Павел тоже. Увидев, что протесты ни к чему не приводят, он стал рассматривать такие встречи как удобный случай хорошенько выспаться.
Непонятно только, при чем здесь Гавел? И почему мне надо быть осторожной? Естественно, сразу после его ухода я позвонила Баське и потребовала объяснений. Баська сказала, что никакого Гавела не знает, в чем дело — не понимает, а что до забегаловки, то она уже давно там не была и спасибо, что напомнила. То-то Павел будет мне благодарен…
Я чертыхнулась, пожелала Гавелу лопнуть и повесила трубку.
* * *
А затем ко мне пришла расстроенная Янка и пожаловалась на Доната. Он стал какой-то странный, вечерами уходит из дому, возвращается совершенно трезвый, ничего не говорит, и больше она этого не вынесет.
— В том, что он ничего не говорит, странностей не вижу, — заметила я. — Было бы странно, если бы он вдруг стал разговорчивым.
— Да он не только сам ничего не говорит, но и не выносит, когда с ним говорят!
Я хотела было сказать, что те же самые симптомы наблюдались у моего мужа перед разводом, но вовремя прикусила язык. Может, у Доната появилась другая женщина? Но об этом я тоже Янке не сказала, она же продолжала анализировать душевное состояние мужа:
— Он как будто все время чем-то расстроен. Или из-за чего-то нервничает. Или чем-то недоволен. Или ещё что-то в этом роде. Нет, я больше не выдержу, он меня в гроб вгонит.
Я предположила, что Донат запутался в какой-нибудь афёре.
— Но тогда должна же быть от неё хоть какая польза! Я ещё не слышала, чтобы у аферистов с начала до конца были только неприятности. Да и какую афёру он может проворачивать в своём НИИ пространственного планирования? Пространство крадут, что ли?
Такое предположение мне показалось сомнительным, а поведение Доната обеспокоило. Будь у меня побольше времени, я предложила бы Янке вдвоём организовать за ним слежку, чтобы выяснить, какие у него неприятности. Но времени не было, а мои попытки успокоить Янку ни к чему не привели.
А потом опять появился Гавел. Я поехала в филателистический магазин и хотела оставить машину на стоянке на улице Хожа. Тут я увидела, как с неё выруливает Гавел. При виде меня он затормозил, выскочил из машины и бегом кинулся ко мне.
— Что ты тут делаешь? — с возмущением крикнул он. — Там твой дом горит, а ты себе разъезжаешь по городу?!
На минуту окаменев, я тут же рванула с места и со скоростью пожарной машины помчалась к дому. Гавел не из тех, кто способен на глупые розыгрыши, а в доме у меня все-таки были дорогие моему сердцу вещи. Проделав путь за рекордное время, я убедилась, что дом стоит себе спокойно и вообще ничего поблизости не горит. В ответ на высказанные по телефону претензии Гавел холодно заявил, что ему так показалось и я ещё должна быть благодарна за заботу. А я вдруг уверилась: врёт, видимо, ему нужно было, чтобы я уехала, вот только зачем — неизвестно.
Просто удивительно, но всем этим странным событиям я не уделила должного внимания, отметая их в сторону, чтобы не мешали моей главной задаче — космическим лучам. Подсознательно, однако, уже чувствовала, что вот-вот не выдержу. А тут ещё позвонила Баська и слёзно просила разыскать для неё гуцульский узор вышивки со старой подушки моей бабушки, который я когда-то срисовала на миллиметровку. Не подействовали никакие отговорки, и мне пришлось перевернуть вверх дном всю квартиру, чтобы разыскать этот узор. Уже тогда я подумала, что, видно, над космическими лучами тяготеет какое-то проклятие, ведь никогда до этого на моем творческом пути не вставало столько непонятных или совершенно идиотских преград.
Ну а через два дня мой сын запустил вонючку, а потом позвонил светлой памяти покойник Дуткевич…
Вот что вспомнилось мне перед визитом к майору. Но я понимала, что не могу поделиться с ним ни одним из своих воспоминаний, пока сама в них не разберусь, пока сама не выявлю связи между всеми этими странными событиями…
* * *
За утро майор провернул гигантскую работу и теперь знал обо мне абсолютно все: о баллонах, о битве под киоском, о Лёлике и Вишневском. Сколько живу на свете, ещё никто не проявлял ко мне такого интереса. Майор так дотошно изучил меня, что теперь его вопросы, без сомнения, преследовали лишь одну цель: убедиться в моей правдивости. Уверена, ответы на них он знал и без меня.
— Да, вот ещё что, — небрежно бросил он. — Кто такой пан Ракевич? Чем он занимается?
