Если в новейшей теории фирмы к акту добровольного
двустороннего обмена (пусть более сложному и специфическому)
были приравнены отношения между работодателями и наемными
работниками в процессе капиталистического производства, то Д.
Норт и Р. Томас в качестве добровольных контрактных отношений
предложили трактовать отношения между средневековым феодалом и
крепостным крестьянином (52).
Возникает вопрос: каковы критерии добровольности экономического
поведения? Совершенно ясно, что субъективный критерий --
отсутствие подчинения чьим-либо приказам -- недостаточен. Если
права собственности распределены так, что одной части общества
открыт доступ к несравненно большему количеству ресурсов, чем
другой, то добровольными, вероятно, можно признать лишь сделки,
заключаемые внутри каждого класса населения. Когда сделка
заключается между представителями разных классов, неравенство
"договорных сил" может сводить на нет видимую добровольность их
взаимодействия. Не ближе ли эта ситуация к условиям
"первоначального договора", результаты которого определяются
"потенциалом насилия", имеющимся у каждого из его участников?
Традиционно проблема собственности всегда связывалась с
проблемой власти или "силы". В исследованиях теоретиков прав
собственности эта взаимозависимость практически не присутствует
в явном виде. Отсюда тенденция -- представлять иерархию как
договор, вертикальные социальные связи как горизонтальные,
властные отношения как равноправное партнерство. Это, пожалуй,
самое уязвимое место теории прав собственности.
Попытки теоретиков прав собственности предоставить чисто
экономический критерий -- уровень трансакционных издержек -- для
суждений об эффективности различных институциональных систем
покоятся на шатком основании. Они, например, критикуют практику
соучастия персонала в управлении компаниями в странах Западной
Европы как заведомо неэффективную. Логика их рассуждений проста:
если бы участие рабочих в управлении повышало эффективность, то
оно сложилось бы естественным путем в ходе двусторонних
добровольных сделок между предпринимателями и персоналом, а не
устанавливалось бы государством сверху в законодательном
порядке. Фактически в результате такого перераспределения прав
собственности пострадали обе стороны: было ограничено право
предпринимателя на принятие инвестиционныхрешений; было
ограничено право рабочего "обменять" возможность соучастия в
управлении на более высокую заработную плату (24).
Однако неверно описывать ситуацию без участия рабочих в
управлении как ситуацию с неограниченными правами собственников:
просто действующие в ней органичения носили бы иной характер
(более жесткое трудовое законодательство, более активное
вмешательство государства в трудовые конфликты и т. д.). Поэтому
если поступить обратным образом и за исходную взять ситуацию с
уже сформировавшейся системой участия рабочих в управлении, то
вполне возможно, что никаких попыток отказа от нее
предприниматься не стало бы, потому что ее изменение и
политическим путем, и путем двусторонних добровольных сделок
потребовало бы слишком больших издержек. В этом случае практика
участия персонала в управлении выдержала бы тест на
эффективность. Иными словами, и в ситуации с участием рабочих в
управлении, и в ситуации без него соотношения цен и издержек
могут быть таковы, что от них не будет исходить никаких стимулов
к изменению сложившегося положения дел.
Если в пределах любой системы собственности среди множества
допустимых вариантов распределения прав есть такой, при котором
издержки трансакции минимизируются, то тогда сравнительная
экономия на этих издержках не может служить критерием при выборе
между альтернативными правовыми режимами (59, с. 165).
Уровень трансакционныхиздержек не дан "объективно", потому что
он складывается под действием разнообразных экономических,
юридических и политических факторов. Только локальные
сопоставления трансакционныхиздержек имеют поэтому смысл, ибо
они делаются в пределах одной и той же системы прав
собственности. Глобальные сопоставления между альтернативными
системами потребовали бы знания взаимодействий между всеми
институтами в каждой из них, что практически невозможно (53, с.
181).
Сравнительный анализ такого рода предполагал бы также
допустимость межличностного сопоставления уровней полезности,
потому что при смене правовых режимов чье-то благосостояние (а,
значит, и уровень полезности) возрастало бы, а чье-то --
сокращалось. Но экономический критерий эффективности
(оптимальность по Парето) в принципе не приспособлен для оценки
ситуаций, в которых улучшение положения одних индивидуумов
достигается за счет ухудшения положения других.
