Вы прикасались к телу или не прикасались?
— Извините. Я забыл. Да, прикасался. Я ослабил узел шарфа на его шее.
— Зачем вы это сделали?
— Проверить, не осталось ли в нем признаков жизни.
Брови Хедли поползли вверх.
— Так ли? Уже в половине восьмого вы знали, что он не подает никаких признаков жизни. Или вы полагали, что в восемь они появятся?
Это уже совсем плохо.
Живая, бодрствующая часть сознания Хью говорила ему:
«Вот осел; когда же ты научишься думать прежде, чем говорить?» Другая часть отчаянно искала, что ответить. Но тут он услышал свой собственный на удивление спокойный голос:
— Я неудачно выразился, Конечно, я знал, что он мертв. Но в случае насильственной смерти, даже зная, что человек мертв, всегда посылают за врачом. То же было и со мной. Узел шарфа был распущен. Я знал, что Фрэнк мертв, но должен был убедиться.
— Поразительно, — пробормотал старый Ник.
Инвалидное кресло со скрипом приблизилось еще на несколько футов, что уже начинало производить гипнотический эффект.
— Суперинтендент, — проговорил Ник мягким, усталым, почти трагическим голосом. — Я не хочу вмешиваться. Сегодня я уже наговорил кучу вздора, за который мне становится стыдно. Но все-таки можно мне кое-что сказать?
Хедли подозрительно посмотрел на него.
— В зависимости от того, насколько это важно. Это важно?
— Боюсь, — продолжал доктор Янг, пытаясь подражать своим былым грубовато-добродушным манерам, — что старый Ник теперь мало кого интересует. Смерть Фрэнка, естественно, меня потрясла. Но в то же время я не хочу, чтобы вы подумали, будто я держу зло на молодого Роуленда. Вовсе нет. Сегодня, будучи не в себе, я, возможно, наговорил много глупостей, но зла я не держу. И не потому, что я простил — отнюдь нет, — а потому, что хочу, чтобы Бренда была счастлива.
— Да, да, ну же!
— Джерри Нокс и я, — продолжал Ник, вынимая носовой платок и сморкаясь, — всегда старались делать для Бренды все, что в наших силах. Да, старались. Если бы Бренда подошла ко мне и сказала: «Ник, я не хочу выходить за Фрэнка, я хочу выйти за этого парня Роуленда», я бы сказал. «Хорошо, дорогая, если ты действительно этого хочешь, давай, выходи. Ты ведь не думаешь, что старый Ник встанет на твоем пути?»
— Ник, пожалуйста, — воскликнула Бренда. Она спрыгнула с крыльца и подбежала к нему.
— Ну-ну, моя дорогая, — сказал Ник, гладя ее по руке. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто я ищу сочувствия. Пойми это! Кое-кто из нас уже не так молод, как бы ему хотелось. Но я вовсе не поэтому обращаюсь к суперинтенденту. Нет, я обращаюсь к нему потому, что… Дорогая, у меня в кармане спички и пачка сигарет. Ты не дашь мне огня?
Бренда исполнила его просьбу. Когда она чиркала спичкой, руки у нее дрожали. Хью видел ее лицо над пламенем, оно пылало, и в нем читались сострадание, чувство вины и даже стыд — и в ее выражении молодой человек увидел серьезную опасность всему, что связывало его с Брендой.
Чего доброго, Ник еще завоюет ее.
— Нет! — отчеканил Ник, беря у нее спичку и откидываясь на спинку кресла, под лучами прожекторов вверх поползли кольца голубого дыма. — Так вот, суперинтендент, я, что называется, теоретик. О преступлениях мне известно только по книгам. Но и Фрэнка, и Бренду я всегда учил в случае необходимости мыслить быстро и правильно. Я был для них своего рода наставником.
— Да, дорогой, — подтвердила Бренда серьезным тоном.
— Да. Да? Вы желаете знать, каким образом мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов и с соответствующим размером ноги смог надеть туфли четвертого размера. Я могу вам сказать, — яростно прошипел Ник. — Но вот в чем беда. Я не держу зла на молодого Роуленда. И не хочу, чтобы вы думали, будто я хочу его обвинить, поскольку это не так…
— Минуту, доктор Янг, — прервал Хедли. — Если у вас есть что нам сказать, говорите.
— Именно это я и делаю. Не знаю, сам ли я додумался или прочел в каком-нибудь рассказе. Но я вспомнил про акробатический трюк, относительно которого Роуленд заключил с Фрэнком пари. Потому-то мне и пришло это на ум. Они держали пари две недели назад. — Ник поднес руку, в которой держал сигарету, ко лбу. — Суперинтендент, вам не нравится странный вид этих следов? И — да поможет нам Бог! — мне тоже. Они словно петляют. Вы говорили то же самое, так ведь?
Хедли едва не потерял терпение:
— Говорил или не говорил, к чему вы клоните, сэр? В чем заключалось пари Роуленда с мистером Доррансом?
— В том, — пробормотал Ник, — что Роуленд пройдет через весь наш сад на руках.
