Ведь из Нью-Йорка сегодня утром на «Этруске» должен был прибыть полицейский агент?
Морган покачал головой.
— Наверное, забегать вперед — дурной тон, — сказал он, — но у нас и без того так все запуталось, столько раз приходилось начинать все сначала, столько раз мы попадали в неловкое положение, что еще одна оговорка не сильно повредит стройности моего рассказа. «Этруска» прибыла вовремя, однако инспектора Патрика на ней нет. Он вообще не переплывал Атлантики. Не знаю почему, я вообще не придаю этому большого значения, однако факт остается фактом. Если не предпринять никаких шагов, Цирюльник уже через три часа сойдет на берег свободным человеком.
Доктор Фелл откинулся на спинку стула и какое-то время смотрел в пространство, а потом скосил глаза на свои заметки, лежащие на столе.
— Гм!… Да-да. Будьте любезны, передайте мне вон тот телефонный справочник — он лежит на табурете. Спасибо… Каким поездом вы приехали? 7.53, вокзал Ватерлоо? Ясно. Ага… Так. Вот это подойдет. Кстати, вы, случайно, не захватили с собой список пассажиров?
— Да. Я подумал…
— Передайте его мне. — Фелл стремительно перелистывал страницы, пока не нашел нужную фамилию. Затем он еще раз перечитал список, водя пальцем по номерам кают. Найдя искомое, сопоставил фамилию пассажира и номер каюты; однако список лежал на противоположном конце стола, и Моргану были непонятны манипуляции доктора. — А теперь на минутку прошу извинить старого шарлатана. Мне необходимо сделать несколько звонков. Даже под самой страшной пыткой не выдал бы, что я намерен делать или почему продолжаю забавляться и мистифицировать вас. Ха-ха! Мой мальчик, ни одно удовольствие не сравнится с мистификацией, но только если вы в состоянии справиться с задачей… Собственно говоря, я как раз хочу отбить телеграмму капитану Уистлеру. Я назову ему фамилию убитой женщины и внесу ряд предложений. Также не повредит позвонить в Скотленд-Ярд и дать им несколько ценных указаний. Выпейте еще пива. — И он заковылял к двери, радостно хихикая, ударяя по полу тростью.
Вернулся доктор, ликующе потирая руки: впереди него шла женщина, которая несла такой огромный и уставленный яствами поднос, какой Моргану давно не доводилось видеть.
— Сосиски с картофельным пюре, — объявил доктор Фелл, плотоядно раздувая ноздри. — Ставьте сюда, Вида… Ну вот. Продолжим. Мне необходима ясность еще в нескольких мелочах. Просветите меня, если вы не против того, чтобы беседовать за едой. Ваш случай, друг мой, — самая интересная шкатулка с сюрпризом, какую мне когда-либо доводилось открывать. Каждое отдельно взятое событие похоже на макет пистолета. До тех пор, пока вы не спустите курок, невозможно сказать, что это такое — детская игрушка или настоящее смертоносное оружие. Дело в своем роде уникальное, потому что некоторые самые очевидные улики кажутся полной ерундой и бессмыслицей…
— У меня вопрос, — вставил Морган.
— Погодите. — Доктор Фелл заправил салфетку за воротник и ткнул в гостя вилкой. — Случалось ли вам размышлять… — судя по виду доктора, он был уверен в том, что на размышления его гость вообще не способен, — случалось ли вам размышлять над старинными пословицами? Вам не бывало грустно оттого, что никто по-настоящему не вникает в смысл народных сентенций и афоризмов, несмотря на то что их столь часто и охотно цитируют? Более того, в них не верят! Например, сколько людей на самом деле считают, что «честность — лучшая политика»? Особенно если им самим случается поступить честно. Многие ли следуют принципу «рано ложиться и рано вставать»? Сходным образом реагируют и на пословицу о том, что частенько правда говорится в шутку. Следовать народной мудрости в жизни слишком хлопотно; на это необходимо больше изобретательности и больше ума, чем способно выказать большинство людей. Кроме того, трудно представить, насколько осложнилась бы общественная жизнь, если бы все на секунду поверили в то, что правду действительно можно говорить в шутку! Жизнь стала бы просто невыносимой — все равно что ежедневно обедать с толпой психоаналитиков.
— О чем вы? — не понял Морган. — В шутку нельзя повесить преступника.
— О, я не шучу. Вы не догадываетесь, к чему я клоню?
— Нет.
Доктор Фелл небрежно нацарапал что-то на листке бумаги и передал его гостю.
