ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Едва он дотронулся до ее груди, как она застонала:
– Как хорошо!
– Правда?
– Да...
Придвинув ее ближе, он принялся тщательно вытирать пространство между ее грудей и спустился ниже, к ее лобку.
– Когда ты едешь в Нью-Йорк? – неожиданно спросил он.
Застигнутая врасплох, Рэйчел была не в силах сосредоточиться, чтобы сформулировать ответ.
– Не вижу... особой причины туда ехать.
– Мне казалось, она была твоей подругой.
– Да, была. Но больше я ничем не могу ей помочь. И будет лучше, если я останусь здесь, с тобой. Думаю, именно так Марджи и посоветовала бы мне поступить. Она сказала бы: если у тебя есть занятие поприятней, не упускай случая получить удовольствие.
– А тебе со мной приятно?
– Сам знаешь, что да, – промурлыкала она.
– Хорошо, – с каким-то особым ударением произнес он, будто это его обрадовало и насторожило одновременно.
Его руки теперь были между ее ног. Она забрала у него полотенце и отбросила его.
– Пошли в спальню, – сказала она.
– Нет. Здесь.
Его пальцы проникли внутрь ее тела, и Галили крепко прижал Рэйчел к стенке, впившись губами ей в рот. Его губы были странными на вкус, почти кислыми, а ласки отнюдь не нежными. В его порыве было что-то неловкое. Ей захотелось прекратить это, но она боялась, что тогда он уйдет.
Расстегивая брюки, он прижимался к ней сильней и сильней, ей даже стало трудно дышать.
– Подожди, – попыталась урезонить его она. – Прошу тебя. Не спеши.
Но он не обратил на это внимания, а лишь раздвинул ее бедра и грубо проник в нее. Она уговаривала себя расслабиться и довериться ему. Ведь прошлой ночью он подарил ей столько блаженства, он предугадывал все желания ее тела, как ни один из прежних мужчин в ее жизни.
Почему же теперь ей хотелось его оттолкнуть? Почему теперь его движения внутри ее тела причиняли ей боль? Ведь несколько часов назад он так восхитительно наполнял ее, а сейчас она едва сдерживала слезы? В этом не было ни малейшего удовольствия.
Она больше не могла сдерживаться. Крепко сомкнув губы под его поцелуями, Рэйчел уперлась руками ему в грудь и толкнула его.
– Мне это не нравится, – сказала она.
Он не обращал на нее внимания. Его член, огромный и твердый, был глубоко в ней, до самого основания.
– Нет, – вскричала она. – Нет! Пожалуйста, отпусти меня.
Она снова толкнула его изо всех сил, но Галили был слишком сильным, а его эрегированный член слишком неумолимым, он буквально пригвоздил ее к стене.
– Галили, – пытаясь поймать его взгляд, вновь взмолилась она. – Ты делаешь мне больно. Послушай меня! Ты делаешь мне больно!
Не знаю, что именно возымело на него действие – ее крики, отзывавшиеся громким эхом от кафельных стен, а может, ему надоела собственная жестокость, но он внезапно отпрянул от нее с брезгливым видом человека, которому пришелся по не вкусу предложенный обед.
– Убирайся, – сказала она.
Не глядя на нее, он развернулся и вышел из ванной. В тот момент она ненавидела в нем все – его ленивую походку, то, как он взглянул на свой член, и легкую улыбку, которую она заметила на его лице в зеркале прежде, чем он вышел. Закрыв дверь ванной, Рэйчел прислушалась к его удаляющимся шагам, и лишь услышав, как хлопнуло французское окно, она отправилась в комнату одеваться. К тому времени, как она привела себя в порядок, Галили уже исчез.
На лужайке перед домом сидел Ниолопуа и смотрел на океан. Рэйчел вышла веранду и подозвала его.
– Поссорились? – спросил он.
Она молча кивнула в ответ.
– Он не сказал мне ни слова. Промчался мимо, как грозовая туча.
– Побудешь со мной немного? Я не хочу, чтобы он возвращался.
– Конечно. Если вам так будет спокойней. Но он точно не вернется.
– Спасибо.
– Вот увидите, – воскликнул Ниолопуа. – Он сейчас наверняка готовится к отплытию.
– Пусть катится ко всем чертям, раз ему на меня наплевать.
Предчувствие не обмануло Ниолопуа: Галили не вернулся. Предавшись немому отчаянию и разом лишившись всех сил и желаний, Рэйчел до темноты не выходила из дома, почти не притрагивалась к пище, а если и пыталась что-нибудь съесть или выпить, то не получала от этого ни малейшего удовольствия. По просьбе Рэйчел Ниолопуа до позднего вечера просидел на лужайке, охраняя подступы к дому, и, не желая нарушать покоя хозяйки, на веранде показался только раз, чтобы выпить пива. Несколько раз звонил телефон, но Рэйчел не снимала трубку, чтобы не подвергаться давлению Митчелла, или Лоретты, очевидно намеревавшихся уговорить ее вернуться в Нью-Йорк. Правда, после ухода Галили мысль о возвращении к мужу больше не вызывала у нее протеста. У нее больше не было причин находиться вдали от семьи, к которой она еще принадлежала и в окружении которой, по крайней мере, могла обрести ясность чувств. После эмоционального хаоса, в который ее повергли события последних дней, определенность отношений в ненавистном ей семействе Гири, лишенная всякой двусмысленности и резких перепадов – от нежности до грубого насилия, – могла оказать на нее если не исцеляющее, то хотя бы укрепляющее действие. Ей хотелось напиться и начать жить как Марджи, бросить миру вызов из-под ее траурного покрывала.
Не самая радужная перспектива, но что еще ей оставалось? Этот остров был последней надеждой на восстановление ее души, на чудо, но он обманул ее. И она осталась ни с чем.
За горизонтом уже скрылся последний луч солнца, когда Рэйчел, откликнувшись на зов Ниолопуа, вышла на веранду и, следуя его жесту, взглянула в море. Хотя белые паруса маячили на темнеющем синем небе мелким пятном, Рэйчел знала, что это был «Самарканд». На одно болезненное мгновение она представила, что стоит на палубе рядом с Галили и смотрит на остров. Звезды светят над головой, а внизу их ждет постель. Усилием воли Рэйчел заставила себя не думать об этом.
Но повернуться спиной к морю было выше ее сил. Она смотрела, как белое пятно с каждой минутой становилось все меньше и меньше, пока совсем не растворилось во мраке ночи.
Вот и конец всему, подумала она. Мужчина ее мечты, ее принц ушел из ее жизни в безвестные дали вместе с отливом. Мыслимо ли было уйти более красиво?
Она по-прежнему не плакала. Ее принц исчез, а она не плакала. Конечно, она сожалела об этом. Очень сожалела. Но она так и не смогла представить, какую жизнь они могли бы вести под крышей его дома на холме, научись она вовремя обходить порожистые места его бурной натуры.
Надо сказать, что помимо сожаления в ее сердце была злость. Именно она сдерживала слезы. Рэйчел злилась на жизнь, неоднократно наносившую ей сокрушительные удары. Злость иссушала ее слезы, едва они выступали у нее на глазах.
Надеюсь, вы уже заметили, что Рэйчел стала склоняться к философии своей покойной подруги? Облекать злобу в изящную форму и во всеуслышание заявлять о бессмысленности жизни – вот что составляло суть существования Марджи, и теперь оно же пустило корни в разочарованной душе Рэйчел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208