брюки дудочкой, полевую униформу или кожаную куртку с меховым воротником, длинное пальто с поднятым воротом и очень длинные остроносые туфли, называвшиеся в народе «winklepickers». Кроме того, теперь для работы он надевал большие очки в роговой оправе.
Эти широкие очки с толстыми стеклами стали, пожалуй, самой красноречивой чертой необыкновенно выразительного и проникновенного портрета Джона Леннона, выполненного маслом и принадлежащего кисти Энн Мэйсон. Она застала его врасплох, съежившегося на стуле с высокой прямой спинкой и скрестившего руки, словно в попытке защититься. Черты лица напряжены, глаза исчезли за отблеском стекол. Молодой человек, полный ярости, сутулый и почти слепой. Гигантский жук размером с человека.
Программа первого курса, на который поступил Джон, требовала серьезных усилий, тем более от студента, у которого напрочь отсутствовала элементарная ученическая дисциплина. Среди предметов значились: «простейшая перспектива и геометрический рисунок, введение в архитектуру, изучение простейших форм, натюрморты, анатомия, форма знаков и рисунок обнаженной натуры». Студентам приходилось работать от восхода солнца и до позднего вечера, переходя по узким коридорам из класса в класс, поднимаясь и спускаясь по широкой лестнице, обернутой спиралью вокруг открытой шахты лифта, внутри которой поднималась и опускалась почти антикварная кабина, которая напоминала часовую гирю, отмерявшую течение времени в стенах вызывавшей клаустрофобию кузницы дипломов.
В замкнутой атмосфере колледжа студенты образовывали небольшие группы, члены которых были знакомы друг с другом еще со школьной скамьи. Джону в равной мере были ненавистны и это расслоение, и необходимость столько работать. Как и в школе, его протест инстинктивно вырывался наружу. Еще до окончания первого курса за ним прочно закрепилась репутация самого невыносимого студента на факультете. Он издевался над преподавателями, отвлекал студентов, порой срывал занятия. Излюбленным местом для своих выходок Джон избрал мастерскую обнаженной натуры – просторный зал, расположенный под самой крышей здания, с бледно-зелеными стенами, в центре которого на помосте рядом с электрическим обогревателем возвышалась обнаженная натурщица.
Представьте себе эту мастерскую поздним зимним вечером: три дюжины студентов, стоящих перед мольбертами, и преподавателя Чарлза Бартона, низкорослого, коротконогого толстого валлийца, прохаживающегося по классу и делающего время от времени замечания. Наконец он выходит из аудитории. Студенты, поглощенные работой, продолжают прилежно рисовать в полной тишине, как вдруг раздается странный звук. Это Леннон, это его голос хрипит, точно от простуды. Он внезапно разражается громким хохотом, словно гиена в пустыне. Следом за этим Джон швыряет на пол карандаши, вскакивает на помост и в мгновение ока усаживается на колени изумленной натурщицы. Класс также взрывается хохотом, перемежаемым криками протеста, но ясно, что этим вечером на занятиях можно поставить крест.
Подобные выходки Джона способствовали тому, что вокруг него очень скоро собралась самая дурная компания. Красавчик Тони Кэррикер, верзила Джефф Мохаммед, наполовину француз, наполовину индус с неизменным тюрбаном на голове, худосочный и рыжеволосый Джефф Кейн, который неоднократно сам едва не оказывался жертвой собственных творений (гипсовая маска чуть было не стала для него посмертной, а из металлической конструкции, которую он создал, его пришлось вызволять при помощи вовремя подоспевших пожарных), бородач Мики Бидстон в неизменном дырявом красном свитере, Алан Сведлов, разговаривавший со своими подружками с видом академика, а также их девчонки: темноволосая Дороти Корти с розовым носиком, втрескавшаяся в Джона и всюду таскавшаяся за ним, Энн Мэйсон, которая встречалась с Джеффом Мохаммедом, Ивонн Шелтон, похожая на Брижит Бардо в молодости и, наконец, самая красивая девушка в колледже Кэрол Болфур.
По вечерам Джон нередко приводил всю команду в павильон на Лодж-Лейн, где выступали комические артисты. Особенно ему нравился Роб Уилтон, мастер монолога, рассказывавший о крупных международных событиях с точки зрения простых обывателей. "В тот день, когда началась война, – начинал Уилтон безо всякого выражения, – моя мне и говорит: «Ну сделай же что-нибудь!» Такой юмор Джон просто обожал. На следующий день, когда урок был в самом разгаре, неожиданно раздавался такой же бесстрастный, как у Уилтона, голос: «В тот день, когда началась война...»
