..
Хотела я остаться, посмотреть, только поздно уже, мужик мой драться
станет, а мужик у меня жилистый - все знают...
- Черчек далеко живет? - тихо спросил Таргил, и было в голосе его
что-то такое... этакое. - Хутор где лежит?
...Роа сорвался с ветки и метнулся вслед двум всадникам, горячившим
лошадей так, словно за ними гнались все демоны этого проклятого леса, и
предзакатное солнце забрызгало беркута кровью.
- Рыбку-то, рыбку, - заблажила вдогонку испуганная крестьянка, -
рыбку забыли!.. И сырок тоже... ой, горе-то какое, а я ж деньги брала,
дура старая, стыдобища одна... Видать, не так Черчеки ведьму палить
собрались, не по правилам! - вот городские и спешат предупредить...
заботливые люди, сразу видно, душевные, легкие на подмогу... рыбку бы им,
да забыли, ай, жалость...
31
...Закатное солнце, вскипая и пузырясь, лениво растекалось по острым
верхушкам колючих елей - я наконец узнал от Таргила, как называются эти
растрепанные деревья - и бор стоял единым монолитом, резной пластиной
черного металла, опущенной в расплавленную лаву драгоценных камней. И это
было красиво.
...Ближе к западному краю опушки, отсчитав три-четыре крохотных бугра
с редким кустарником, расположился хутор - никаких деталей, снова сплошной
контур островерхих черепичных крыш, по которым бродили загулявшие одинокие
искорки; словно огромный ребенок вырезал их из двух листов бумаги - бор и
хутор - и расставил под углом друг к другу для неведомой и таинственной
игры.
И это тоже было красиво.
...Между двумя плоскостями декораций (все выглядело до того
ненастоящим и ирреальным, что я не мог воспринимать происходящее иначе)
растревоженным осиным роем гудело многоголовое и раздраженное существо -
толпа, сбившееся в кучу население Черчекова хутора, человек сорок, и пред
ними торчал вкопанный в землю столб, заваленный вязанками хвороста.
К столбу была привязана маленькая хрупкая фигурка, плохо различимая
на таком расстоянии, и это тоже было красиво.
...А за спинами хуторян, в двух минутах галопа от страшного столба,
на вершине пологого холма стояли два всадника, одним из которых был я, - и
это, несомненно, было очень красиво, только плевать я на это хотел. Руки
мои тряслись, мелкая противная дрожь вцепилась в тело, и липкий озноб
бродил внизу живота.
Там, у столба, еле видимая из-за вязанок, замерла Лайна, Лайна -
Предстоящая Ахайри, насмешливый хрусталь моих ночей, и я, как испуганный
ребенок, повернулся к Таргилу.
- Что ты можешь сделать, Таргил?
- Ничего, - ответил он, и я увидел капельки пота на его переносице. -
Сверх естественное ушло из мира в Дом, и я, Предстоятель Таргил - шут и
шарлатан, а их там внизу - сорок человек, озлобленных и звенящих от
ненависти, как струна, которая того и гляди порвется.
Я снова посмотрел вниз, где Судьба и Время наперегонки стремились к
жуткому живому факелу в надвигающейся ночи.
- Она не может умереть. Предстоящим нет смерти вне их воли и желания.
Вы сами сто раз говорили это при мне...
Я судорожно цеплялся за память, за эти детские слова, но соломинка
трещала под пальцами, и я закоченел в холодном ужасе Таргилова голоса.
- Да, не может. Она будет гореть и жить, жить и гореть... И, может
быть, кто-нибудь дотронется потом до обгорелого корчащегося трупа, чтобы
она смогла передать Дар - и уйти навсегда. Будем надеяться...
Молчание встало между нами, и я почувствовал, как во мне зреет что-то
отрешенное и суровое; и понял безумие Эйнара.
- Твой чернокнижник зажигал огонь на ладони, - тихо произнес я. - Ты
тоже можешь так?
Таргил ошарашенно глянул на меня, потом раскрыл ладонь, и на ней
закачался язычок пламени. Я протянул ему свою руку, Предстоящий как-то
странно причмокнул, и второй огненный лепесток осветил линии моей жизни и
судьбы, без боли вспыхнув в оправе пальцев.
Я сжал руку в кулак, и пламя исчезло. Роа недовольно захрипел и
взъерошил перья, клацая клювом.
- Ты спустишься вниз, Таргил, и незаметно смешаешься с толпой. Что бы
потом ни происходило - молчи и жди. Когда я вскину руки вот так - как чаши
- зажигай свой огонь у меня на ладонях. После сосчитай до пяти и кричи.
Громко кричи, Таргил-Предстоящий, страшно кричи - и беги. Только
обязательно толкни кого-нибудь. Понял? Или повторить?..
