Я восхищалась ими, не скрывая зависти.
— Если бы вы только знали! — ответила Ванда. — Год назад я была совершенно лысая!
Я изумилась и не поверила, поэтому попросила рассказать подробнее. Ванда не отказывалась.
После какой-то болезни она настолько облысела, что на голове у неё было больше проплешин, чем волос, кроме того, и остатки лезли пучками: на горсти уже их не хватало. В отчаянии она решила попробовать чей-то совет и стала мазать голову касторкой, из-за чего в течение целого года у неё попусту пропадали субботы и воскресенья, потому что процедура выглядела следующим образом: в субботу вечером надо было втереть в голову тёплую касторку при помощи зубной щётки, помассировать кожу головы, обмотать башку полотенцем и спать в таком виде. Утром в воскресенье она мыла остатки волос и ждала, чтобы они высохли, потому что в те времена фен был недоступной роскошью. Стиснув зубы, она выдержала этот год, и результат был потрясающий: грива у неё выросла как у дикой лошади.
Потом пришёл момент, когда отправились в голубую даль и мои волосы. Никаких тяжких болезней у меня не было, разве что какие-то мелкие недомогания, но волосы стали выпадать толстыми прядями, и я страшно перепугалась, отнюдь не желая сравниться с нашим тогдашним премьер-министром. И тут, вспомнив о Вандиной касторке, я кинулась проводить курс лечения, с той только разницей, что мне не приходилось жертвовать субботами и воскресеньями, не говоря уже о том, что означает вечер выходного дня для молоденькой девушки, а что — для многодетной матери. Мне нужен был только свободный вечер дома, потому что как-то нелепо выходить на улицу с полотенцем на голове; я держала эту касторку на голове часов пять или около того, потом мыла голову и спала для разнообразия на бигуди. Эта китайская пытка знакома всем женщинам. Я выдержала три месяца, результат был такой же, как у Ванды: при самом сильном дёрганье вылезал от силы волосок, ну, два. Через пару лет ситуация повторилась, я снова бросилась на касторку, и она снова потрясающе помогла.
Я авторитетно утверждаю, что нет лучшего лекарства для волос, касторка действует безотказно и сулит только два неудобства. Во-первых, каждое мытьё головы — а делать это надо минимум раз в неделю — отнимает семь часов, и, во-вторых, это форменное несчастье для натуральных блондинок. Под влиянием касторки волосы слегка темнеют и выглядят так, словно отрастают после окраски. Зато, вопреки всем опасениям, волосы совершенно ничем не воняют и без труда отмываются, если не жалеть шампуня и горячей воды.
Там же, в «Энергопроекте», произошла история с пани Генрикой, и её я тоже считаю назиданием для всех. Надеюсь, что пани Генрика мне простит.
Пани Генрика в свои тридцать два года была вдовой, работала она чертёжницей. Она успела закрепиться на работе ещё в те времена, когда чертёжникам платили сдельно, зарабатывала очень хорошо, зато вид у неё был ужасный.
Если описывать её сверху, то тёмные завитые волосы на темени у неё были прилизаны так, что голова выглядела словно бы наполовину срезанной. Возле ушей, наоборот, волосы торчали во все стороны. Лицо она не красила, носила жуткий халат, толстый и засаленный, на ногах — чулки в резиночку и дешёвые полуботинки на низком каблуке. В общем, ни дать ни взять провинциальная учительница, совершенно махнувшая на себя рукой.
Она призналась мне, что её муж, за которым ей пришлось в течение нескольких лет ухаживать, был старше её на тридцать восемь лет, и замуж за него она вышла не из страстной любви, а из уважения и восхищения. Она идолопоклоннически обожала в нем мудрость и характер, но почти десять лет вела с ним очень трудную жизнь: оказалось, что он болен раком. Он все больше слабел, умирал тяжело и долго, до конца не потеряв своих благородных черт.
Пани Генрика не без причины рассказывала мне все это. Однажды в командировке она встретила молодого парня, который ей понравился. Ничего такого не последовало, но она вдруг сделала для себя открытие.
— И понимаете, — говорила она с умилением и немного смущённо, — когда он схватил мой чемодан… Я обомлела. Мне же в голову не приходило, что мужчина может носить чемоданы, ведь всегда их таскала я, а он так легко это сделал, что у меня просто дух захватило…
Мы обе с уже описанной ранее Данусей, которая потом вышла замуж за египтянина, решили вдруг сделать из пани Генрики молодую женщину. Неделю-другую она сопротивлялась, но в конце концов поддалась нашему нажиму. Я погнала её к парикмахеру, её подстригли и причесали под Симону Синьоре. Дануся помчалась с ней вместе в комиссионный магазин — единственное место, где можно было в те времена купить что-нибудь приличное, и они отхватили роскошное платье и элегантные туфли. Пани Генрика на этом не остановилась: она подкрасилась, нацепила белые клипсы и в таком виде заявилась в конструкторское бюро. Она мигом расцвела, как роза, поскольку в коридоре её не узнали двое мужчин из того же самого бюро.