Для борьбы с рутиной использовался даже обеденный перерыв. Рядом с колледжем был расположен и Ливерпульский институт, где учились Пол и Джордж. В середине дня все трое собирались вместе, брали гитары и играли перед другими студентами прямо в столовой или в мастерской. Теперь, надев очки, Джон подражал своему новому кумиру – Бадди Холли; что касается Пола, то он оставался верен Литтл Ричарду. В их репертуаре уже появились песни «Эверли Бразерс», группы, оказавшей значительное влияние на раннее творчество «Битлз». Эти импровизированные концерты, как правило, заканчивались исполнением гениальной и всем известной старой песенки «When You're Smiling», которую Джон пел хриплым голосом.
После занятий, когда остальные студенты собирались в кафе поговорить о Сартре и Лоуренсе Даррелле, Джон отправлялся погулять со своим приятелем Яном Шарпом, маленьким шустрым пареньком, большим мастером пародии, работавшим массовиком-затейником. У входа в «Мерси Таннел» располагалась лавочка, в которой продавались хромолитографии на религиозные сюжеты и другие предметы культа, к которым Джон испытывал неодолимое влечение. Как-то раз, войдя внутрь, он попросил у одной из сестер показать ему какой-то предмет, стоявший на верхней полке, и, пока она карабкалась по лесенке, набил полные карманы этих безделушек, которые находил жутко смешными. Приворовывать в магазинах Джон полюбил еще с тех пор, когда учился в школе на Пенни-Лейн. Теперь же он частенько брал с собой Джеффа Мохаммеда в поисках лавочки, в которой можно чем-нибудь поживиться. В какой-то момент он даже собирался ограбить банк. Но потом сообразил, что если продолжать и дальше следовать этим путем, то в конечном счете ему придется больше времени проводить в тюрьме, чем на воле. По вечерам, когда они околачивались в пабах, Шарп нередко обливался холодным потом, видя, как Джон задирается с каждым встречным, не отдавая себе отчета в том, что дело может кончиться дракой. «Ты кончишь в тюрьме или добьешься сумасшедшего успеха», – напророчил однажды Шарп, признав, что его друг «живет на лезвии ножа».
В конце первого курса Джона не приняли на художественное отделение, так как его работы не соответствовали минимуму предъявляемых требований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141
Эти широкие очки с толстыми стеклами стали, пожалуй, самой красноречивой чертой необыкновенно выразительного и проникновенного портрета Джона Леннона, выполненного маслом и принадлежащего кисти Энн Мэйсон. Она застала его врасплох, съежившегося на стуле с высокой прямой спинкой и скрестившего руки, словно в попытке защититься. Черты лица напряжены, глаза исчезли за отблеском стекол. Молодой человек, полный ярости, сутулый и почти слепой. Гигантский жук размером с человека.
Программа первого курса, на который поступил Джон, требовала серьезных усилий, тем более от студента, у которого напрочь отсутствовала элементарная ученическая дисциплина. Среди предметов значились: «простейшая перспектива и геометрический рисунок, введение в архитектуру, изучение простейших форм, натюрморты, анатомия, форма знаков и рисунок обнаженной натуры». Студентам приходилось работать от восхода солнца и до позднего вечера, переходя по узким коридорам из класса в класс, поднимаясь и спускаясь по широкой лестнице, обернутой спиралью вокруг открытой шахты лифта, внутри которой поднималась и опускалась почти антикварная кабина, которая напоминала часовую гирю, отмерявшую течение времени в стенах вызывавшей клаустрофобию кузницы дипломов.
В замкнутой атмосфере колледжа студенты образовывали небольшие группы, члены которых были знакомы друг с другом еще со школьной скамьи. Джону в равной мере были ненавистны и это расслоение, и необходимость столько работать. Как и в школе, его протест инстинктивно вырывался наружу. Еще до окончания первого курса за ним прочно закрепилась репутация самого невыносимого студента на факультете. Он издевался над преподавателями, отвлекал студентов, порой срывал занятия. Излюбленным местом для своих выходок Джон избрал мастерскую обнаженной натуры – просторный зал, расположенный под самой крышей здания, с бледно-зелеными стенами, в центре которого на помосте рядом с электрическим обогревателем возвышалась обнаженная натурщица.