Трансакционная экономиа прошла в своем развитии как бы полный
круг. Исходным пунктом было противопоставление
децентрализованного, ценового механизма и централизованного,
иерархического механизма, рынка и фирмы. Конечным пунктом стало
фактическое размывание границ между ними, представление фирмы в
качестве сети контрактов. Из теории прав собственности мы можем
узнать, что корпорация -- это не иерархия, а интериоризированный
рынок, что в ней складываются внутренний рынок труда и
внутренний рынок капитала, что ее можно сравнить с мини-городом,
где все жители вовлечены в атомистическую конкуренцию, что эта
конкуренция эффективнее обычной ценовой конкуренции, что
расчистка на внутренних рынках происходит быстрее, чем на
внешних, чтао высшие управляющие выполняют функции
вальрасианского аукционщика при распределении инвестиционных
потоков (4). "Операция была успешной, но пациент исчез", -- так
можно было бы резюмировать итоги анализа фирмы теоретиками
неоинституционализма.
Вместе с тем, как нам представляется, с теорией прав
собственности связан реальный прогресс экономического знания. Мы
не считаем, что ее терминологию можно назвать тавтологичной.
Методика исследования экономических организаций с обязательным
выделением присущих им прав собственности и издержек трансакции
обладает несомненной эвристической ценностью. Трансакционная
экономика вскрыла целый класс издержек, которые оттого, что они
непосредственно не измеримы, не перестают быть реальными, а
следовательно, определять поведение участников хозяйственного
процесса и состояние экономических систем. Анализ расщепления
права на частичные правомочия, взаимодействия прав собственности
с экономическими стимулами, влияния технического прогресса и
относительных цен на эволюцию отношений собственности,
двойственной роли государства как производителя общественныхблаг
и как орудия в руках правящих групп, последствий
оппортунистического поведения экономических агентов -- все эти
вопросы вполне заслуживают самого пристального критического
изучения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
двустороннего обмена (пусть более сложному и специфическому)
были приравнены отношения между работодателями и наемными
работниками в процессе капиталистического производства, то Д.
Норт и Р. Томас в качестве добровольных контрактных отношений
предложили трактовать отношения между средневековым феодалом и
крепостным крестьянином (52).
Возникает вопрос: каковы критерии добровольности экономического
поведения? Совершенно ясно, что субъективный критерий --
отсутствие подчинения чьим-либо приказам -- недостаточен. Если
права собственности распределены так, что одной части общества
открыт доступ к несравненно большему количеству ресурсов, чем
другой, то добровольными, вероятно, можно признать лишь сделки,
заключаемые внутри каждого класса населения. Когда сделка
заключается между представителями разных классов, неравенство
"договорных сил" может сводить на нет видимую добровольность их
взаимодействия. Не ближе ли эта ситуация к условиям
"первоначального договора", результаты которого определяются
"потенциалом насилия", имеющимся у каждого из его участников?
Традиционно проблема собственности всегда связывалась с
проблемой власти или "силы". В исследованиях теоретиков прав
собственности эта взаимозависимость практически не присутствует
в явном виде. Отсюда тенденция -- представлять иерархию как
договор, вертикальные социальные связи как горизонтальные,
властные отношения как равноправное партнерство. Это, пожалуй,
самое уязвимое место теории прав собственности.
Попытки теоретиков прав собственности предоставить чисто
экономический критерий -- уровень трансакционных издержек -- для
суждений об эффективности различных институциональных систем
покоятся на шатком основании. Они, например, критикуют практику
соучастия персонала в управлении компаниями в странах Западной
Европы как заведомо неэффективную. Логика их рассуждений проста:
если бы участие рабочих в управлении повышало эффективность, то
оно сложилось бы естественным путем в ходе двусторонних
добровольных сделок между предпринимателями и персоналом, а не
устанавливалось бы государством сверху в законодательном
порядке. Фактически в результате такого перераспределения прав
собственности пострадали обе стороны: было ограничено право
предпринимателя на принятие инвестиционныхрешений; было
ограничено право рабочего "обменять" возможность соучастия в
управлении на более высокую заработную плату (24).
