– Такое мог сочинить кто угодно, но модной, как ты говоришь… м-м.. писательницей стала она. Билли.
– Ничего не поделаешь, – вздыхает Август. – У нее лицо модного писателя.
– А что, у модных писателей какие-то особенные лица? – наконец-то решаюсь вклиниться я.
Август снисходительно улыбается, Лора хмыкает, я кажусь себя жалким сосунком, случайно затесавшимся в ряды посвященных. Я мог бы написать капитальный труд о жизнедеятельности среднестатистического российского тамагочи, но подвид «модный писатель» мне не по зубам.
– Ну конечно! – Август корчит страшное лицо. – Они примерно такие!
(Зрачки Август скатываются к переносице.)
– И такие!..
(Брови Август лезут вверх.)
– И такие!..
(Август раздвигает пальцами рот и высовывает язык.)
– Да ладно тебе, – морщится Лора.
– Нет, серьезно!.. А если совсем серьезно… Тебя должна любить камера, ну или объектив на худой конец… И не просто любить… Сума по тебе сходить, хотеть тебя, как девка-нимфоманка. Если тебя любит камера, на все остальное можно положить с прибором.
– То, чего хочет камера, – хочет бог! – Лора наставительно поднимает палец.
– Тебя может ненавидеть собственная собака, тебя может ненавидеть кошка, которую ты нарисовал, но камера должна любить тебя обязательно.
– А если нет? – глупо спрашиваю я.
Если нет – карьера модного писателя тебе не светит. И неважно, какую пургу ты будешь нести. Можно ввернуть что-нибудь позабористее, типа «Иногда я чувствую себя скоросшивателем». Или: «иногда я чувствую себя машиной для перевозки трупов». Или сказать, что все написанное навеяно раком яичек второй стадии. А можешь вообще ничего не говорить или придумать самую банальную историю, где все чувства рифмуются со словом… – Август выжидательно смотрит на нас с Лорой.
– Со словом «блядь, твою мать», – высказывает предположение Лора.
– Со словом «секс», – высказываю предположение я.
– Секс подойдет, – Август кажется вдохновленной собственной речью. – С сексом все сталкиваются, рано или поздно, в той или иной форме. А люди – они такие… Они воспринимают только то, что уже знают. Или думают, что знают. Все остальное им до лампочки. А вообще-то они мудаки, эти писатели… Поздравьте меня, сегодня я буду снимать мудаков…
– Билли тоже в списке? – уточняет Лора.
– В списке один парень, который никогда не снимает бейсболку, еще один, который вытатуировал у себя на руке часы без стрелок, еще один, который общается с духом Торквемады, у него как раз рак яичек. И три бабы без макияжа и с обгрызенными ногтями.
– И Билли? – не унимается Лора.
– И Билли.
Две девушки в тени. Их роли вполне могли бы сыграть Август и Лора, их роли мог бы сыграть кто угодно, все равно тень падает на лица, и их не разглядеть. Одна девушка на солнце. Я так и вижу это, хотя солнце не привносит ничего нового в образ Тинатин, оно просто не в состоянии привнести – потому что Тинатин самодостаточна. Она была бы самодостаточной, даже если бы сидела за кассой в супермаркете. Тинатин за кассой – картинка впечатляет. У ее кассы всегда очередь, она упорно не желает рассасываться, любому клиенту Тинатин может втюхать все, что угодно, помимо того, что уже лежит в корзинках: монетки в один форинт, краденые автомагнитолы, винилы с фортепианными концертами Рахманинова, зубную нить, расфасованные части тел ее прежних воздыхателей. И пластиковые стаканчики.
Да. Пластиковые стаканчики – прежде всего.
Лора тоже думает о Тинатин. Ей не хотелось бы думать, но она думает.
В ее мыслях Тинатин не за кассой в супермаркете, и не на солнце. Она – в тени. Совсем не оскорбительно, тень предполагает наличие второй девушки, так почему бы второй девушке не оказаться самой Лорой? Две девушки в тени, две девушки в джакузи, две девушки в ресторане, две девушки за шахматной доской, две девушки, грабящие банк, и, как следствие, – две девушки в наручниках. Лора… Согласилась бы Лора на такое развитие событий?..
Я и не знал, что Лора отпечатала фотографию.
Ту самую, которая была прислана вместе с адресом клуба «Hangar 51-19» .
Она всплывает в Лориных руках как рыба, поднятая с глубин. Рыба, тело которой обезображено чудовищным давлением; удильщик, я видел таких рыб в программах ВВС «Живая природа», ничего хорошего. Снимок явно проигрывает фотографиям в доме Август, всем этим мужикам, всем этим террористам, всем этим псевдоработягам, копающимся в моторах.
– Кто это? – спрашивает Август, разглядывая фото.
Ее лицо выражает страдание, не по поводу изображенной девушки, вовсе нет. Качество, вот что ранит сердце Август, профессионального фотографа.
– Девушка, которую… Которую ищет Макс, – слова даются Лоре с трудом.
– Как же бездарно снято! – сетует Август. – Хотите травы?
Трава – отвлекающий маневр. Август еще не решила для себя, вспомнить ли ей Тинатин или не вспоминать вовсе. Вспомнить Тинатин – означает вспомнить печальную историю с Ильей Макаровым, погибшим в Альпах под лавиной или что-то вроде того. Это означает вспомнить самого Илью. Илья назвал Август единственным другом, я сам читал его письмо. У единственных друзей всегда есть скучные обязательства, как говорила Марго? «Друзья дарят друг другу зажигалки, одалживают деньги и повторяют судьбу друг друга. Все остальное – не существенно». Повторяют судьбу – вот что должно волновать Август. Полную жизни и распоряжающуюся другими жизнями. Хотя бы и призрачными, запечатленными лишь на снимках. Август наверняка готова говорить о каждом из снимков, о каждой пуговице на летных и пожарных куртках, она готова развить дискуссию о модных писателях, о девичьих грезах, которые чужды ей так же, как эскимосу чуждо снаряжение для подводных съемок. Она готова говорить о чем угодно, но…
К Тинатин она не готова.
– Я бы пыхнула, – Лоре тоже нужна передышка.
– Я, пожалуй, воздержусь. – Вряд ли кто-то здесь слышит мой голос.
– Интересное лицо. – Август нужно что-то делать с фотографией, как-то реагировать на нее. – Но снято бездарно.
– Да брось ты… Мы ведь не о художественных достоинствах говорим…
– А о чем?
– Ты же сама сказала – интересное лицо.
– Я, знаешь ли, перевидала интересных лиц…
– Но не таких! – срывается Лора.
Вот ты себя и выдала, детка.
Все последующее происходит почти в гробовой тишине, все мы качаемся на ее волнах, все трое. Я даже начинаю переживать, как бы Август не намочила свежезабитый косячок, но Август – молодец, справляется. Она и делает первую затяжку, трава потрескивает, мы с Лорой не отрываясь смотрим на яркий кончик папиросы.
– Отличная трава. Я знала одного парня, который сочинял картинки из дыма, – Август передает косяк Лоре.
– Это как? – удивляется Лора.
– Ну выдувал картинки из дыма. Так, ничего особенного, но со стороны выглядело потрясающе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113