародилось какое-то смутное, нехорошее предчувствие.
Эретрия села на коня Кефело и подобрала поводья.
— Проедем дальше. — Она старалась говорить твердо, но в ее голосе звучала тревога.
Они поехали вдоль линии Кряжа, ветер высвистывал жуткий плач, ему вторили скалы и деревья. Высоко в небе зажглись первые звезды — белесый свет стекал вниз, в черноту Диких Дебрей.
Вдруг впереди появилась еще одна тень, черная и неподвижная. Вил и Эретрия придержали коней, тревога возрастала. Тень впереди постепенно обретала форму. Это была повозка Кефело. Всадники подъехали ближе, и тревога сменилась ужасом. Кони, которые обычно тянули повозку, валялись искалеченные. То, что они все еще были запряжены, почему-то вызывало особенный страх. Рядом, разодранные и скорчившиеся, как выпотрошенные чучела, лежали другие кони и всадники, кровь пропитала яркие шелка их одежды, сочилась через ткань и смешивалась с грязной землей.
Вил огляделся. Эретрия сидела в седле — бледная как смерть — и не отрываясь смотрела на разбросанные тела. Она медленно опустила руки, поводья упали на землю. Вил спешился, подобрал поводья и подал их Эретрии, но она даже не шелохнулась. Тогда он положил ей на ладонь поводья обоих коней и крепко сжал руку в кулак. Эретрия молча смотрела на него.
— Жди здесь, — приказал Вил.
Он направился к повозке, по пути останавливаясь и внимательно вглядываясь в искалеченные тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134