— Вот, набросал кое-что для вашего просвещения, — сообщил он, хмурясь. — Я составил список из восьми ключей. Или восьми рекомендаций, если вам угодно. Ни один из ключей не является прямой уликой. Я рассчитываю услышать от вас прямую улику в продолжении вашей замечательной истории. Я смутно надеюсь и верю, что вы упомянете ту улику, которая мне нужна; и моя вера настолько сильна, что я готов ради нее поставить на карту карьеру капитана Уистлера. Ну как?
Морган взял листок, на котором было написано:
«1. Внушение.
2. Счастливый случай.
3. Слепое братское доверие.
4. Невидимка.
5. Семь бритвенных лезвий.
6. Семь радиограмм.
7. Устранение.
8. Телеграфный стиль».
— Я совершенно ничего не понимаю, — признался он. — Первые два ключа можно толковать как угодно… Погодите, сэр! Не надо возмущаться! Говоря «можно толковать», я имею в виду себя. А третий ключ… он внушает мне тревогу… А что насчет семи бритвенных лезвий? Мы не находили семи.
— Вот именно, — прогудел доктор, поднимая вверх вилку, словно это все и объясняло. — Суть в том, что, видите ли, бритвенных лезвий, скорее всего, было семь. Вот в чем суть.
— Хотите сказать, что нам надо было поискать остальные?
— О нет! Скорее всего, остальные Цирюльник выкинул. Главное, вам необходимо помнить, что их было семь. А?
— И потом, — продолжал Морган, — какие семь радиограмм? Что за семь радиограмм? В моем рассказе я упомянул только о двух…
— А, здесь мне необходимо объясниться. — Доктор Фелл пронзил вилкой сосиску. — Семь — число мистическое; округленное, целое, наводящее на определенные мысли; число с любопытной историей. Я использую число «семь» в аллегорическом смысле, вместо слова «несколько», потому что мы сошлись на том, что их было несколько. Самое интересное, что я вовсе не имею в виду те радиограммы, которые вы читали. Тех вы не видели. Ведь это очень важно, верно?
— Будь я проклят, если что-нибудь понял, — заявил Морган, потихоньку закипая. — Если мы их не видели…
— Продолжайте ваш рассказ, — попросил доктор, взмахнув длинными пальцами. — Я почти уверен: еще до того, как вы закончите ваш рассказ, мне удастся дополнить мой список еще восемью ключами-подсказками — всего, значит, их будет шестнадцать, — при помощи которых мы решим и закроем ваше дело.
Морган откашлялся и заговорил.
Часть вторая
Глава 13
Два мандарина
Среди легкомысленных хроникеров чрезвычайно популярен следующий прием:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Морган покачал головой.
— Наверное, забегать вперед — дурной тон, — сказал он, — но у нас и без того так все запуталось, столько раз приходилось начинать все сначала, столько раз мы попадали в неловкое положение, что еще одна оговорка не сильно повредит стройности моего рассказа. «Этруска» прибыла вовремя, однако инспектора Патрика на ней нет. Он вообще не переплывал Атлантики. Не знаю почему, я вообще не придаю этому большого значения, однако факт остается фактом. Если не предпринять никаких шагов, Цирюльник уже через три часа сойдет на берег свободным человеком.
Доктор Фелл откинулся на спинку стула и какое-то время смотрел в пространство, а потом скосил глаза на свои заметки, лежащие на столе.
— Гм!… Да-да. Будьте любезны, передайте мне вон тот телефонный справочник — он лежит на табурете. Спасибо… Каким поездом вы приехали? 7.53, вокзал Ватерлоо? Ясно. Ага… Так. Вот это подойдет. Кстати, вы, случайно, не захватили с собой список пассажиров?
— Да. Я подумал…
— Передайте его мне. — Фелл стремительно перелистывал страницы, пока не нашел нужную фамилию. Затем он еще раз перечитал список, водя пальцем по номерам кают. Найдя искомое, сопоставил фамилию пассажира и номер каюты; однако список лежал на противоположном конце стола, и Моргану были непонятны манипуляции доктора. — А теперь на минутку прошу извинить старого шарлатана. Мне необходимо сделать несколько звонков. Даже под самой страшной пыткой не выдал бы, что я намерен делать или почему продолжаю забавляться и мистифицировать вас. Ха-ха! Мой мальчик, ни одно удовольствие не сравнится с мистификацией, но только если вы в состоянии справиться с задачей… Собственно говоря, я как раз хочу отбить телеграмму капитану Уистлеру. Я назову ему фамилию убитой женщины и внесу ряд предложений. Также не повредит позвонить в Скотленд-Ярд и дать им несколько ценных указаний. Выпейте еще пива. — И он заковылял к двери, радостно хихикая, ударяя по полу тростью.
Вернулся доктор, ликующе потирая руки: впереди него шла женщина, которая несла такой огромный и уставленный яствами поднос, какой Моргану давно не доводилось видеть.