В голове Хью словно раскрылось окно: он понял, к чему клонит старик. Он вспомнил тот вечер в саду. Вспомнил, что до дела так и не дошло. Понял, что, выражаясь фигурально, все переворачивается с ног на голову, грозя его уничтожить.
— Ужасно говорить такие вещи, — сокрушенным тоном уверял Ник. — Но это может сделать любой порядочный гимнаст. Мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов не может надеть на ноги туфли четвертого размера. Но он может надеть их на руки.
Все это время я опасался, что бедного Фрэнка убили именно таким способом. Парень, убивший Фрэнка, сказал ему: «Хотите побиться об заклад, что я дойду до середины корта в туфлях четвертого размера, которые мне слишком малы?» Фрэнк ответил: «Вам этого не сделать». Тогда убийца берет туфли четвертого размера, надевает их на руки и идет туда на руках. Вот почему следы петляют. Вот почему убийце пришлось разрыхлить землю вокруг тела Фрэнка: придя туда, убийца должен был выпрямиться. Выпрямившись, он обхватил бедного Фрэнка и задушил его…
— Ник! — воскликнула Китти Бэнкрофт.
— …и затем вернулся на руках. Я сказал «опасался», именно это я имел в виду. Почему? Ибо что бы ни случилось, я хочу видеть Бренду счастливой. И она будет счастлива, чего бы мне это ни стоило.
Разные люди, стоявшие у теннисного корта, восприняли это объяснение по-разному. Китти напряженно вглядывалась в пустоту, словно ее посетило неожиданное прозрение. Бренда была готова вот-вот разразиться истерическим смехом. Но ни на кого не произвело оно более странного впечатления, чем на суперинтендента Хедли. После продолжительного молчания Хедли присвистнул и задумчиво проговорил.
— Доктор Янг, я вам очень обязан.
— Вы полагаете, что моя догадка правильна?
— Да, — согласился Хедли с чрезвычайно серьезным видом. — Я полагаю, что, вероятнее всего, вы попали в точку. Клянусь Богом, да! Мы уже имеем мотив, возможность и темперамент. Теперь, когда у нас в руках способ…
— Все в порядке, Бренда, — заверил девушку Ник. — Видит Бог, я бы никогда не пошел на такой шаг, если бы мог иначе. Но, суперинтендент, я не понимаю, зачем ему понадобилось делать это в туфлях Бренды; разве что сперва он хотел бросить на нее подозрение, а затем проявить благородство, ее же выгораживая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Извините. Я забыл. Да, прикасался. Я ослабил узел шарфа на его шее.
— Зачем вы это сделали?
— Проверить, не осталось ли в нем признаков жизни.
Брови Хедли поползли вверх.
— Так ли? Уже в половине восьмого вы знали, что он не подает никаких признаков жизни. Или вы полагали, что в восемь они появятся?
Это уже совсем плохо.
Живая, бодрствующая часть сознания Хью говорила ему:
«Вот осел; когда же ты научишься думать прежде, чем говорить?» Другая часть отчаянно искала, что ответить. Но тут он услышал свой собственный на удивление спокойный голос:
— Я неудачно выразился, Конечно, я знал, что он мертв. Но в случае насильственной смерти, даже зная, что человек мертв, всегда посылают за врачом. То же было и со мной. Узел шарфа был распущен. Я знал, что Фрэнк мертв, но должен был убедиться.
— Поразительно, — пробормотал старый Ник.
Инвалидное кресло со скрипом приблизилось еще на несколько футов, что уже начинало производить гипнотический эффект.
— Суперинтендент, — проговорил Ник мягким, усталым, почти трагическим голосом. — Я не хочу вмешиваться. Сегодня я уже наговорил кучу вздора, за который мне становится стыдно. Но все-таки можно мне кое-что сказать?
Хедли подозрительно посмотрел на него.
— В зависимости от того, насколько это важно. Это важно?
— Боюсь, — продолжал доктор Янг, пытаясь подражать своим былым грубовато-добродушным манерам, — что старый Ник теперь мало кого интересует. Смерть Фрэнка, естественно, меня потрясла. Но в то же время я не хочу, чтобы вы подумали, будто я держу зло на молодого Роуленда. Вовсе нет. Сегодня, будучи не в себе, я, возможно, наговорил много глупостей, но зла я не держу. И не потому, что я простил — отнюдь нет, — а потому, что хочу, чтобы Бренда была счастлива.
— Да, да, ну же!
— Джерри Нокс и я, — продолжал Ник, вынимая носовой платок и сморкаясь, — всегда старались делать для Бренды все, что в наших силах. Да, старались. Если бы Бренда подошла ко мне и сказала: «Ник, я не хочу выходить за Фрэнка, я хочу выйти за этого парня Роуленда», я бы сказал. «Хорошо, дорогая, если ты действительно этого хочешь, давай, выходи. Ты ведь не думаешь, что старый Ник встанет на твоем пути?»
— Ник, пожалуйста, — воскликнула Бренда. Она спрыгнула с крыльца и подбежала к нему.
