Оторваться от них у меня не хватало сил. Ноги подогнулись, я наконец плюхнулась в кресло и тут же вскочила снова.
— Настоящие? Настоящие «Маврикии»?.. И оба — однопенсовик и двухпенсовик?.. Чистые?..
— Все правильно, дорогая пани, чистые. Знаменитые «Маврикии» с ошибочной надпечаткой post office. Я вижу, вам не чужд интерес к маркам? Представьте себе, оба «Маврикия» со времени выхода в свет являются собственностью моей семьи. Прошу вас, хотите посмотреть?..
Кроме слов «Боже милостивый», я ничего не могла произнести. Зато уж «Боже милостивый» повторяла без конца. Владелец этих сокровищ, этой святыни обрадовался такой реакции непомерно, вручил мне лупу, выразил чрезвычайное удовлетворение по поводу встречи с родственной душой. И мы вместе с набожным благоговением созерцали плоды самочинной выходки губернаторши XIX века с острова Маврикий.
— Дорогая пани, вы застали меня за осмотром коллекции, я, будучи в больнице, очень соскучился по моим маркам, — сообщил конфиденциально старый пан, которому легче было оторваться от созерцания чуда, чем мне. — Очень приятно рассмотреть коллекцию в обществе столь тонкой ценительницы филателистики. Если, конечно, вы ничего не имеете против того, дабы посвятить этому занятию немного времени.
Немного!.. Не колеблясь, я посвятила бы неделю! Старый ангел в человеческом облике выдвинул ящик и начал вынимать плотные конверты. Я забыла закурить, пошла красными пятнами, начала задыхаться — под впечатлением то и дело забывала вдохнуть воздух. Передо мной лежали небывало прекрасные марки в идеальном состоянии, без подклеек и с печатями экспертов! Мир испарился из моей памяти.
— Как вам удалось не испортить марки наклейками? — спросила я ошеломлённо, рассматривая пустяк — «Колумбов» стоимостью в семьсот фунтов. — Это же такая редкость!
— Мой светлой памяти покойный дед, к счастью, не свершил подобного святотатства, — с чувством ответствовал старый ангел. — Кажется, у него попросту не было кляссера. А мой светлой памяти покойный отец мало интересовался коллекцией и продолжал хранить её в конвертах. Я же занялся марками уже во времена, когда от наклейки марок в альбом отказались.
— Слава богу! А эти «Маврикии»? Они ведь, кажется, не учтены в каталоге?
— Совершенно справедливо изволили заметить, пока ещё нет. Это единственные марки без печати экспертизы. Но их происхождение вне сомнений, и в надлежащее время марки вызовут сенсацию.
— Представляю себе!.. И вы не боитесь хранить дома коллекцию, да ещё на виду, и впускаете чужих людей!
— Каких чужих людей?
— Как — каких? Меня же вы впустили?!
— Милостивая пани, вы особа не посторонняя! Вы сами видели, я весьма осторожен и человека чужого не впущу. К тому же мне столь недолго осталось жить… хотелось бы натешиться моими марками, а показать их особе, коей я доверяю, исключительно приятно! Одно из немногих удовольствий, ещё оставшихся мне, и, верно, уже последнее, — созерцать эти великолепные марки вместе с человеком, умеющим их оценить!
— Мне вы доставляете поистине огромное удовольствие! Так приятно ваше доверие, не понимаю только, откуда вам известно…
— Я очень стар и знаю людей. Прошу лишь об одном: не рассказывайте о моих сокровищах.
— Ну конечно же, боже праведный! Ведь любой мошенник может обокрасть вас!
— Все может статься. Уже не раз пытались… Пока что я в безопасности, все уверены, что коллекция сохраняется в другом месте. В моё отсутствие кто-то проник в мой дом и все обыскал. Ничего не нашёл.
— А где же были марки? — спросила я с интересом, уставившись в многочисленные варианты первой польской марки, и вдруг до меня дошло, о чем спрашиваю и на что смотрю. Я поперхнулась, онемела, мне сделалось нестерпимо жарко.
Старый пан лукаво посмотрел на меня.
— С собой в больницу не брал. Любителей марок, дорогая пани, много, очень много. За мной постоянно следили. В больнице скрупулёзно обыскали все мои вещи. На следующий же день. Но я это предвидел — хе-хе! — старый воробей, меня на мякине не проведёшь: известно, на что люди способны из-за денег…
Я глазела на него, все ещё не владея ни одним из пяти органов чувств. Старый пан прямо-таки лучился гордостью.
