По правде говоря, Хью, был момент, когда вы меня напугали. Перед самым вашим уходом, когда вы как-то странно рассмеялись и сказали: «Это ваша последняя пакость, приятель». По-моему, Фрэнк тоже немного испугался. Потом Бренда заговорила про удушение, уверяя, будто все продумала.
Такое предположение следовало сразу отмести.
— Попятно, — сухо сказал Хью. — Понятно. Сперва она подробно описала нам, что намерена сделать, затем пошла и сделала.
— Не знаю. — Китти помедлила, наморщив лоб. — Бренда — дивное существо; никто не знает ее лучше меня. Но видите ли, иногда мне кажется, что она не совсем нормальная. Она не любит того, что нравится большинству девушек, за исключением… впрочем, не будем об этом. Но она откровенно ненавидит светские беседы, терпеть не может общество. Если вы кого-то назовете очаровательным, она тут же пожмет плечами. Посещение Букингемского дворца или Аскота не доставило бы ей никакого удовольствия. А еще она слишком много читает: читает, читает, читает — это неестественно.
— Чрезвычайно зловещая картина. Чрезвычайно!
— Не смейтесь надо мной, Хью Роуленд.
— Я не смеюсь. Напротив, я надеюсь, что вы мне поможете.
— Я? Каким образом?
— Поскольку вы последняя, кто видел Фрэнка живым…
Китти плотно прижала руки к бокам и высоко вскинула голову, выгнув шею, — Хью уже видел ее такой при вспышке молнии.
— Да, знаю. Бедняга, — прибавила она. — Но он был со мной не более двух минут. Помните, он сказал, что лишь проводит меня и сразу вернется. Он оставил на камине портсигар: очень дорогой, со вделанными в него часами, и книгу, которую я собиралась ему одолжить. Он забрал то и другое и ушел. Помню, как он сказал: «Мне надо спешить, а то те двое опять примутся обжиматься в углу».
— Достойные последние слова.
— Не смейте говорить о нем в таком тоне! — выкрикнула Китти и в ярости отвернулась. — Он мертв.
— Знаю, что мертв, и очень сожалею об этом; но что еще я могу сказать? Что бы вы ни думали, я не держу на него зла. Но я по-прежнему считаю, что при всем его очаровании, о котором вы толкуете, он был насквозь порочным, хладнокровным негодяем.
— Полагаю, вы скажете это полиции?
— Да, а почему бы и нет?
— Без сомнения, вы в этом вопросе лучший судья. Но им будет любопытно узнать, чем вы занимались в то время, когда его убили?
— Да будет вам известно, что в то время я менял колесо своей машины, которая стояла посреди улицы. Но это не столь важно.
— Ах, неужели? — поинтересовалась Китти, поднимая брови. — И это после кучи небылиц, которых Бренда наговорила детективу: она отрицала, что ходила на корт, заявила, что следы не ее, что это и слепцу видно.
У Хью возникло такое чувство, будто его ударили по шее ребром ладони, отчего кровь прилила к голове, а в глазах потемнело. Он подождал, пока зрение прояснилось, и спокойно спросил:
— Она… сказала… что?…
— Сказала, что вовсе не была на корте, — повторила Китти. — Сказала, что, должно быть, кто-то ходил в ее туфлях. В ее туфлях! Четвертого размера! Правда, я ничего этого не слышала, меня не было в комнате, но Мария уловила суть разговора.
— Извините, — сказал Хью. — Я должен немедленно идти гуда.
— На вашем месте я так бы и поступила. — У Китти снова изменилось настроение. — Подождите. Не будем ссориться. Поверьте, я вовсе не желаю Бренде неприятностей. Никто не любит Бренду больше, чем я. Всех нас вывел из себя шок. Но если она наговорила глупостей, заставьте ее изменить показания… пока не поздно.
— Откуда вам известно, что она наговорила глупостей? — холодно осведомился Хью. — Вы же знаете, что она ничего не скажет, кроме правды. Вы когда-нибудь слышали от нее что-нибудь другое?
Хью отошел от корта и быстро, через три ступеньки, взбежал на террасу.
И вновь удача повернулась лицом к настоящему убийце. С другой стороны, говорил себе Хью, я сам во всем виноват. Не кто иной, как он сам, вложил эту мысль в голову Бренде, он сам подсказал ей линию защиты. Впрочем, не важно. Прежде всего необходимо выяснить, что Бренда действительно сказала. Поднявшись на террасу, он услышал справа от себя, откуда-то снизу: «Осторожно!» Он резко остановился и как раз вовремя отступил в тень дерева.
По подъездной дороге спускались суперинтендент Дэвид Хедли и доктор Николас Янг. Последний, скрючившись, сидел в инвалидном кресле, которое лихо катил, энергично работая левой рукой, катил с такой скоростью, что оно забуксовало и съехало на обочину. Стоя в тени дерева, темнеющего на фоне багряно-янтарного неба, Хью видел, как Хедли поспешно шагнул вперед и выровнял кресло. Затем он потерял обоих из виду. Однако слышал несвязное бормотание и тяжелое дыхание калеки и холодный голос Хедли.