Однако неверно описывать ситуацию без участия рабочих в
управлении как ситуацию с неограниченными правами собственников:
просто действующие в ней органичения носили бы иной характер
(более жесткое трудовое законодательство, более активное
вмешательство государства в трудовые конфликты и т. д.). Поэтому
если поступить обратным образом и за исходную взять ситуацию с
уже сформировавшейся системой участия рабочих в управлении, то
вполне возможно, что никаких попыток отказа от нее
предприниматься не стало бы, потому что ее изменение и
политическим путем, и путем двусторонних добровольных сделок
потребовало бы слишком больших издержек. В этом случае практика
участия персонала в управлении выдержала бы тест на
эффективность. Иными словами, и в ситуации с участием рабочих в
управлении, и в ситуации без него соотношения цен и издержек
могут быть таковы, что от них не будет исходить никаких стимулов
к изменению сложившегося положения дел.
Если в пределах любой системы собственности среди множества
допустимых вариантов распределения прав есть такой, при котором
издержки трансакции минимизируются, то тогда сравнительная
экономия на этих издержках не может служить критерием при выборе
между альтернативными правовыми режимами (59, с. 165).
Уровень трансакционныхиздержек не дан "объективно", потому что
он складывается под действием разнообразных экономических,
юридических и политических факторов. Только локальные
сопоставления трансакционныхиздержек имеют поэтому смысл, ибо
они делаются в пределах одной и той же системы прав
собственности. Глобальные сопоставления между альтернативными
системами потребовали бы знания взаимодействий между всеми
институтами в каждой из них, что практически невозможно (53, с.
181).
Сравнительный анализ такого рода предполагал бы также
допустимость межличностного сопоставления уровней полезности,
потому что при смене правовых режимов чье-то благосостояние (а,
значит, и уровень полезности) возрастало бы, а чье-то --
сокращалось. Но экономический критерий эффективности
(оптимальность по Парето) в принципе не приспособлен для оценки
ситуаций, в которых улучшение положения одних индивидуумов
достигается за счет ухудшения положения других.
Трансакционная экономиа прошла в своем развитии как бы полный
круг. Исходным пунктом было противопоставление
децентрализованного, ценового механизма и централизованного,
иерархического механизма, рынка и фирмы. Конечным пунктом стало
фактическое размывание границ между ними, представление фирмы в
качестве сети контрактов. Из теории прав собственности мы можем
узнать, что корпорация -- это не иерархия, а интериоризированный
рынок, что в ней складываются внутренний рынок труда и
внутренний рынок капитала, что ее можно сравнить с мини-городом,
где все жители вовлечены в атомистическую конкуренцию, что эта
конкуренция эффективнее обычной ценовой конкуренции, что
расчистка на внутренних рынках происходит быстрее, чем на
внешних, чтао высшие управляющие выполняют функции
вальрасианского аукционщика при распределении инвестиционных
потоков (4). "Операция была успешной, но пациент исчез", -- так
можно было бы резюмировать итоги анализа фирмы теоретиками
неоинституционализма.
Вместе с тем, как нам представляется, с теорией прав
собственности связан реальный прогресс экономического знания. Мы
не считаем, что ее терминологию можно назвать тавтологичной.
Методика исследования экономических организаций с обязательным
выделением присущих им прав собственности и издержек трансакции
обладает несомненной эвристической ценностью. Трансакционная
экономика вскрыла целый класс издержек, которые оттого, что они
непосредственно не измеримы, не перестают быть реальными, а
следовательно, определять поведение участников хозяйственного
процесса и состояние экономических систем. Анализ расщепления
права на частичные правомочия, взаимодействия прав собственности
с экономическими стимулами, влияния технического прогресса и
относительных цен на эволюцию отношений собственности,
двойственной роли государства как производителя общественныхблаг
и как орудия в руках правящих групп, последствий
оппортунистического поведения экономических агентов -- все эти
вопросы вполне заслуживают самого пристального критического
изучения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31