— Так вот, я сделал вид, что передаю коллекцию в другие руки, — продолжал он конфиденциально. — Разработал два варианта. Мне сообщили, что делалась попытка подкупить секретаршу нотариуса, хитростью, кажется, добрались даже до семейных драгоценностей, хранящихся у него. Это был первый вариант. А вторая ложная тропа вела к нашему молодому приятелю. Рассказываю об этом, потому что оба варианта не актуальны. А на самом деле я тщательно запаковал все в большую пачку и отослал на своё имя по адресу больницы. Заказной бандеролью.
Ко мне наконец вернулся голос, и я хрипло простонала:
— Господи Иисусе!.. И вы не побоялись, что потеряется?! Пропадёт где-нибудь в больнице?!
— Я надеялся на то, что на почте в это время не случится пожар, — ответил лукаво старый пан. — В больнице, получив посылку, я попросил главного врача положить в сейф пакет со старыми фотографиями и дневником моего друга… Больничный сейф — самое безопасное место…
У меня не было ни слов, ни голоса, ни мыслей, ни чувств. Двое убитых, схваченный преступник, чудовищная контрабандная авантюра, паника на чёрном рынке — все из-за выкраденного у Мартина депозита, который преспокойно лежал в больничном сейфе под наблюдением владельца!..
* * *
Когда я вышла от старого пана, был уже поздний вечер. Мартин сидел в машине совершенно зелёный. Не проронил ни слова, не взглянул на меня. Да, необходимо его подготовить и рассказать все осторожно и деликатно…
— На твоём месте я не отказывалась бы от наследства, — начала я осторожно и деликатно. — Феноменальные марки!
Мартин неподвижно смотрел прямо перед собой.
— Слышишь? Все в порядке. У старого пана к тебе ни малейших претензий за доверенную коллекцию. Он к тебе хорошо относится.
Мартин, не шевелясь, открыл рот и издал короткий хриплый звук. Я испугалась.
— Боже мой, успокойся же наконец, все в порядке! Не понимаю, что спёрли у тебя, но коллекция вся у него. Полностью. Я и задержалась потому, что посмотрела все марки. Клянусь, оставленный у тебя пакет — просто очередной камуфляж. Не расстраивайся, я ему не сказала, что этот пакет исчез, но марок там не было.
Зеленоватая бледность на лице у Мартина для разнообразия сменилась яркой краской. Медленно, с усилием он повернулся ко мне.
— Ничего не понимаю, — выдавил хрипло. — Ты, кажется, что-то говоришь?..
С ангельским терпением я повторила всю историю трижды. Достала из багажника бутылку минеральной воды и повторила в четвёртый раз. Под влиянием воды и моих уверений Мартин наконец начал походить на живого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Настоящие? Настоящие «Маврикии»?.. И оба — однопенсовик и двухпенсовик?.. Чистые?..
— Все правильно, дорогая пани, чистые. Знаменитые «Маврикии» с ошибочной надпечаткой post office. Я вижу, вам не чужд интерес к маркам? Представьте себе, оба «Маврикия» со времени выхода в свет являются собственностью моей семьи. Прошу вас, хотите посмотреть?..
Кроме слов «Боже милостивый», я ничего не могла произнести. Зато уж «Боже милостивый» повторяла без конца. Владелец этих сокровищ, этой святыни обрадовался такой реакции непомерно, вручил мне лупу, выразил чрезвычайное удовлетворение по поводу встречи с родственной душой. И мы вместе с набожным благоговением созерцали плоды самочинной выходки губернаторши XIX века с острова Маврикий.
— Дорогая пани, вы застали меня за осмотром коллекции, я, будучи в больнице, очень соскучился по моим маркам, — сообщил конфиденциально старый пан, которому легче было оторваться от созерцания чуда, чем мне. — Очень приятно рассмотреть коллекцию в обществе столь тонкой ценительницы филателистики. Если, конечно, вы ничего не имеете против того, дабы посвятить этому занятию немного времени.
Немного!.. Не колеблясь, я посвятила бы неделю! Старый ангел в человеческом облике выдвинул ящик и начал вынимать плотные конверты. Я забыла закурить, пошла красными пятнами, начала задыхаться — под впечатлением то и дело забывала вдохнуть воздух. Передо мной лежали небывало прекрасные марки в идеальном состоянии, без подклеек и с печатями экспертов! Мир испарился из моей памяти.
— Как вам удалось не испортить марки наклейками? — спросила я ошеломлённо, рассматривая пустяк — «Колумбов» стоимостью в семьсот фунтов. — Это же такая редкость!
— Мой светлой памяти покойный дед, к счастью, не свершил подобного святотатства, — с чувством ответствовал старый ангел. — Кажется, у него попросту не было кляссера. А мой светлой памяти покойный отец мало интересовался коллекцией и продолжал хранить её в конвертах. Я же занялся марками уже во времена, когда от наклейки марок в альбом отказались.
— Слава богу! А эти «Маврикии»? Они ведь, кажется, не учтены в каталоге?
