Как уж они дошли до России — понятия не имею. В девятнадцатом веке в Университете работал известный профессор с такой фамилией, потом — еще один, филолог, наверное его сын.
— Тоже наши родственники? — усмехнулась Маша.
— Про это ничего не знаю, отец был серьезен, — знаю только, что твой дед много претерпел в молодости из-за своей чересчур звучной фамилии и, когда женился, решил взять фамилию жены — Магницкий. В то время, сама понимаешь, так было спокойнее. С такими аристократическими предками у него просто не было шансов чего-либо достичь в науке!
Дверь распахнулась резко, как будто пнули ногой. Вошла жена, собрала чашки с недопитым чаем.
— Тоже мне, родовая аристократия! — прошипела она сквозь зубы, так чтобы слышала Маша.
— Жаль, что ты так мало знаешь о деде, — грустно сказал отец.
— А ты мне рассказывал? — вскипела Маша. Что-то я не помню, чтобы ты со мной часто общался в детстве.
Она тут же пожалела о своих словах, потому что отец сгорбился и сразу постарел лет на десять.
— Ну ладно, — примирительно сказала она, вряд ли происхождение моего деда имеет отношение к его смерти. А ты веришь, что гибель его — это не случайность?
— Это было так давно… — отец склонил голову. — Знаешь, вот ты спросила, и теперь я вспоминаю.., перед той поездкой он вел себя.., не то чтобы странно, но он прощался со мной так, как будто не надеялся увидеться снова. Тогда я подумал, что отец предчувствовал свою смерть — ну он все-таки был немолод…
— Возможно, этому есть более реальное объяснение? — прервала его Маша.
— Ты рассуждаешь, как репортер, — грустно сказал отец, — все нужно выяснить до конца, во все внести ясность… — он закашлялся, и Маша отметила, что кашель у него нехороший, такого не бывает при обычной простуде.
— Я не знаю, чем конкретно он занимался перед своей поездкой в Рим, зачем он вообще туда ездил, — сказал отец, отдышавшись, — он не рассказывал мне подробно. Откровенно говоря, у нас с ним тогда были не самые лучшие отношения. Он не одобрял, что мы с твоей матерью развелись, не одобрял, что я совсем с тобой не вижусь… Но, понимаешь, твоя мама…
— Не будем об этом, — решительно прервала Маша, испугавшись, что сейчас ее втянут в какие-нибудь прошлые семейные дрязги и разбирательства.
— Да, я вспомнил! — оживился отец. — Он спрашивал тогда ваш адрес, хотел тебя навестить…
— Не помню, — как можно равнодушнее сказала Маша и порадовалась, что, перед тем как позвонить в квартиру отца, сняла кулон и убрала его в сумочку.
Сейчас ее все время не оставляла мысль, что жена отца стоит под дверью и слушает их разговор. Вряд ли она поймет, что пентагондодекаэдр — очень ценная вещь, но может заподозрить, что дед оставил Маше какие-нибудь старинные драгоценности или монеты. И тогда она станет настраивать отца против нее.
— Он оставил мне свои записи, — послушно вспоминал отец, — рукопись неоконченной книги, какие-то заметки для статей, переписку. Все это после его смерти забрали люди из института. Сказали, что сдадут в архив. Остались только личные дневники, у отца был такой почерк, что никто его не мог разобрать…
— Да что ты? — оживилась Маша. — А можно мне посмотреть?
Отец в задумчивости уставился на ящики, потом вышел в коридор. Послышался грохот, скрип дверцы шкафа, что-то упало со звоном.
Маша в это время аккуратно переписала адрес с конверта, в котором находилось письмо профессора Дамиано Манчини. Начальник Виталий Борисович учил, что репортер не должен пренебрегать никакой, даже самой малой крупицей информации.
— Алина! — послышался голос отца. — Куда делась с антресолей коробка с бумагами?
Маша не разобрала слов, но, судя по интонации, Алина отозвалась хамски. Она приоткрыла дверь и прислушалась.
— Ты что — выбросила ее? — Судя по голосу, отец разозлился.
— Кому нужно твое старье! — заорала жена, Всю квартиру к черту захламил! На дачу я отвезла твои бумажки, может, хоть на растопку пригодятся!
— На растопку? — ахнул отец и снова закашлялся.
Он стоял в прихожей, согнувшись, и никак не мог унять приступ. Маша провела его в комнату и помогла сесть на диван, а сама полетела за водой. На кухне Алина как ни в чем не бывало выщипывала брови перед настольным зеркалом.
— Ты, зараза! — не выдержала Маша. — Отца в могилу свести хочешь? Ценные бумаги на растопку пустила!