Представьте себе эту мастерскую поздним зимним вечером: три дюжины студентов, стоящих перед мольбертами, и преподавателя Чарлза Бартона, низкорослого, коротконогого толстого валлийца, прохаживающегося по классу и делающего время от времени замечания. Наконец он выходит из аудитории. Студенты, поглощенные работой, продолжают прилежно рисовать в полной тишине, как вдруг раздается странный звук. Это Леннон, это его голос хрипит, точно от простуды. Он внезапно разражается громким хохотом, словно гиена в пустыне. Следом за этим Джон швыряет на пол карандаши, вскакивает на помост и в мгновение ока усаживается на колени изумленной натурщицы. Класс также взрывается хохотом, перемежаемым криками протеста, но ясно, что этим вечером на занятиях можно поставить крест.
Подобные выходки Джона способствовали тому, что вокруг него очень скоро собралась самая дурная компания. Красавчик Тони Кэррикер, верзила Джефф Мохаммед, наполовину француз, наполовину индус с неизменным тюрбаном на голове, худосочный и рыжеволосый Джефф Кейн, который неоднократно сам едва не оказывался жертвой собственных творений (гипсовая маска чуть было не стала для него посмертной, а из металлической конструкции, которую он создал, его пришлось вызволять при помощи вовремя подоспевших пожарных), бородач Мики Бидстон в неизменном дырявом красном свитере, Алан Сведлов, разговаривавший со своими подружками с видом академика, а также их девчонки: темноволосая Дороти Корти с розовым носиком, втрескавшаяся в Джона и всюду таскавшаяся за ним, Энн Мэйсон, которая встречалась с Джеффом Мохаммедом, Ивонн Шелтон, похожая на Брижит Бардо в молодости и, наконец, самая красивая девушка в колледже Кэрол Болфур.
По вечерам Джон нередко приводил всю команду в павильон на Лодж-Лейн, где выступали комические артисты. Особенно ему нравился Роб Уилтон, мастер монолога, рассказывавший о крупных международных событиях с точки зрения простых обывателей. "В тот день, когда началась война, – начинал Уилтон безо всякого выражения, – моя мне и говорит: «Ну сделай же что-нибудь!» Такой юмор Джон просто обожал. На следующий день, когда урок был в самом разгаре, неожиданно раздавался такой же бесстрастный, как у Уилтона, голос: «В тот день, когда началась война...»
Для борьбы с рутиной использовался даже обеденный перерыв. Рядом с колледжем был расположен и Ливерпульский институт, где учились Пол и Джордж. В середине дня все трое собирались вместе, брали гитары и играли перед другими студентами прямо в столовой или в мастерской. Теперь, надев очки, Джон подражал своему новому кумиру – Бадди Холли; что касается Пола, то он оставался верен Литтл Ричарду. В их репертуаре уже появились песни «Эверли Бразерс», группы, оказавшей значительное влияние на раннее творчество «Битлз». Эти импровизированные концерты, как правило, заканчивались исполнением гениальной и всем известной старой песенки «When You're Smiling», которую Джон пел хриплым голосом.
После занятий, когда остальные студенты собирались в кафе поговорить о Сартре и Лоуренсе Даррелле, Джон отправлялся погулять со своим приятелем Яном Шарпом, маленьким шустрым пареньком, большим мастером пародии, работавшим массовиком-затейником. У входа в «Мерси Таннел» располагалась лавочка, в которой продавались хромолитографии на религиозные сюжеты и другие предметы культа, к которым Джон испытывал неодолимое влечение. Как-то раз, войдя внутрь, он попросил у одной из сестер показать ему какой-то предмет, стоявший на верхней полке, и, пока она карабкалась по лесенке, набил полные карманы этих безделушек, которые находил жутко смешными. Приворовывать в магазинах Джон полюбил еще с тех пор, когда учился в школе на Пенни-Лейн. Теперь же он частенько брал с собой Джеффа Мохаммеда в поисках лавочки, в которой можно чем-нибудь поживиться. В какой-то момент он даже собирался ограбить банк. Но потом сообразил, что если продолжать и дальше следовать этим путем, то в конечном счете ему придется больше времени проводить в тюрьме, чем на воле. По вечерам, когда они околачивались в пабах, Шарп нередко обливался холодным потом, видя, как Джон задирается с каждым встречным, не отдавая себе отчета в том, что дело может кончиться дракой. «Ты кончишь в тюрьме или добьешься сумасшедшего успеха», – напророчил однажды Шарп, признав, что его друг «живет на лезвии ножа».
В конце первого курса Джона не приняли на художественное отделение, так как его работы не соответствовали минимуму предъявляемых требований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141