— Да ведь это красивая женщина! — возопил по том при мне один из них, совершенно остолбеневший.
Пани Генрика помолодела лет на пять, привыкла к своей новой внешности и решила так держать! В очередной командировке она снова познакомилась с каким-то парнем и пришла ко мне поделиться и посоветоваться.
В виде отступления хочу обратить ваше внимание на то, что обо всех тайнах, которыми со мной тогда делились, я на протяжении сорока лет не пикнула никому ни словечка. Но ведь теперь прошло уже сорок лет, истекли все сроки давности, а?..
Вернусь к пани Генрике.
— Не знаю, что и делать, — сказала она мне. — Он в меня, похоже, влюбился, совсем голову потерял, а я стараюсь крепиться по мере сил, но я тоже влюбилась.
— Ну и отлично, — похвалила я. — И что?
— Да что вы, что ж тут хорошего? Он же моложе меня на семь лет!
— А он об этом знает?
— Даже не догадывается. Он думает, что мне лет двадцать пять-двадцать семь. Ума не приложу, как мне быть.
— Дать себя соблазнить, — твёрдо посоветовала я. — А признаться в своём возрасте только тогда, когда он окончательно с ума сойдёт.
Пани Генрика загрустила.
— Но ведь он меня бросит. Ещё пять лет — и мне будет тридцать семь, а ему всего лишь тридцать, он кинется на молоденьких, и что дальше?
— И ничего. Сразу настройтесь на то, что он вас бросит, а пока будете счастливы. Каждую из нас в любой момент могут бросить, и из двух зол лучше уж быть к этому готовой, чем оказаться внезапно перед лицом такой ситуации. А что переживём — то наше. Да ну вас, не валяйте дурочку: это же вроде как не пойти в кино или на танцы, потому что потом надо будет возвращаться обратно домой!
На пани Генрику аргумент подействовал, она отважилась на роман с тем парнем. Встретив её через несколько лет, я испытала огромное удовлетворение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Если бы вы только знали! — ответила Ванда. — Год назад я была совершенно лысая!
Я изумилась и не поверила, поэтому попросила рассказать подробнее. Ванда не отказывалась.
После какой-то болезни она настолько облысела, что на голове у неё было больше проплешин, чем волос, кроме того, и остатки лезли пучками: на горсти уже их не хватало. В отчаянии она решила попробовать чей-то совет и стала мазать голову касторкой, из-за чего в течение целого года у неё попусту пропадали субботы и воскресенья, потому что процедура выглядела следующим образом: в субботу вечером надо было втереть в голову тёплую касторку при помощи зубной щётки, помассировать кожу головы, обмотать башку полотенцем и спать в таком виде. Утром в воскресенье она мыла остатки волос и ждала, чтобы они высохли, потому что в те времена фен был недоступной роскошью. Стиснув зубы, она выдержала этот год, и результат был потрясающий: грива у неё выросла как у дикой лошади.
Потом пришёл момент, когда отправились в голубую даль и мои волосы. Никаких тяжких болезней у меня не было, разве что какие-то мелкие недомогания, но волосы стали выпадать толстыми прядями, и я страшно перепугалась, отнюдь не желая сравниться с нашим тогдашним премьер-министром. И тут, вспомнив о Вандиной касторке, я кинулась проводить курс лечения, с той только разницей, что мне не приходилось жертвовать субботами и воскресеньями, не говоря уже о том, что означает вечер выходного дня для молоденькой девушки, а что — для многодетной матери. Мне нужен был только свободный вечер дома, потому что как-то нелепо выходить на улицу с полотенцем на голове; я держала эту касторку на голове часов пять или около того, потом мыла голову и спала для разнообразия на бигуди. Эта китайская пытка знакома всем женщинам. Я выдержала три месяца, результат был такой же, как у Ванды: при самом сильном дёрганье вылезал от силы волосок, ну, два. Через пару лет ситуация повторилась, я снова бросилась на касторку, и она снова потрясающе помогла.
Я авторитетно утверждаю, что нет лучшего лекарства для волос, касторка действует безотказно и сулит только два неудобства. Во-первых, каждое мытьё головы — а делать это надо минимум раз в неделю — отнимает семь часов, и, во-вторых, это форменное несчастье для натуральных блондинок. Под влиянием касторки волосы слегка темнеют и выглядят так, словно отрастают после окраски. Зато, вопреки всем опасениям, волосы совершенно ничем не воняют и без труда отмываются, если не жалеть шампуня и горячей воды.