— Тебе-то какое дело? — прошипела та. — Что ты приперлась в чужой дом?
Маша отнесла отцу воды и решила, что ей здесь больше нечего делать.
* * *
Дмитрий Алексеевич отложил скальпель, которым он осторожно соскребал краску для лабораторного анализа, и снова, который уже раз вгляделся в изображение маленького чудовища на руках Мадонны. Этот монстр невольно притягивал взгляд реставратора, то и дело заставлял возвращаться к себе его мысли.
Старыгин достал свою любимую лупу в бронзовой оправе и принялся рассматривать уродливое создание — его маленькие скрюченные лапки, его плоскую отвратительную морду, изогнутый хвост… Отдельные части чудовища казались Дмитрию Алексеевичу удивительно знакомыми, он где-то видел похожие существа. Наверняка в каком-то из средневековых бестиариев, старинных книг, посвященных описанию существующих в далеких краях или вымышленных зверей. На страницах этих манускриптов гиппопотам соседствовал с крылатым быком, крокодил — с двухголовой змеей, якобы обитающей в долине Нила, верблюд — со сказочной птицей рох. И действительно, с точки зрения человека средневековья полосатая африканская лошадь казалась нисколько не менее удивительной, чем грифон или мантикора.
Если он видел подобное существо в каком-то бестиарии, то нужно обратиться к Антонио Сорди, коллеге из библиотеки Ватикана, который как никто другой знает подобную средневековую литературу.
В очередной раз порадовавшись чудесам прогресса, Старыгин отсканировал чудовище с картины, ввел изображение в компьютер и тут же отослал его по электронной почте в Рим, сопроводив коротким письмом Антонио. Затем он снова занялся исследованием красочного слоя картины.
Однако не прошло и часа, как почтовая программа известила его о получении нового письма.
Это был ответ от Антонио.
"Дорогой друг, — писал итальянец, — сообщите скорее, где Вы отыскали такое удивительное изображение? Насколько я могу судить, это помесь василиска и амфисбены, причем выполненная рукой великого мастера. Как Вам, несомненно, известно, оба эти существа подробно описаны Леонардо да Винчи в одной из его записных книжек, так называемом манускрипте "Н". Возможно ли, что присланное Вами изображение принадлежит руке Леонардо?
Если это так, то Вы совершили открытие, которое обессмертит Ваше имя! Могу поздравить Вас с такой удивительной находкой! Надеюсь в ближайшее время увидеть вас в Риме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Тоже наши родственники? — усмехнулась Маша.
— Про это ничего не знаю, отец был серьезен, — знаю только, что твой дед много претерпел в молодости из-за своей чересчур звучной фамилии и, когда женился, решил взять фамилию жены — Магницкий. В то время, сама понимаешь, так было спокойнее. С такими аристократическими предками у него просто не было шансов чего-либо достичь в науке!
Дверь распахнулась резко, как будто пнули ногой. Вошла жена, собрала чашки с недопитым чаем.
— Тоже мне, родовая аристократия! — прошипела она сквозь зубы, так чтобы слышала Маша.
— Жаль, что ты так мало знаешь о деде, — грустно сказал отец.
— А ты мне рассказывал? — вскипела Маша. Что-то я не помню, чтобы ты со мной часто общался в детстве.
Она тут же пожалела о своих словах, потому что отец сгорбился и сразу постарел лет на десять.
— Ну ладно, — примирительно сказала она, вряд ли происхождение моего деда имеет отношение к его смерти. А ты веришь, что гибель его — это не случайность?
— Это было так давно… — отец склонил голову. — Знаешь, вот ты спросила, и теперь я вспоминаю.., перед той поездкой он вел себя.., не то чтобы странно, но он прощался со мной так, как будто не надеялся увидеться снова. Тогда я подумал, что отец предчувствовал свою смерть — ну он все-таки был немолод…
— Возможно, этому есть более реальное объяснение? — прервала его Маша.
— Ты рассуждаешь, как репортер, — грустно сказал отец, — все нужно выяснить до конца, во все внести ясность… — он закашлялся, и Маша отметила, что кашель у него нехороший, такого не бывает при обычной простуде.
— Я не знаю, чем конкретно он занимался перед своей поездкой в Рим, зачем он вообще туда ездил, — сказал отец, отдышавшись, — он не рассказывал мне подробно. Откровенно говоря, у нас с ним тогда были не самые лучшие отношения. Он не одобрял, что мы с твоей матерью развелись, не одобрял, что я совсем с тобой не вижусь… Но, понимаешь, твоя мама…
— Не будем об этом, — решительно прервала Маша, испугавшись, что сейчас ее втянут в какие-нибудь прошлые семейные дрязги и разбирательства.
