— Да, вот так-то лучше, — сказала она, протягивая руки к костру. — Полезный ты человек, мой господин.
— Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?
— Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать сухую одежду на мокрое тело.
— Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.
— Подойди, сядь со мной рядом, — предложила Сенедра. — Здесь гораздо теплее.
У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом с ней на теплый мох.
— Вот видишь, — произнесла она, обнимая его рукой за шею. — Ведь так гораздо лучше, правда? — Она поцеловала его — серьезно и сосредоточенно.
У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.
Когда она наконец ослабила объятия, Гарион с беспокойством оглядел поляну. Краешком глаза он уловил порхающее движение над самой водой и смущенно кашлянул.
— В чем дело? — спросила она.
— Бабочка на нас смотрит, — ответил он, покраснев.
— Ничего страшного, — улыбнулась она, снова обвивая руками его шею.
Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том году царило непривычное спокойствие. Независимое королевство Вордов было сломлено набегами вооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросило принять их обратно в состав Толнедрийской империи.
Новости из Хтол-Mypгoca доходили отрывочные, но вроде бы положение на дальнем юге стабилизировалось — маллорейцы Каль Закета удерживали равнины, а Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.
Донесения, периодически посылаемые Гариону драснийской разведкой, указывали на то, что возродившийся Медвежий культ не распространяется за пределы отдаленных деревень.
Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никаких срочных дел у него не было, он взял в привычку поздно вставать и иногда проводил в блаженной дремоте два-три часа после восхода солнца.
Одним таким утром где-то в середине лета ему приснился на редкость чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на ферме Фалдора на стог мягкого сена. Но его сладкие грезы немилосердно прервала жена, которая внезапно выпрыгнула из постели и бросилась стремглав в соседнюю комнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.
— Сенедра! — воскликнул он, вскакивая вслед за ней с постели. — Что ты делаешь?
— Меня рвет, — отвечала она, поднимая бледное лицо от таза, который держала на коленях.
— Тебя тошнит?
— Нет, — саркастически произнесла она. — Это я так развлекаюсь.
— Я позову кого-нибудь из врачей, — сказал он, хватаясь за одежду.
— Не стоит.
— Но тебя же тошнит.
— Конечно, но врача не нужно.
— Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.
— Меня должно тошнить, — ответила она.
— Что?
— Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, еще несколько месяцев по утрам будет тошнить.
— Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!
— До тебя ужасно долго доходит. В моем положении всегда тошнит по утрам.
— Положении? Каком положении?
Она в отчаянии закатила глаза.
— Гарион, — произнесла она преувеличенно терпеливо, — ты помнишь ту маленькую проблему, что была у нас прошлой осенью? Ту проблему, из-за которой мы посылали за тетушкой Пол?
— Ну да.
— Спешу тебя обрадовать, этой проблемы больше нет.
Он уставился на нее, постепенно осознавая, в чем дело.
— Ты хочешь сказать?..
— Да, дорогой, — проговорила она с улыбкой на бледном лице. — Ты скоро станешь отцом. А теперь, с твоего позволения, меня опять сейчас вырвет.
Глава 13
Все было странно и непонятно. Как ни пытался Гарион и так и эдак растолковать значение этих двух отрывков, ему никак не удавалось свести их друг с другом. Несмотря на то, что оба они, по-видимому, описывали один и тот же отрезок времени, они просто расходились в разных направлениях. За окном стояло ясное солнечное осеннее утро, но пыльная библиотека казалась мрачной, промозглой и негостеприимной.
Гарион не мыслил себя в роли книжного червя, поэтому взялся за работу, которую задал ему Белгарат, с некоторой неохотой. Во-первых, его пугала огромная кипа документов, которые ему предстояло перебрать, а кроме того, эта темная комнатушка, где стоял запах древних пергаментов и заплесневевших кожаных переплетов, всегда наводила на него тоску. Однако ему и раньше приходилось делать то, что ему было неприятно. И теперь, хоть и без особого восторга, он каждый день* послушно проводил не менее двух часов в этой келье, разбираясь в старинных книгах и свитках, написанных подчас весьма неразборчиво.
Стиснув зубы, Гарион который раз разложил перед собой на столе два пергаментных свитка. Он начал читать медленно и вслух, в надежде, что его ушам, возможно, удастся уловить то, что упустили глаза. В Даринских рукописях все было сказано относительно ясно и прямо. «Да будет так, — говорилось в них, — в день, когда Шар Алдура загорится алым пламенем, откроется, как зовут Дитя Тьмы. Берегите сына, что родит Дитя Света, ибо брата ему не иметь. И свершится так, что те, кто однажды были единым, а сейчас их двое, воссоединятся, и в воссоединении этом одного из них больше не станет».
Шар уже загорелся красным пламенем, и открылось, как зовут Дитя Тьмы — Зандрамас. Это сходилось с тем, что произошло. Строки о том, что у сына, которого родит Дитя Света — его сына, — не будет брата, несколько обеспокоили Гариона. Сначала он решил, что это значит, что у них с Сенедрой будет только один ребенок, но чем больше он над этим размышлял, тем больше понимал несостоятельность своих выводов. На самом деле там говорилось, что у них будет только один сын. Но ничего не было сказано о дочерях. Чем больше он об этом думал, тем больше нравилась ему мысль о целой стайке маленьких резвых девчушек.
Последний отрывок — о двоих, которые раньше были единым, — казался абсолютно бессмысленным, но он был уверен, что со временем и эти слова обретут смысл.
Гарион переложил руку на строки Мринских рукописей, напряженно вглядываясь в них при желтом мерцании свечей. Он еще раз медленно и внимательно прочел: «И Дитя Света встретит Дитя Тьмы и победит его, — это, безусловно, относилось к поединку с Тораком, — и Тьма рассеется». Темное пророчество ушло в небытие со смертью Торака. «Но зри: камень, лежащий в центре Света, — Шар, очевидно, — будет… „ — на этом месте красовалась клякса. Гарион нахмурился, пытаясь разобрать, что за слово скрыто под чернильным пятном. Но как только он начал вглядываться в него, у него странно закружилась голова, как будто отодвинуть кляксу и заглянуть под нее стоило таких же усилий, как сдвинуть с места гору. Он повел плечами и продолжил читать: — «… и встрече сей надлежит произойти в Месте, коего нет, и выбор да свершится там“.
Читая этот последний кусок, Гарион застонал от бессилия. Как может встреча — или еще что-нибудь — произойти в Месте, которого нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108