— Ну-ну, моя дорогая, — сказал Ник, гладя ее по руке. — Я не хочу, чтобы ты думала, будто я ищу сочувствия. Пойми это! Кое-кто из нас уже не так молод, как бы ему хотелось. Но я вовсе не поэтому обращаюсь к суперинтенденту. Нет, я обращаюсь к нему потому, что… Дорогая, у меня в кармане спички и пачка сигарет. Ты не дашь мне огня?
Бренда исполнила его просьбу. Когда она чиркала спичкой, руки у нее дрожали. Хью видел ее лицо над пламенем, оно пылало, и в нем читались сострадание, чувство вины и даже стыд — и в ее выражении молодой человек увидел серьезную опасность всему, что связывало его с Брендой.
Чего доброго, Ник еще завоюет ее.
— Нет! — отчеканил Ник, беря у нее спичку и откидываясь на спинку кресла, под лучами прожекторов вверх поползли кольца голубого дыма. — Так вот, суперинтендент, я, что называется, теоретик. О преступлениях мне известно только по книгам. Но и Фрэнка, и Бренду я всегда учил в случае необходимости мыслить быстро и правильно. Я был для них своего рода наставником.
— Да, дорогой, — подтвердила Бренда серьезным тоном.
— Да. Да? Вы желаете знать, каким образом мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов и с соответствующим размером ноги смог надеть туфли четвертого размера. Я могу вам сказать, — яростно прошипел Ник. — Но вот в чем беда. Я не держу зла на молодого Роуленда. И не хочу, чтобы вы думали, будто я хочу его обвинить, поскольку это не так…
— Минуту, доктор Янг, — прервал Хедли. — Если у вас есть что нам сказать, говорите.
— Именно это я и делаю. Не знаю, сам ли я додумался или прочел в каком-нибудь рассказе. Но я вспомнил про акробатический трюк, относительно которого Роуленд заключил с Фрэнком пари. Потому-то мне и пришло это на ум. Они держали пари две недели назад. — Ник поднес руку, в которой держал сигарету, ко лбу. — Суперинтендент, вам не нравится странный вид этих следов? И — да поможет нам Бог! — мне тоже. Они словно петляют. Вы говорили то же самое, так ведь?
Хедли едва не потерял терпение:
— Говорил или не говорил, к чему вы клоните, сэр? В чем заключалось пари Роуленда с мистером Доррансом?
— В том, — пробормотал Ник, — что Роуленд пройдет через весь наш сад на руках.
В голове Хью словно раскрылось окно: он понял, к чему клонит старик. Он вспомнил тот вечер в саду. Вспомнил, что до дела так и не дошло. Понял, что, выражаясь фигурально, все переворачивается с ног на голову, грозя его уничтожить.
— Ужасно говорить такие вещи, — сокрушенным тоном уверял Ник. — Но это может сделать любой порядочный гимнаст. Мужчина весом в сто сорок или сто пятьдесят фунтов не может надеть на ноги туфли четвертого размера. Но он может надеть их на руки.
Все это время я опасался, что бедного Фрэнка убили именно таким способом. Парень, убивший Фрэнка, сказал ему: «Хотите побиться об заклад, что я дойду до середины корта в туфлях четвертого размера, которые мне слишком малы?» Фрэнк ответил: «Вам этого не сделать». Тогда убийца берет туфли четвертого размера, надевает их на руки и идет туда на руках. Вот почему следы петляют. Вот почему убийце пришлось разрыхлить землю вокруг тела Фрэнка: придя туда, убийца должен был выпрямиться. Выпрямившись, он обхватил бедного Фрэнка и задушил его…
— Ник! — воскликнула Китти Бэнкрофт.
— …и затем вернулся на руках. Я сказал «опасался», именно это я имел в виду. Почему? Ибо что бы ни случилось, я хочу видеть Бренду счастливой. И она будет счастлива, чего бы мне это ни стоило.
Разные люди, стоявшие у теннисного корта, восприняли это объяснение по-разному. Китти напряженно вглядывалась в пустоту, словно ее посетило неожиданное прозрение. Бренда была готова вот-вот разразиться истерическим смехом. Но ни на кого не произвело оно более странного впечатления, чем на суперинтендента Хедли. После продолжительного молчания Хедли присвистнул и задумчиво проговорил.
— Доктор Янг, я вам очень обязан.
— Вы полагаете, что моя догадка правильна?
— Да, — согласился Хедли с чрезвычайно серьезным видом. — Я полагаю, что, вероятнее всего, вы попали в точку. Клянусь Богом, да! Мы уже имеем мотив, возможность и темперамент. Теперь, когда у нас в руках способ…
— Все в порядке, Бренда, — заверил девушку Ник. — Видит Бог, я бы никогда не пошел на такой шаг, если бы мог иначе. Но, суперинтендент, я не понимаю, зачем ему понадобилось делать это в туфлях Бренды; разве что сперва он хотел бросить на нее подозрение, а затем проявить благородство, ее же выгораживая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58