Он глядел на меня, как, должно быть, смотрит волк на взбесившегося
кролика.
- Что можешь ты, Сарт, - Таргил выговаривал каждое слово так, словно
это был адский, нечеловеческий труд, - что можешь ты там, где бессилен
Предстоящий?
Я покосился на свою ладонь, где еще недавно горел огонь.
- Увы, Таргил, отец Дома... Где недороги Предстоящие - там в цене
Сарт-Мифотворец. Всему свое время: и силе, и отчаянью, и тому, что пока не
имеет имени.
И на миг мне показалось, что невдалеке сгустился и колыхнулся в
вечернем воздухе силуэт Дома, Дома-на-Перекрестке, и у нас стало одним
зрителем больше.
32
Я подождал, пока Таргил спустится с холма, привяжет коня у одиноко
растущего дерева и нырнет в людское месиво с равнодушно-заинтересованным
видом случайного проезжающего. Потом взгляд мой выхватил крупного
обрюзгшего мужика с факелом в мощной лапе - по-видимому, это и был Черчек,
глава хутора - и я стал легонько поглаживать Роа по хребту, от хвоста к
затылку.
Беркут встрепенулся и захлопал крыльями. Он вертел головой, не видя
добычи, не понимая, откуда должна взяться дичь, а мои пальцы все
настойчивее говорили алийцу о начале охоты.
Когда возбуждение птицы достигло предела, я успел учесть все, что
нужно было принять в расчет - наполовину скрывшееся за горизонтом солнце,
расстояние от холма до столба и от столба до леса, настроение и
нервозность толпы, где было всего с дюжину мужиков, а остальные - женщины,
старики и дети... Человек с факелом направился к куче хвороста, и время
для раздумий истекло.
- Роа, - коротко бросил я, указывая на добровольного палача, -
ррай!..
Алиец сорвался с моего плеча и стал набирать высоту.
За мгновение до его охотничьего крика я привстал на стременах и
заорал что было сил:
- А-ХАЙ-РИИИ!!!
Последний звук я провизжал на самой высокой ноте, на которую было
способно мое многострадальное горло.
Черчек чуть не выронил свой факел, и вся его многочисленная родня
немедленно обернулась на крик.
Я отчетливо понимал, что они сейчас должны видеть и чувствовать -
нарушение ритуала, неуверенность и одинокая фигура всадника на холме,
раздражающе неподвижная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Хотела я остаться, посмотреть, только поздно уже, мужик мой драться
станет, а мужик у меня жилистый - все знают...
- Черчек далеко живет? - тихо спросил Таргил, и было в голосе его
что-то такое... этакое. - Хутор где лежит?
...Роа сорвался с ветки и метнулся вслед двум всадникам, горячившим
лошадей так, словно за ними гнались все демоны этого проклятого леса, и
предзакатное солнце забрызгало беркута кровью.
- Рыбку-то, рыбку, - заблажила вдогонку испуганная крестьянка, -
рыбку забыли!.. И сырок тоже... ой, горе-то какое, а я ж деньги брала,
дура старая, стыдобища одна... Видать, не так Черчеки ведьму палить
собрались, не по правилам! - вот городские и спешат предупредить...
заботливые люди, сразу видно, душевные, легкие на подмогу... рыбку бы им,
да забыли, ай, жалость...
31
...Закатное солнце, вскипая и пузырясь, лениво растекалось по острым
верхушкам колючих елей - я наконец узнал от Таргила, как называются эти
растрепанные деревья - и бор стоял единым монолитом, резной пластиной
черного металла, опущенной в расплавленную лаву драгоценных камней. И это
было красиво.
...Ближе к западному краю опушки, отсчитав три-четыре крохотных бугра
с редким кустарником, расположился хутор - никаких деталей, снова сплошной
контур островерхих черепичных крыш, по которым бродили загулявшие одинокие
искорки; словно огромный ребенок вырезал их из двух листов бумаги - бор и
хутор - и расставил под углом друг к другу для неведомой и таинственной
игры.
И это тоже было красиво.
...Между двумя плоскостями декораций (все выглядело до того
ненастоящим и ирреальным, что я не мог воспринимать происходящее иначе)
растревоженным осиным роем гудело многоголовое и раздраженное существо -
толпа, сбившееся в кучу население Черчекова хутора, человек сорок, и пред
ними торчал вкопанный в землю столб, заваленный вязанками хвороста.
К столбу была привязана маленькая хрупкая фигурка, плохо различимая
на таком расстоянии, и это тоже было красиво.
...А за спинами хуторян, в двух минутах галопа от страшного столба,
на вершине пологого холма стояли два всадника, одним из которых был я, - и
это, несомненно, было очень красиво, только плевать я на это хотел. Руки
мои тряслись, мелкая противная дрожь вцепилась в тело, и липкий озноб
бродил внизу живота.
