Нападение произошло в Залесье, куда он отправился подышать свежим воздухом. Бандитов он описывал с воодушевлением, красочно и с такой ненавистью, что в искренность показаний просто нельзя было не поверить. Видимо, нападение на Лысого и изъятие у него долларов действительно имели место, и факт этот был достопримечательным, ибо являлся единственным случаем, когда жертва ограбления призналась. А так ведь, кроме Лысого, потерпевших больше и не было!
— В Национальный польский банк поступило больше ста тысяч долларов, — с горечью подытожил поручик Вильчевский. — За границу ушло как минимум в три раза больше. Никогда не поверю, что такую сумму носил при себе ограбленный в Залесье Кшачкевич.
— Отпираются без зазрения совести, — подтвердил Гумовский. — Капитан прав — дело нелёгкое. Да, кстати, удалось выяснить, кто отправлял бандероль Рокошу?
Вильчевский с неохотой удовлетворил любопытство. Девушка на главпочтамте, в дежурство которой была отправлена Вишневским бандероль, припомнила, что вроде отправлял её низенький дряхлый старичок с дрожащим голосом. Разумеется, обратный адрес был фиктивным. Удалось разыскать отправителей заказной корреспонденции, оформленной до и после Вишневского. Одним из них оказался юрист-пенсионер, дряхлый маленький старичок, отправлявший заказное письмо в Генеральную прокуратуру. Без очков он ничего не видел и вообще ни на что не обращал внимания. Нашли ещё двух человек, стоявших в очереди за старичком, одним из них был мужчина, который обратил внимание лишь на блондинку в соседнем окошечке. Второй очевидец, женщина, вспомнила, что перед ней стоял элегантный мужчина среднего возраста, в очках. Ей запомнилась его седоватая бородка клинышком и золотой перстень на пальце. Судя по квитанциям, между нею и старичком стоял именно Вишневский, значит, он и был элегантным мужчиной.
— Бороду отцепит, очки снимет, натянет на задницу старые джинсы — и вот он уже молодой брюнет из воровской шайки, — пессимистически заключил Вильчевский.
На этом и закончилось оперативное совещание.
* * *
На следующий день после того, как Лёлик получил назад утраченную было собственность, позвонила Баська и сообщила: в магазине на Сверчевского дают стаканы, расписанные под игральные карты, ей такие тоже хочется. Я захватила её по пути, стаканы мы купили, после чего я решила забежать в чистку на Вильчей за свитером, валявшимся там уже месяц — все забывала получить. Машину припарковала на левой стороне проезжей части, Баська осталась в машине, в чистку я отправилась одна.
Со свитером под мышкой подходила к машине, когда сзади послышался весёлый голос:
— Bonjour, madame!
Я повернулась — передо мной стоял Фелюсь.
С Фелюсем, чужестранцем неизвестной мне национальности и гражданства — звали его Лотар Уорден, я познакомилась несколько лет назад в обществе Гавела и стала его, так сказать, «больным зубом» и вечным угрызением. Фелюсь принял меня почему-то за даму лёгкого поведения и, обнаружив ошибку, чуть ума не лишился от смущения. Ругательски ругал Гавела, допустившего, чтобы он, Фелюсь, так оплошал, просил у меня прощения на шести языках, выскочил из машины, накупил цветов, порывался либо повергнуться передо мной ниц, либо упасть на колени, а Гавел просто-напросто давился хохотом, всхлипывал и повизгивал так, что прохожие оглядывались. Именно Гавел почему-то окрестил его Фелюсем.
С того нелепого случая Фелюсь почитал святым долгом, приезжая в Польшу, звонить мне, пламенно умолял о прощении, рассыпался в почтительных заверениях, а не дозвонившись, все передавал через Гавела. Гавел, разумеется, комментировал в своём обычном стиле:
— Хи-хи! Этот кретин опять из-за тебя балабонит!
Вообще говоря, я лицезрела Фелюся не более трех раз в жизни. Сейчас увидела его четвёртый.
Невыразимо счастливый, он превосходным тройным, то есть французско-немецко-польским языком объявил, что на сей раз не успел мне позвонить, а потому пребывает в исключительном восторге по поводу нечаянной встречи. Приехал ненадолго, всего лишь на несколько часов, ибо не мог иначе войти в контакт с мсье Ракевичем, который в последнее время испытывал какие-то таинственные трудности с выездом из Польши. Я, конечно, могла бы ему шепнуть пару словечек насчёт этих трудностей и откуда они, да мне вовсе не хотелось. Фелюсь пожаловался: с мсье Ракевичем ему необходимо общаться по разным делам и непосредственная встреча порой просто необходима. Сейчас же, когда мсье Ракевич привязан к Польше, трудно согласовать взятые на себя обязательства.