— Если вы намерены сломать себе шею, доктор Янг, то это ваше личное дело. Но в следующий раз поберегите мои колени. Крутаните его назад.
— Недосмотрел, — сердито проворчал Ник, все еще тяжело, со свистом дыша. — Совсем забыл, что для полицейского ноги — самая ценная часть тела. Потерять их было бы трагедией. Нет, нет, прошу прощения — стоп. Я задыхаюсь.
— Не стоит.
— Я хочу, чтобы вы проявили благоразумие, — сказал Ник таким тоном, будто его собственное благоразумие не подлежало сомнению. — Окажите мне любезность и ответьте. Не смотрите на меня, как канцлер казначейства с готовым бюджетом. Скажите, если не согласны со мной.
Снова наступила пауза; казалось, суперинтендент рассматривает своего собеседника.
— Мой дорогой сэр, — проговорил Хедли, — я не знаю, что вы желаете от меня услышать. Я пока даже не знаю, что здесь произошло. Это мы вроде бы и собирались выяснить. Если вы способны вытащить колесо из грязи, то давайте-ка займемся делом и станем на страже до прибытия инспектора Гейтса. Надеюсь, вы не полагаете, что я немедленно вызову Черную Марию и арестую того, кого вы считаете убийцей, лишь по той причине, что вы являетесь другом одного из высших полицейских чинов.
— Я этого не прошу.
— Тогда чего же вы хотите?
Ник ответил с холодной сдержанностью:
— Я хочу, чтобы игра велась честно. Так вот. Начнем с того, что Бренда не имеет к этому никакого отношения. Вы понимаете?
Нерешительное молчание.
— Понимаете?
— Не уверен. Еще рано говорить. Но если вы хотите знать мое мнение…
— Я непременно хочу знать ваше мнение.
— Нет, я не думаю, что она имеет к этому отношение, — ответил Хедли. — Мне показалось, что она все рассказала здраво и начистоту. К тому же, по-моему, она не из тех, кто станет лгать.
Хью, стоявший над ними, оперся рукой о ближайшее дерево, зажмурил глаза и сделал глубокий вдох.
— Улики, — продолжал Хедли, — возможно, подтвердят сказанное ею. Ее рассказ достаточно убедителен, за исключением… — последовала очень краткая, едва заметная пауза, — за исключением одного маленького пункта, который она, возможно, сумеет разъяснить позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Такое предположение следовало сразу отмести.
— Попятно, — сухо сказал Хью. — Понятно. Сперва она подробно описала нам, что намерена сделать, затем пошла и сделала.
— Не знаю. — Китти помедлила, наморщив лоб. — Бренда — дивное существо; никто не знает ее лучше меня. Но видите ли, иногда мне кажется, что она не совсем нормальная. Она не любит того, что нравится большинству девушек, за исключением… впрочем, не будем об этом. Но она откровенно ненавидит светские беседы, терпеть не может общество. Если вы кого-то назовете очаровательным, она тут же пожмет плечами. Посещение Букингемского дворца или Аскота не доставило бы ей никакого удовольствия. А еще она слишком много читает: читает, читает, читает — это неестественно.
— Чрезвычайно зловещая картина. Чрезвычайно!
— Не смейтесь надо мной, Хью Роуленд.
— Я не смеюсь. Напротив, я надеюсь, что вы мне поможете.
— Я? Каким образом?
— Поскольку вы последняя, кто видел Фрэнка живым…
Китти плотно прижала руки к бокам и высоко вскинула голову, выгнув шею, — Хью уже видел ее такой при вспышке молнии.
— Да, знаю. Бедняга, — прибавила она. — Но он был со мной не более двух минут. Помните, он сказал, что лишь проводит меня и сразу вернется. Он оставил на камине портсигар: очень дорогой, со вделанными в него часами, и книгу, которую я собиралась ему одолжить. Он забрал то и другое и ушел. Помню, как он сказал: «Мне надо спешить, а то те двое опять примутся обжиматься в углу».
— Достойные последние слова.
— Не смейте говорить о нем в таком тоне! — выкрикнула Китти и в ярости отвернулась. — Он мертв.
— Знаю, что мертв, и очень сожалею об этом; но что еще я могу сказать? Что бы вы ни думали, я не держу на него зла. Но я по-прежнему считаю, что при всем его очаровании, о котором вы толкуете, он был насквозь порочным, хладнокровным негодяем.
— Полагаю, вы скажете это полиции?
— Да, а почему бы и нет?
— Без сомнения, вы в этом вопросе лучший судья. Но им будет любопытно узнать, чем вы занимались в то время, когда его убили?