— Сосиски с картофельным пюре, — объявил доктор Фелл, плотоядно раздувая ноздри. — Ставьте сюда, Вида… Ну вот. Продолжим. Мне необходима ясность еще в нескольких мелочах. Просветите меня, если вы не против того, чтобы беседовать за едой. Ваш случай, друг мой, — самая интересная шкатулка с сюрпризом, какую мне когда-либо доводилось открывать. Каждое отдельно взятое событие похоже на макет пистолета. До тех пор, пока вы не спустите курок, невозможно сказать, что это такое — детская игрушка или настоящее смертоносное оружие. Дело в своем роде уникальное, потому что некоторые самые очевидные улики кажутся полной ерундой и бессмыслицей…
— У меня вопрос, — вставил Морган.
— Погодите. — Доктор Фелл заправил салфетку за воротник и ткнул в гостя вилкой. — Случалось ли вам размышлять… — судя по виду доктора, он был уверен в том, что на размышления его гость вообще не способен, — случалось ли вам размышлять над старинными пословицами? Вам не бывало грустно оттого, что никто по-настоящему не вникает в смысл народных сентенций и афоризмов, несмотря на то что их столь часто и охотно цитируют? Более того, в них не верят! Например, сколько людей на самом деле считают, что «честность — лучшая политика»? Особенно если им самим случается поступить честно. Многие ли следуют принципу «рано ложиться и рано вставать»? Сходным образом реагируют и на пословицу о том, что частенько правда говорится в шутку. Следовать народной мудрости в жизни слишком хлопотно; на это необходимо больше изобретательности и больше ума, чем способно выказать большинство людей. Кроме того, трудно представить, насколько осложнилась бы общественная жизнь, если бы все на секунду поверили в то, что правду действительно можно говорить в шутку! Жизнь стала бы просто невыносимой — все равно что ежедневно обедать с толпой психоаналитиков.
— О чем вы? — не понял Морган. — В шутку нельзя повесить преступника.
— О, я не шучу. Вы не догадываетесь, к чему я клоню?
— Нет.
Доктор Фелл небрежно нацарапал что-то на листке бумаги и передал его гостю.
— Вот, набросал кое-что для вашего просвещения, — сообщил он, хмурясь. — Я составил список из восьми ключей. Или восьми рекомендаций, если вам угодно. Ни один из ключей не является прямой уликой. Я рассчитываю услышать от вас прямую улику в продолжении вашей замечательной истории. Я смутно надеюсь и верю, что вы упомянете ту улику, которая мне нужна; и моя вера настолько сильна, что я готов ради нее поставить на карту карьеру капитана Уистлера. Ну как?
Морган взял листок, на котором было написано:
«1. Внушение.
2. Счастливый случай.
3. Слепое братское доверие.
4. Невидимка.
5. Семь бритвенных лезвий.
6. Семь радиограмм.
7. Устранение.
8. Телеграфный стиль».
— Я совершенно ничего не понимаю, — признался он. — Первые два ключа можно толковать как угодно… Погодите, сэр! Не надо возмущаться! Говоря «можно толковать», я имею в виду себя. А третий ключ… он внушает мне тревогу… А что насчет семи бритвенных лезвий? Мы не находили семи.
— Вот именно, — прогудел доктор, поднимая вверх вилку, словно это все и объясняло. — Суть в том, что, видите ли, бритвенных лезвий, скорее всего, было семь. Вот в чем суть.
— Хотите сказать, что нам надо было поискать остальные?
— О нет! Скорее всего, остальные Цирюльник выкинул. Главное, вам необходимо помнить, что их было семь. А?
— И потом, — продолжал Морган, — какие семь радиограмм? Что за семь радиограмм? В моем рассказе я упомянул только о двух…
— А, здесь мне необходимо объясниться. — Доктор Фелл пронзил вилкой сосиску. — Семь — число мистическое; округленное, целое, наводящее на определенные мысли; число с любопытной историей. Я использую число «семь» в аллегорическом смысле, вместо слова «несколько», потому что мы сошлись на том, что их было несколько. Самое интересное, что я вовсе не имею в виду те радиограммы, которые вы читали. Тех вы не видели. Ведь это очень важно, верно?
— Будь я проклят, если что-нибудь понял, — заявил Морган, потихоньку закипая. — Если мы их не видели…
— Продолжайте ваш рассказ, — попросил доктор, взмахнув длинными пальцами. — Я почти уверен: еще до того, как вы закончите ваш рассказ, мне удастся дополнить мой список еще восемью ключами-подсказками — всего, значит, их будет шестнадцать, — при помощи которых мы решим и закроем ваше дело.
Морган откашлялся и заговорил.
Часть вторая
Глава 13
Два мандарина
Среди легкомысленных хроникеров чрезвычайно популярен следующий прием:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73