— Пожалуй, главная сложность — решать денежные проблемы? — предположила я, хотя меня все это никак не касалось. — Пан Ракевич не может снимать со сче…
— Да что вы! — живо прервал меня Фелюсь по-польски. — Тут никаких трудов! Никакой чутошки. Динежки есть, спокойная голова. У мсье Ракевича есть свой люди, доверенный, диньги можно брать чекам in blanco или пароль. Мсье Ракевич талант, знание дела, решения всегда точка!
Насколько я успела сориентироваться, по меньшей мере на трех языках Фелюсь объяснялся бойко, хромал у него только польский. Пользуясь этой великолепной лингвистической смесью, он дал понять: у них как раз наклюнулся гешефт, измышленный Гавелом, гешефт просто-таки сногсшибательный, а потому им безумно не с руки Гавелова «привязанность» к Польше. Фелюсь, как нанятый, вынужден мотаться самолётами туда-сюда, и, пожалуй, пора в оном деле навести порядок. Меня подмывало спросить, уж не собирается ли он сообразить для Гавела фальшивые документы, но это было бы слишком.
Посему я просто выслушала очередную порцию просьб о помиловании, попрощалась и села в машину.
— Чего он тараторил, этот экспансивный болван? — спросила Баська с беспокойством. — И вообще, кто такой?
— Дружок Гавела. По заграничным гешефтам. Ты все сама слышала.
— Я кое-как уразумела польские и французские обрывки, а остальное? Расскажи, меня здорово заинтересовали эти масштабные финансовые операции на расстоянии. Гавела сейчас не выпускают, это я уразумела.
— А деньги он все равно берет, когда надо, с разных своих счётов.
— За границей? И как это делается?
— Да просто. У него свои люди по всему свету, наверно, с его чеками in blanco, и, когда надо, банк предоставляет им суммы отдельными выплатами. Вероятно, в каком-нибудь банке Гавел сделал вклад на пароль и сообщил им. Там тоже деньги можно получить.
— А его не надувают?
— Не думаю. Ведь люди доверенные. Положим, как секретарь у миллионера или, например, главбух в какой-нибудь организации. Уж он подстраховался, не сомневайся.
Баська помолчала, достала из сумочки и закурила сигарету.
— Да поезжай быстрей, господи боже! — простонала она отчаянно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— В Национальный польский банк поступило больше ста тысяч долларов, — с горечью подытожил поручик Вильчевский. — За границу ушло как минимум в три раза больше. Никогда не поверю, что такую сумму носил при себе ограбленный в Залесье Кшачкевич.
— Отпираются без зазрения совести, — подтвердил Гумовский. — Капитан прав — дело нелёгкое. Да, кстати, удалось выяснить, кто отправлял бандероль Рокошу?
Вильчевский с неохотой удовлетворил любопытство. Девушка на главпочтамте, в дежурство которой была отправлена Вишневским бандероль, припомнила, что вроде отправлял её низенький дряхлый старичок с дрожащим голосом. Разумеется, обратный адрес был фиктивным. Удалось разыскать отправителей заказной корреспонденции, оформленной до и после Вишневского. Одним из них оказался юрист-пенсионер, дряхлый маленький старичок, отправлявший заказное письмо в Генеральную прокуратуру. Без очков он ничего не видел и вообще ни на что не обращал внимания. Нашли ещё двух человек, стоявших в очереди за старичком, одним из них был мужчина, который обратил внимание лишь на блондинку в соседнем окошечке. Второй очевидец, женщина, вспомнила, что перед ней стоял элегантный мужчина среднего возраста, в очках. Ей запомнилась его седоватая бородка клинышком и золотой перстень на пальце. Судя по квитанциям, между нею и старичком стоял именно Вишневский, значит, он и был элегантным мужчиной.
— Бороду отцепит, очки снимет, натянет на задницу старые джинсы — и вот он уже молодой брюнет из воровской шайки, — пессимистически заключил Вильчевский.
На этом и закончилось оперативное совещание.
* * *
На следующий день после того, как Лёлик получил назад утраченную было собственность, позвонила Баська и сообщила: в магазине на Сверчевского дают стаканы, расписанные под игральные карты, ей такие тоже хочется. Я захватила её по пути, стаканы мы купили, после чего я решила забежать в чистку на Вильчей за свитером, валявшимся там уже месяц — все забывала получить. Машину припарковала на левой стороне проезжей части, Баська осталась в машине, в чистку я отправилась одна.