Там же, в «Энергопроекте», произошла история с пани Генрикой, и её я тоже считаю назиданием для всех. Надеюсь, что пани Генрика мне простит.
Пани Генрика в свои тридцать два года была вдовой, работала она чертёжницей. Она успела закрепиться на работе ещё в те времена, когда чертёжникам платили сдельно, зарабатывала очень хорошо, зато вид у неё был ужасный.
Если описывать её сверху, то тёмные завитые волосы на темени у неё были прилизаны так, что голова выглядела словно бы наполовину срезанной. Возле ушей, наоборот, волосы торчали во все стороны. Лицо она не красила, носила жуткий халат, толстый и засаленный, на ногах — чулки в резиночку и дешёвые полуботинки на низком каблуке. В общем, ни дать ни взять провинциальная учительница, совершенно махнувшая на себя рукой.
Она призналась мне, что её муж, за которым ей пришлось в течение нескольких лет ухаживать, был старше её на тридцать восемь лет, и замуж за него она вышла не из страстной любви, а из уважения и восхищения. Она идолопоклоннически обожала в нем мудрость и характер, но почти десять лет вела с ним очень трудную жизнь: оказалось, что он болен раком. Он все больше слабел, умирал тяжело и долго, до конца не потеряв своих благородных черт.
Пани Генрика не без причины рассказывала мне все это. Однажды в командировке она встретила молодого парня, который ей понравился. Ничего такого не последовало, но она вдруг сделала для себя открытие.
— И понимаете, — говорила она с умилением и немного смущённо, — когда он схватил мой чемодан… Я обомлела. Мне же в голову не приходило, что мужчина может носить чемоданы, ведь всегда их таскала я, а он так легко это сделал, что у меня просто дух захватило…
Мы обе с уже описанной ранее Данусей, которая потом вышла замуж за египтянина, решили вдруг сделать из пани Генрики молодую женщину. Неделю-другую она сопротивлялась, но в конце концов поддалась нашему нажиму. Я погнала её к парикмахеру, её подстригли и причесали под Симону Синьоре. Дануся помчалась с ней вместе в комиссионный магазин — единственное место, где можно было в те времена купить что-нибудь приличное, и они отхватили роскошное платье и элегантные туфли. Пани Генрика на этом не остановилась: она подкрасилась, нацепила белые клипсы и в таком виде заявилась в конструкторское бюро. Она мигом расцвела, как роза, поскольку в коридоре её не узнали двое мужчин из того же самого бюро.
— Да ведь это красивая женщина! — возопил по том при мне один из них, совершенно остолбеневший.
Пани Генрика помолодела лет на пять, привыкла к своей новой внешности и решила так держать! В очередной командировке она снова познакомилась с каким-то парнем и пришла ко мне поделиться и посоветоваться.
В виде отступления хочу обратить ваше внимание на то, что обо всех тайнах, которыми со мной тогда делились, я на протяжении сорока лет не пикнула никому ни словечка. Но ведь теперь прошло уже сорок лет, истекли все сроки давности, а?..
Вернусь к пани Генрике.
— Не знаю, что и делать, — сказала она мне. — Он в меня, похоже, влюбился, совсем голову потерял, а я стараюсь крепиться по мере сил, но я тоже влюбилась.
— Ну и отлично, — похвалила я. — И что?
— Да что вы, что ж тут хорошего? Он же моложе меня на семь лет!
— А он об этом знает?
— Даже не догадывается. Он думает, что мне лет двадцать пять-двадцать семь. Ума не приложу, как мне быть.
— Дать себя соблазнить, — твёрдо посоветовала я. — А признаться в своём возрасте только тогда, когда он окончательно с ума сойдёт.
Пани Генрика загрустила.
— Но ведь он меня бросит. Ещё пять лет — и мне будет тридцать семь, а ему всего лишь тридцать, он кинется на молоденьких, и что дальше?
— И ничего. Сразу настройтесь на то, что он вас бросит, а пока будете счастливы. Каждую из нас в любой момент могут бросить, и из двух зол лучше уж быть к этому готовой, чем оказаться внезапно перед лицом такой ситуации. А что переживём — то наше. Да ну вас, не валяйте дурочку: это же вроде как не пойти в кино или на танцы, потому что потом надо будет возвращаться обратно домой!
На пани Генрику аргумент подействовал, она отважилась на роман с тем парнем. Встретив её через несколько лет, я испытала огромное удовлетворение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39