Не зная толком, чем Гавел занимается, я дала расплывчатый ответ:
— Он, знаете ли, деловой человек, я уже говорила. Большие дела делает. А по специальности фармацевт. Кажется, работает на предприятии, где производят на экспорт косметические товары. Но не уверена.
— И это, по-вашему, большие дела?
— Не о том речь. О торговых сделках, которыми пан Ракевич очень гордится. И хвастается передо мной, потому что доверяет. Сомневаюсь, впрочем, надо ли вам о них говорить.
Майор заметил с лёгким укором:
— Я не занимаюсь хозяйственными преступлениями, я расследую убийство. И меня интересуют все причастные к нему лица. И пожалуйста, не пытайтесь меня убедить, что вы лучше знаете, кто причастен, а кто нет.
Я обиделась.
— И не собираюсь! Возможно, с виду я полная идиотка, но вы ведь знаете, внешность иногда обманчива! Что же касается пана Ракевича, то, насколько я его знаю…
— Уточните, насколько именно. И сколько времени?
— Ну, знаю, и все тут. Что значит «насколько»? Знакомы много лет, а встречаемся по-разному-то каждый день, то раз в два года. Знаю, где он живёт, но не знаю, чем занимается. В одном лишь уверена твёрдо: в его делах все чисто, ничего незаконного. Уж об этом он заботится особенно.
— А почему особенно?
— Потому что любит путешествовать. И значит, должен быть чист как стёклышко, иначе не получит загранпаспорта. Мне он многое порассказал в приступе откровенности, боюсь, не повредить бы ему. Очень не хочется.
— Все-таки когда вы с ним познакомились?
— О, ещё в довоенные годы. Правда, тогда я была девчонкой, он старше меня лет на десять. Его родители были знакомы с моими. Через несколько лет после войны мы случайно встретились — и вот время от времени видимся.
Майор закурил сигарету и, откинувшись, принялся задумчиво раскачиваться на задних ножках стула. Вперёд-назад, вперёд-назад. Ну, точь-в-точь как мои сыновья, которые таким образом вывели из строя два стула у мамы и три в собственном доме. Тут же за разрушением чужой мебели я наблюдала с искренним удовольствием.
Майор размышлял, уставившись куда-то в пространство за мной. Наконец очнулся.
— Покойный знал его. Знал также и Барбару Маковецкую. А они знакомы? Пани Маковецкая и пан Ракевич?
Я и сама уже думала над этим. Ведь не случайно же Гавел ябедничал на Баську, предупреждал, что у меня будут из-за неё неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Непонятно только, при чем здесь Гавел? И почему мне надо быть осторожной? Естественно, сразу после его ухода я позвонила Баське и потребовала объяснений. Баська сказала, что никакого Гавела не знает, в чем дело — не понимает, а что до забегаловки, то она уже давно там не была и спасибо, что напомнила. То-то Павел будет мне благодарен…
Я чертыхнулась, пожелала Гавелу лопнуть и повесила трубку.
* * *
А затем ко мне пришла расстроенная Янка и пожаловалась на Доната. Он стал какой-то странный, вечерами уходит из дому, возвращается совершенно трезвый, ничего не говорит, и больше она этого не вынесет.
— В том, что он ничего не говорит, странностей не вижу, — заметила я. — Было бы странно, если бы он вдруг стал разговорчивым.
— Да он не только сам ничего не говорит, но и не выносит, когда с ним говорят!
Я хотела было сказать, что те же самые симптомы наблюдались у моего мужа перед разводом, но вовремя прикусила язык. Может, у Доната появилась другая женщина? Но об этом я тоже Янке не сказала, она же продолжала анализировать душевное состояние мужа:
— Он как будто все время чем-то расстроен. Или из-за чего-то нервничает. Или чем-то недоволен. Или ещё что-то в этом роде. Нет, я больше не выдержу, он меня в гроб вгонит.
Я предположила, что Донат запутался в какой-нибудь афёре.
— Но тогда должна же быть от неё хоть какая польза! Я ещё не слышала, чтобы у аферистов с начала до конца были только неприятности. Да и какую афёру он может проворачивать в своём НИИ пространственного планирования? Пространство крадут, что ли?
Такое предположение мне показалось сомнительным, а поведение Доната обеспокоило. Будь у меня побольше времени, я предложила бы Янке вдвоём организовать за ним слежку, чтобы выяснить, какие у него неприятности. Но времени не было, а мои попытки успокоить Янку ни к чему не привели.
А потом опять появился Гавел. Я поехала в филателистический магазин и хотела оставить машину на стоянке на улице Хожа. Тут я увидела, как с неё выруливает Гавел. При виде меня он затормозил, выскочил из машины и бегом кинулся ко мне.
— Что ты тут делаешь? — с возмущением крикнул он. — Там твой дом горит, а ты себе разъезжаешь по городу?!