Со свитером под мышкой подходила к машине, когда сзади послышался весёлый голос:
— Bonjour, madame!
Я повернулась — передо мной стоял Фелюсь.
С Фелюсем, чужестранцем неизвестной мне национальности и гражданства — звали его Лотар Уорден, я познакомилась несколько лет назад в обществе Гавела и стала его, так сказать, «больным зубом» и вечным угрызением. Фелюсь принял меня почему-то за даму лёгкого поведения и, обнаружив ошибку, чуть ума не лишился от смущения. Ругательски ругал Гавела, допустившего, чтобы он, Фелюсь, так оплошал, просил у меня прощения на шести языках, выскочил из машины, накупил цветов, порывался либо повергнуться передо мной ниц, либо упасть на колени, а Гавел просто-напросто давился хохотом, всхлипывал и повизгивал так, что прохожие оглядывались. Именно Гавел почему-то окрестил его Фелюсем.
С того нелепого случая Фелюсь почитал святым долгом, приезжая в Польшу, звонить мне, пламенно умолял о прощении, рассыпался в почтительных заверениях, а не дозвонившись, все передавал через Гавела. Гавел, разумеется, комментировал в своём обычном стиле:
— Хи-хи! Этот кретин опять из-за тебя балабонит!
Вообще говоря, я лицезрела Фелюся не более трех раз в жизни. Сейчас увидела его четвёртый.
Невыразимо счастливый, он превосходным тройным, то есть французско-немецко-польским языком объявил, что на сей раз не успел мне позвонить, а потому пребывает в исключительном восторге по поводу нечаянной встречи. Приехал ненадолго, всего лишь на несколько часов, ибо не мог иначе войти в контакт с мсье Ракевичем, который в последнее время испытывал какие-то таинственные трудности с выездом из Польши. Я, конечно, могла бы ему шепнуть пару словечек насчёт этих трудностей и откуда они, да мне вовсе не хотелось. Фелюсь пожаловался: с мсье Ракевичем ему необходимо общаться по разным делам и непосредственная встреча порой просто необходима. Сейчас же, когда мсье Ракевич привязан к Польше, трудно согласовать взятые на себя обязательства.
— Пожалуй, главная сложность — решать денежные проблемы? — предположила я, хотя меня все это никак не касалось. — Пан Ракевич не может снимать со сче…
— Да что вы! — живо прервал меня Фелюсь по-польски. — Тут никаких трудов! Никакой чутошки. Динежки есть, спокойная голова. У мсье Ракевича есть свой люди, доверенный, диньги можно брать чекам in blanco или пароль. Мсье Ракевич талант, знание дела, решения всегда точка!
Насколько я успела сориентироваться, по меньшей мере на трех языках Фелюсь объяснялся бойко, хромал у него только польский. Пользуясь этой великолепной лингвистической смесью, он дал понять: у них как раз наклюнулся гешефт, измышленный Гавелом, гешефт просто-таки сногсшибательный, а потому им безумно не с руки Гавелова «привязанность» к Польше. Фелюсь, как нанятый, вынужден мотаться самолётами туда-сюда, и, пожалуй, пора в оном деле навести порядок. Меня подмывало спросить, уж не собирается ли он сообразить для Гавела фальшивые документы, но это было бы слишком.
Посему я просто выслушала очередную порцию просьб о помиловании, попрощалась и села в машину.
— Чего он тараторил, этот экспансивный болван? — спросила Баська с беспокойством. — И вообще, кто такой?
— Дружок Гавела. По заграничным гешефтам. Ты все сама слышала.
— Я кое-как уразумела польские и французские обрывки, а остальное? Расскажи, меня здорово заинтересовали эти масштабные финансовые операции на расстоянии. Гавела сейчас не выпускают, это я уразумела.
— А деньги он все равно берет, когда надо, с разных своих счётов.
— За границей? И как это делается?
— Да просто. У него свои люди по всему свету, наверно, с его чеками in blanco, и, когда надо, банк предоставляет им суммы отдельными выплатами. Вероятно, в каком-нибудь банке Гавел сделал вклад на пароль и сообщил им. Там тоже деньги можно получить.
— А его не надувают?
— Не думаю. Ведь люди доверенные. Положим, как секретарь у миллионера или, например, главбух в какой-нибудь организации. Уж он подстраховался, не сомневайся.
Баська помолчала, достала из сумочки и закурила сигарету.
— Да поезжай быстрей, господи боже! — простонала она отчаянно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76