— Да, я вспомнил! — оживился отец. — Он спрашивал тогда ваш адрес, хотел тебя навестить…
— Не помню, — как можно равнодушнее сказала Маша и порадовалась, что, перед тем как позвонить в квартиру отца, сняла кулон и убрала его в сумочку.
Сейчас ее все время не оставляла мысль, что жена отца стоит под дверью и слушает их разговор. Вряд ли она поймет, что пентагондодекаэдр — очень ценная вещь, но может заподозрить, что дед оставил Маше какие-нибудь старинные драгоценности или монеты. И тогда она станет настраивать отца против нее.
— Он оставил мне свои записи, — послушно вспоминал отец, — рукопись неоконченной книги, какие-то заметки для статей, переписку. Все это после его смерти забрали люди из института. Сказали, что сдадут в архив. Остались только личные дневники, у отца был такой почерк, что никто его не мог разобрать…
— Да что ты? — оживилась Маша. — А можно мне посмотреть?
Отец в задумчивости уставился на ящики, потом вышел в коридор. Послышался грохот, скрип дверцы шкафа, что-то упало со звоном.
Маша в это время аккуратно переписала адрес с конверта, в котором находилось письмо профессора Дамиано Манчини. Начальник Виталий Борисович учил, что репортер не должен пренебрегать никакой, даже самой малой крупицей информации.
— Алина! — послышался голос отца. — Куда делась с антресолей коробка с бумагами?
Маша не разобрала слов, но, судя по интонации, Алина отозвалась хамски. Она приоткрыла дверь и прислушалась.
— Ты что — выбросила ее? — Судя по голосу, отец разозлился.
— Кому нужно твое старье! — заорала жена, Всю квартиру к черту захламил! На дачу я отвезла твои бумажки, может, хоть на растопку пригодятся!
— На растопку? — ахнул отец и снова закашлялся.
Он стоял в прихожей, согнувшись, и никак не мог унять приступ. Маша провела его в комнату и помогла сесть на диван, а сама полетела за водой. На кухне Алина как ни в чем не бывало выщипывала брови перед настольным зеркалом.
— Ты, зараза! — не выдержала Маша. — Отца в могилу свести хочешь? Ценные бумаги на растопку пустила!
— Тебе-то какое дело? — прошипела та. — Что ты приперлась в чужой дом?
Маша отнесла отцу воды и решила, что ей здесь больше нечего делать.
* * *
Дмитрий Алексеевич отложил скальпель, которым он осторожно соскребал краску для лабораторного анализа, и снова, который уже раз вгляделся в изображение маленького чудовища на руках Мадонны. Этот монстр невольно притягивал взгляд реставратора, то и дело заставлял возвращаться к себе его мысли.
Старыгин достал свою любимую лупу в бронзовой оправе и принялся рассматривать уродливое создание — его маленькие скрюченные лапки, его плоскую отвратительную морду, изогнутый хвост… Отдельные части чудовища казались Дмитрию Алексеевичу удивительно знакомыми, он где-то видел похожие существа. Наверняка в каком-то из средневековых бестиариев, старинных книг, посвященных описанию существующих в далеких краях или вымышленных зверей. На страницах этих манускриптов гиппопотам соседствовал с крылатым быком, крокодил — с двухголовой змеей, якобы обитающей в долине Нила, верблюд — со сказочной птицей рох. И действительно, с точки зрения человека средневековья полосатая африканская лошадь казалась нисколько не менее удивительной, чем грифон или мантикора.
Если он видел подобное существо в каком-то бестиарии, то нужно обратиться к Антонио Сорди, коллеге из библиотеки Ватикана, который как никто другой знает подобную средневековую литературу.
В очередной раз порадовавшись чудесам прогресса, Старыгин отсканировал чудовище с картины, ввел изображение в компьютер и тут же отослал его по электронной почте в Рим, сопроводив коротким письмом Антонио. Затем он снова занялся исследованием красочного слоя картины.
Однако не прошло и часа, как почтовая программа известила его о получении нового письма.
Это был ответ от Антонио.
"Дорогой друг, — писал итальянец, — сообщите скорее, где Вы отыскали такое удивительное изображение? Насколько я могу судить, это помесь василиска и амфисбены, причем выполненная рукой великого мастера. Как Вам, несомненно, известно, оба эти существа подробно описаны Леонардо да Винчи в одной из его записных книжек, так называемом манускрипте "Н". Возможно ли, что присланное Вами изображение принадлежит руке Леонардо?
Если это так, то Вы совершили открытие, которое обессмертит Ваше имя! Могу поздравить Вас с такой удивительной находкой! Надеюсь в ближайшее время увидеть вас в Риме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74