— Совершенно справедливо изволили заметить, пока ещё нет. Это единственные марки без печати экспертизы. Но их происхождение вне сомнений, и в надлежащее время марки вызовут сенсацию.
— Представляю себе!.. И вы не боитесь хранить дома коллекцию, да ещё на виду, и впускаете чужих людей!
— Каких чужих людей?
— Как — каких? Меня же вы впустили?!
— Милостивая пани, вы особа не посторонняя! Вы сами видели, я весьма осторожен и человека чужого не впущу. К тому же мне столь недолго осталось жить… хотелось бы натешиться моими марками, а показать их особе, коей я доверяю, исключительно приятно! Одно из немногих удовольствий, ещё оставшихся мне, и, верно, уже последнее, — созерцать эти великолепные марки вместе с человеком, умеющим их оценить!
— Мне вы доставляете поистине огромное удовольствие! Так приятно ваше доверие, не понимаю только, откуда вам известно…
— Я очень стар и знаю людей. Прошу лишь об одном: не рассказывайте о моих сокровищах.
— Ну конечно же, боже праведный! Ведь любой мошенник может обокрасть вас!
— Все может статься. Уже не раз пытались… Пока что я в безопасности, все уверены, что коллекция сохраняется в другом месте. В моё отсутствие кто-то проник в мой дом и все обыскал. Ничего не нашёл.
— А где же были марки? — спросила я с интересом, уставившись в многочисленные варианты первой польской марки, и вдруг до меня дошло, о чем спрашиваю и на что смотрю. Я поперхнулась, онемела, мне сделалось нестерпимо жарко.
Старый пан лукаво посмотрел на меня.
— С собой в больницу не брал. Любителей марок, дорогая пани, много, очень много. За мной постоянно следили. В больнице скрупулёзно обыскали все мои вещи. На следующий же день. Но я это предвидел — хе-хе! — старый воробей, меня на мякине не проведёшь: известно, на что люди способны из-за денег…
Я глазела на него, все ещё не владея ни одним из пяти органов чувств. Старый пан прямо-таки лучился гордостью.
— Так вот, я сделал вид, что передаю коллекцию в другие руки, — продолжал он конфиденциально. — Разработал два варианта. Мне сообщили, что делалась попытка подкупить секретаршу нотариуса, хитростью, кажется, добрались даже до семейных драгоценностей, хранящихся у него. Это был первый вариант. А вторая ложная тропа вела к нашему молодому приятелю. Рассказываю об этом, потому что оба варианта не актуальны. А на самом деле я тщательно запаковал все в большую пачку и отослал на своё имя по адресу больницы. Заказной бандеролью.
Ко мне наконец вернулся голос, и я хрипло простонала:
— Господи Иисусе!.. И вы не побоялись, что потеряется?! Пропадёт где-нибудь в больнице?!
— Я надеялся на то, что на почте в это время не случится пожар, — ответил лукаво старый пан. — В больнице, получив посылку, я попросил главного врача положить в сейф пакет со старыми фотографиями и дневником моего друга… Больничный сейф — самое безопасное место…
У меня не было ни слов, ни голоса, ни мыслей, ни чувств. Двое убитых, схваченный преступник, чудовищная контрабандная авантюра, паника на чёрном рынке — все из-за выкраденного у Мартина депозита, который преспокойно лежал в больничном сейфе под наблюдением владельца!..
* * *
Когда я вышла от старого пана, был уже поздний вечер. Мартин сидел в машине совершенно зелёный. Не проронил ни слова, не взглянул на меня. Да, необходимо его подготовить и рассказать все осторожно и деликатно…
— На твоём месте я не отказывалась бы от наследства, — начала я осторожно и деликатно. — Феноменальные марки!
Мартин неподвижно смотрел прямо перед собой.
— Слышишь? Все в порядке. У старого пана к тебе ни малейших претензий за доверенную коллекцию. Он к тебе хорошо относится.
Мартин, не шевелясь, открыл рот и издал короткий хриплый звук. Я испугалась.
— Боже мой, успокойся же наконец, все в порядке! Не понимаю, что спёрли у тебя, но коллекция вся у него. Полностью. Я и задержалась потому, что посмотрела все марки. Клянусь, оставленный у тебя пакет — просто очередной камуфляж. Не расстраивайся, я ему не сказала, что этот пакет исчез, но марок там не было.
Зеленоватая бледность на лице у Мартина для разнообразия сменилась яркой краской. Медленно, с усилием он повернулся ко мне.
— Ничего не понимаю, — выдавил хрипло. — Ты, кажется, что-то говоришь?..
С ангельским терпением я повторила всю историю трижды. Достала из багажника бутылку минеральной воды и повторила в четвёртый раз. Под влиянием воды и моих уверений Мартин наконец начал походить на живого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76