— Мадмуазель Берта, соедините меня с Пресбургской!
Ответила служанка и сообщила, что мадам принимает ванну, но сейчас возьмет трубку.
— Знаешь, давай пообедаем вместе. Как хочешь — чтобы через часок я заехал за тобой или дойдешь до «Фуке» пешком?
— Лучше заезжай. — Вивиана стала ленивой, вероятно, оттого, что прежде ей приходилось много ходить по панели. — Что мне надеть? Какая погода?
Франсуа как-то не обратил внимания на погоду. Пришлось сквозь жалюзи выглянуть в окошко.
— Облака, но думаю, дождя не будет.
— Надену тогда платье в цветочек.

Рауль сидел с бутылкой в руке и все так же смотрел на брата. Впервые эта бутылка, с которой Рауль не расставался, вызвала у Франсуа такое же отвращение, как и у м-ль Берты.
— Что мне делать? — поинтересовался Рауль.
— Что хочешь.
— Тогда как ни в чем не бывало возьмусь за подсчет гонораров.
— Давай.
Глава 5
Франсуа и Вивиана обедали на террасе у Фуке. Солнце было густого желтого цвета, в воздухе ощущалась какая-то тяжесть. Всякий раз, когда по свистку регулировщика на Елисейских полях замирал двусторонний поток машин, Франсуа машинально бросал взгляд на террасу ресторана «Селект».
— Ждешь кого-нибудь? — поинтересовалась Вивиана.
— Нет. В общем, никого.
Выйдя из редакции, он заглянул в «Селект», и бармен сообщил:
— Господин Буссу заходил, выпил на ходу кружку пива, но уже давненько, еще не было одиннадцати. Ему что-нибудь передать, когда он придет?
Чего ради? Вероятнее всего, Буссу не появится.
— Благодарю, Жан. На всякий случай, я обедаю напротив.
Может быть, Буссу решил, что с минуты на минуту нагрянет полиция арестовать Франсуа, и предпочел не присутствовать при этом? Как-то раз они откровенно говорили, и Фердинан признался: «Для друга я готов сделать все, кроме двух вещей: навестить его в больнице и присутствовать на его похоронах. На это я просто физически не способен».
Взглянув на Вивиану, Франсуа поразился, как она свыклась с новым образом жизни. За соседними столиками сидели несколько признанных парижских красавиц, не говоря уж о театральных актрисах и кинозвездах. Но и среди них Вивиана выделяется непринужденностью и даже изысканностью. И еще Франсуа обратил внимание, что она сменила прическу: теперь у нее сзади открылась шея, которой он до сих пор, можно сказать, не видел. Когда принесли закуску, Франсуа, любуясь этой белой и нежной шеей, задумчиво спросил:
— Ты была очень бедна?
— Неужели ты думаешь, что я оказалась бы там, где ты меня нашел, если бы не была бедной? — ответила после секундного замешательства Вивиана, изумленно глядя на него.
— Но ты могла бы заняться чем-нибудь другим, например поступить работать в мастерскую или универсальный магазин.
Он, наверно, никогда не забудет, каким тоном она отрезала «нет» и какой непроницаемый, но непроницаемый совершенно по-новому, был у нее при этом взгляд.
— А согласилась бы ты опять стать бедной?
— Разумеется нет! — скривив губы, сухо отрезала она.
Но тут же рассмеялась безрадостным, неживым смехом. — Странные задаешь ты вопросы! И место нашел подходящее. Вообще у тебя сегодня не слишком веселый вид. В газете что-нибудь?
Франсуа предпочел не отвечать, и Вивиана поняла, что здесь не место для подобных вопросов. Отправляя в рот шампиньон по-гречески, она из самых добрых побуждений — чтобы сменить тему — поинтересовалась:
— Пойдешь на вручение наград?
— Когда?
— Сегодня. Разве Боб тебе не говорил?
— Ой, совсем забыл!
Он соврал. Боб ничего ему не говорил. Три года назад в день, когда умерла Жермена, уже были каникулы.
Продолжая есть, Франсуа размышлял и наконец догадался: дело не в изменении даты начала каникул, а просто триместры в школе считаются по неделям, и поэтому произошла сдвижка на несколько дней. Но лучше бы Вивиане не заговаривать на эту тему, особенно сейчас, когда ему просто необходимо иметь свежую голову, чтобы разобраться с другими проблемами. Он по опыту знает: так бывало всегда. У него, во всяком случае!
Истинный сын своей матери, он обладает чутьем на катастрофы. «Беда никогда не приходит одна».
Как раз в тот момент, когда на память ему пришла эта пословица, неподалеку от них усаживался за столик знакомый владелец рекламного бюро, пришедший с хорошенькой женщиной, и Франсуа, приподнявшись, приветственно помахал ему рукой. Но этот человек, прекрасно знавший Франсуа и обычно называвший его «дорогой друг», притворился, будто не заметил приветствия или счел, что оно обращено не к нему.
Вивиана, разумеется, увидела это, но промолчала.
И вообще, черт ее дернул заговорить о Бобе! Уж не из-за вручения ли наград мальчик, несмотря на все старания отца, был вчера так уклончив и замкнут? Но ведь Франсуа все равно не пошел бы туда.
Когда-то они ходили на вручение наград вместе с Жерменой, и Франсуа должен признать, что сам он отправлялся на эти торжественные акты с тайным корыстным расчетом. Они давали ему возможность возобновить связи с бывшими соучениками, почти все из которых стали, что называется, влиятельными лицами. И хотя, общаясь с ними, он испытывал чувство унижения, тем не менее старательно записывал их адреса.
«Может пригодиться», — объяснял он Жермене. Ко многим из них он приходил, когда искал работу. Другим писал. Для него это было примерно то же, что для Вивианы ее маршрут между баром Пополя и гостиницей с номерами «на время».
Уж не для того ли, чтобы изменить впечатление о себе, явился он на вручение наград в первый и единственный раз после начала новой жизни? Поначалу Франсуа не понял, что для его однокашников положение оказалось куда более щекотливым, чем прежде, но отцы-монахи очень вежливо дали ему это понять.
Странно! Он занимается примерно тем же, чем многие другие, однако никто их не избегает, даже напротив.
Взять хотя бы его братца Марселя, который ежегодно председательствует на вручении наград в самой закрытой парижской школе для девочек. Как он получил руку дочери старого Эберлена? А разве тайна, что из-под каждой кампании самой тиражной ежедневной газеты Парижа выглядывает крупный шантаж? Однако это не помешало ее издателю стать министром. Страницы «Хлыста» каждую неделю заполнены разоблачениями подобного рода, и каждая строчка в них — правда. Недаром же за три года никто, даже Джанини, не осмелился преследовать его за диффамацию.
Официант принес заливное из дичи, а Франсуа, все так же рассеянно поглядывая на шею Вивианы, неотступно думал про Боба и про коллеж. Однажды вечером на втором году после смерти Жермен сын с наигранной непринужденностью сообщил:
— Послезавтра вручают награды. Придешь?
— А ты хочешь, чтобы я пришел?
— Конечно! — с преувеличенной горячностью воскликнул Боб.
— Боюсь, что буду занят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44