На минуту окаменев, я тут же рванула с места и со скоростью пожарной машины помчалась к дому. Гавел не из тех, кто способен на глупые розыгрыши, а в доме у меня все-таки были дорогие моему сердцу вещи. Проделав путь за рекордное время, я убедилась, что дом стоит себе спокойно и вообще ничего поблизости не горит. В ответ на высказанные по телефону претензии Гавел холодно заявил, что ему так показалось и я ещё должна быть благодарна за заботу. А я вдруг уверилась: врёт, видимо, ему нужно было, чтобы я уехала, вот только зачем — неизвестно.
Просто удивительно, но всем этим странным событиям я не уделила должного внимания, отметая их в сторону, чтобы не мешали моей главной задаче — космическим лучам. Подсознательно, однако, уже чувствовала, что вот-вот не выдержу. А тут ещё позвонила Баська и слёзно просила разыскать для неё гуцульский узор вышивки со старой подушки моей бабушки, который я когда-то срисовала на миллиметровку. Не подействовали никакие отговорки, и мне пришлось перевернуть вверх дном всю квартиру, чтобы разыскать этот узор. Уже тогда я подумала, что, видно, над космическими лучами тяготеет какое-то проклятие, ведь никогда до этого на моем творческом пути не вставало столько непонятных или совершенно идиотских преград.
Ну а через два дня мой сын запустил вонючку, а потом позвонил светлой памяти покойник Дуткевич…
Вот что вспомнилось мне перед визитом к майору. Но я понимала, что не могу поделиться с ним ни одним из своих воспоминаний, пока сама в них не разберусь, пока сама не выявлю связи между всеми этими странными событиями…
* * *
За утро майор провернул гигантскую работу и теперь знал обо мне абсолютно все: о баллонах, о битве под киоском, о Лёлике и Вишневском. Сколько живу на свете, ещё никто не проявлял ко мне такого интереса. Майор так дотошно изучил меня, что теперь его вопросы, без сомнения, преследовали лишь одну цель: убедиться в моей правдивости. Уверена, ответы на них он знал и без меня.
— Да, вот ещё что, — небрежно бросил он. — Кто такой пан Ракевич? Чем он занимается?
Не зная толком, чем Гавел занимается, я дала расплывчатый ответ:
— Он, знаете ли, деловой человек, я уже говорила. Большие дела делает. А по специальности фармацевт. Кажется, работает на предприятии, где производят на экспорт косметические товары. Но не уверена.
— И это, по-вашему, большие дела?
— Не о том речь. О торговых сделках, которыми пан Ракевич очень гордится. И хвастается передо мной, потому что доверяет. Сомневаюсь, впрочем, надо ли вам о них говорить.
Майор заметил с лёгким укором:
— Я не занимаюсь хозяйственными преступлениями, я расследую убийство. И меня интересуют все причастные к нему лица. И пожалуйста, не пытайтесь меня убедить, что вы лучше знаете, кто причастен, а кто нет.
Я обиделась.
— И не собираюсь! Возможно, с виду я полная идиотка, но вы ведь знаете, внешность иногда обманчива! Что же касается пана Ракевича, то, насколько я его знаю…
— Уточните, насколько именно. И сколько времени?
— Ну, знаю, и все тут. Что значит «насколько»? Знакомы много лет, а встречаемся по-разному-то каждый день, то раз в два года. Знаю, где он живёт, но не знаю, чем занимается. В одном лишь уверена твёрдо: в его делах все чисто, ничего незаконного. Уж об этом он заботится особенно.
— А почему особенно?
— Потому что любит путешествовать. И значит, должен быть чист как стёклышко, иначе не получит загранпаспорта. Мне он многое порассказал в приступе откровенности, боюсь, не повредить бы ему. Очень не хочется.
— Все-таки когда вы с ним познакомились?
— О, ещё в довоенные годы. Правда, тогда я была девчонкой, он старше меня лет на десять. Его родители были знакомы с моими. Через несколько лет после войны мы случайно встретились — и вот время от времени видимся.
Майор закурил сигарету и, откинувшись, принялся задумчиво раскачиваться на задних ножках стула. Вперёд-назад, вперёд-назад. Ну, точь-в-точь как мои сыновья, которые таким образом вывели из строя два стула у мамы и три в собственном доме. Тут же за разрушением чужой мебели я наблюдала с искренним удовольствием.
Майор размышлял, уставившись куда-то в пространство за мной. Наконец очнулся.
— Покойный знал его. Знал также и Барбару Маковецкую. А они знакомы? Пани Маковецкая и пан Ракевич?
Я и сама уже думала над этим. Ведь не случайно же Гавел ябедничал на Баську, предупреждал, что у меня будут из-за неё неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76