— Да будет вам известно, что в то время я менял колесо своей машины, которая стояла посреди улицы. Но это не столь важно.
— Ах, неужели? — поинтересовалась Китти, поднимая брови. — И это после кучи небылиц, которых Бренда наговорила детективу: она отрицала, что ходила на корт, заявила, что следы не ее, что это и слепцу видно.
У Хью возникло такое чувство, будто его ударили по шее ребром ладони, отчего кровь прилила к голове, а в глазах потемнело. Он подождал, пока зрение прояснилось, и спокойно спросил:
— Она… сказала… что?…
— Сказала, что вовсе не была на корте, — повторила Китти. — Сказала, что, должно быть, кто-то ходил в ее туфлях. В ее туфлях! Четвертого размера! Правда, я ничего этого не слышала, меня не было в комнате, но Мария уловила суть разговора.
— Извините, — сказал Хью. — Я должен немедленно идти гуда.
— На вашем месте я так бы и поступила. — У Китти снова изменилось настроение. — Подождите. Не будем ссориться. Поверьте, я вовсе не желаю Бренде неприятностей. Никто не любит Бренду больше, чем я. Всех нас вывел из себя шок. Но если она наговорила глупостей, заставьте ее изменить показания… пока не поздно.
— Откуда вам известно, что она наговорила глупостей? — холодно осведомился Хью. — Вы же знаете, что она ничего не скажет, кроме правды. Вы когда-нибудь слышали от нее что-нибудь другое?
Хью отошел от корта и быстро, через три ступеньки, взбежал на террасу.
И вновь удача повернулась лицом к настоящему убийце. С другой стороны, говорил себе Хью, я сам во всем виноват. Не кто иной, как он сам, вложил эту мысль в голову Бренде, он сам подсказал ей линию защиты. Впрочем, не важно. Прежде всего необходимо выяснить, что Бренда действительно сказала. Поднявшись на террасу, он услышал справа от себя, откуда-то снизу: «Осторожно!» Он резко остановился и как раз вовремя отступил в тень дерева.
По подъездной дороге спускались суперинтендент Дэвид Хедли и доктор Николас Янг. Последний, скрючившись, сидел в инвалидном кресле, которое лихо катил, энергично работая левой рукой, катил с такой скоростью, что оно забуксовало и съехало на обочину. Стоя в тени дерева, темнеющего на фоне багряно-янтарного неба, Хью видел, как Хедли поспешно шагнул вперед и выровнял кресло. Затем он потерял обоих из виду. Однако слышал несвязное бормотание и тяжелое дыхание калеки и холодный голос Хедли.
— Если вы намерены сломать себе шею, доктор Янг, то это ваше личное дело. Но в следующий раз поберегите мои колени. Крутаните его назад.
— Недосмотрел, — сердито проворчал Ник, все еще тяжело, со свистом дыша. — Совсем забыл, что для полицейского ноги — самая ценная часть тела. Потерять их было бы трагедией. Нет, нет, прошу прощения — стоп. Я задыхаюсь.
— Не стоит.
— Я хочу, чтобы вы проявили благоразумие, — сказал Ник таким тоном, будто его собственное благоразумие не подлежало сомнению. — Окажите мне любезность и ответьте. Не смотрите на меня, как канцлер казначейства с готовым бюджетом. Скажите, если не согласны со мной.
Снова наступила пауза; казалось, суперинтендент рассматривает своего собеседника.
— Мой дорогой сэр, — проговорил Хедли, — я не знаю, что вы желаете от меня услышать. Я пока даже не знаю, что здесь произошло. Это мы вроде бы и собирались выяснить. Если вы способны вытащить колесо из грязи, то давайте-ка займемся делом и станем на страже до прибытия инспектора Гейтса. Надеюсь, вы не полагаете, что я немедленно вызову Черную Марию и арестую того, кого вы считаете убийцей, лишь по той причине, что вы являетесь другом одного из высших полицейских чинов.
— Я этого не прошу.
— Тогда чего же вы хотите?
Ник ответил с холодной сдержанностью:
— Я хочу, чтобы игра велась честно. Так вот. Начнем с того, что Бренда не имеет к этому никакого отношения. Вы понимаете?
Нерешительное молчание.
— Понимаете?
— Не уверен. Еще рано говорить. Но если вы хотите знать мое мнение…
— Я непременно хочу знать ваше мнение.
— Нет, я не думаю, что она имеет к этому отношение, — ответил Хедли. — Мне показалось, что она все рассказала здраво и начистоту. К тому же, по-моему, она не из тех, кто станет лгать.
Хью, стоявший над ними, оперся рукой о ближайшее дерево, зажмурил глаза и сделал глубокий вдох.
— Улики, — продолжал Хедли, — возможно, подтвердят сказанное ею. Ее рассказ достаточно убедителен, за исключением… — последовала очень краткая, едва заметная пауза, — за исключением одного маленького пункта, который она, возможно, сумеет разъяснить позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58