Там, у столба, еле видимая из-за вязанок, замерла Лайна, Лайна -
Предстоящая Ахайри, насмешливый хрусталь моих ночей, и я, как испуганный
ребенок, повернулся к Таргилу.
- Что ты можешь сделать, Таргил?
- Ничего, - ответил он, и я увидел капельки пота на его переносице. -
Сверх естественное ушло из мира в Дом, и я, Предстоятель Таргил - шут и
шарлатан, а их там внизу - сорок человек, озлобленных и звенящих от
ненависти, как струна, которая того и гляди порвется.
Я снова посмотрел вниз, где Судьба и Время наперегонки стремились к
жуткому живому факелу в надвигающейся ночи.
- Она не может умереть. Предстоящим нет смерти вне их воли и желания.
Вы сами сто раз говорили это при мне...
Я судорожно цеплялся за память, за эти детские слова, но соломинка
трещала под пальцами, и я закоченел в холодном ужасе Таргилова голоса.
- Да, не может. Она будет гореть и жить, жить и гореть... И, может
быть, кто-нибудь дотронется потом до обгорелого корчащегося трупа, чтобы
она смогла передать Дар - и уйти навсегда. Будем надеяться...
Молчание встало между нами, и я почувствовал, как во мне зреет что-то
отрешенное и суровое; и понял безумие Эйнара.
- Твой чернокнижник зажигал огонь на ладони, - тихо произнес я. - Ты
тоже можешь так?
Таргил ошарашенно глянул на меня, потом раскрыл ладонь, и на ней
закачался язычок пламени. Я протянул ему свою руку, Предстоящий как-то
странно причмокнул, и второй огненный лепесток осветил линии моей жизни и
судьбы, без боли вспыхнув в оправе пальцев.
Я сжал руку в кулак, и пламя исчезло. Роа недовольно захрипел и
взъерошил перья, клацая клювом.
- Ты спустишься вниз, Таргил, и незаметно смешаешься с толпой. Что бы
потом ни происходило - молчи и жди. Когда я вскину руки вот так - как чаши
- зажигай свой огонь у меня на ладонях. После сосчитай до пяти и кричи.
Громко кричи, Таргил-Предстоящий, страшно кричи - и беги. Только
обязательно толкни кого-нибудь. Понял? Или повторить?..
Он глядел на меня, как, должно быть, смотрит волк на взбесившегося
кролика.
- Что можешь ты, Сарт, - Таргил выговаривал каждое слово так, словно
это был адский, нечеловеческий труд, - что можешь ты там, где бессилен
Предстоящий?
Я покосился на свою ладонь, где еще недавно горел огонь.
- Увы, Таргил, отец Дома... Где недороги Предстоящие - там в цене
Сарт-Мифотворец. Всему свое время: и силе, и отчаянью, и тому, что пока не
имеет имени.
И на миг мне показалось, что невдалеке сгустился и колыхнулся в
вечернем воздухе силуэт Дома, Дома-на-Перекрестке, и у нас стало одним
зрителем больше.
32
Я подождал, пока Таргил спустится с холма, привяжет коня у одиноко
растущего дерева и нырнет в людское месиво с равнодушно-заинтересованным
видом случайного проезжающего. Потом взгляд мой выхватил крупного
обрюзгшего мужика с факелом в мощной лапе - по-видимому, это и был Черчек,
глава хутора - и я стал легонько поглаживать Роа по хребту, от хвоста к
затылку.
Беркут встрепенулся и захлопал крыльями. Он вертел головой, не видя
добычи, не понимая, откуда должна взяться дичь, а мои пальцы все
настойчивее говорили алийцу о начале охоты.
Когда возбуждение птицы достигло предела, я успел учесть все, что
нужно было принять в расчет - наполовину скрывшееся за горизонтом солнце,
расстояние от холма до столба и от столба до леса, настроение и
нервозность толпы, где было всего с дюжину мужиков, а остальные - женщины,
старики и дети... Человек с факелом направился к куче хвороста, и время
для раздумий истекло.
- Роа, - коротко бросил я, указывая на добровольного палача, -
ррай!..
Алиец сорвался с моего плеча и стал набирать высоту.
За мгновение до его охотничьего крика я привстал на стременах и
заорал что было сил:
- А-ХАЙ-РИИИ!!!
Последний звук я провизжал на самой высокой ноте, на которую было
способно мое многострадальное горло.
Черчек чуть не выронил свой факел, и вся его многочисленная родня
немедленно обернулась на крик.
Я отчетливо понимал, что они сейчас должны видеть и чувствовать -
нарушение ритуала, неуверенность и одинокая фигура всадника на холме,
раздражающе неподвижная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39