ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


По коридору шел багроволицый мужчина в белом крахмальном халате. Он кивнул, проходя мимо, и его хрустящий халат обдал нас свежестью и прохладой. Он скрылся в дверях палаты, сразу показавшихся темными.
Этого врача я совсем недавно видел у нас в доме отдыха. Он пришел к Элизбару со своими стихами. Элизбар сидел в столовой с женой известного драматурга и, умиротворенный сытным обедом, очищал ножичком персик. Врач нервно прохаживался перед столовой, сжав посиневшими пальцами свернутую трубочкой общую тетрадь. Потом они сидели на «палубе», и нам было слышно, как Элизбар наставительно говорил:
— Поспешность в таком деле смертельна. Работа, работа и работа — вот что главное. Кто ваш любимый поэт?
Врач проглотил слюну и ничего не ответил.
— Понятно,— Элизбар с таким видом улыбнулся, словно врач что-нибудь сказал.— Ладно...— Он легонько ударил рукой по тетрадке, раскрытой на коленях у посетителя.— Судя по этому, вы когда-нибудь напишете хорошее стихотворение. Но только когда-нибудь. Вы меня поняли?
Врач снова шумно сглотнул и молча кивнул головой. По-моему, его больше всего угнетало, что мы сидели очень близко и все слышали. Элизбару, напротив, количество слушателей лишь придавало красноречия.
— Теперь все пишут стихи. Но я не хочу относить вас к этому разряду. Вы серьезный человек. Все считают, что написать стихотворение — пара пустяков. Все! — неожиданно выкрикнул Элизбар и почему-то кинул грозный взгляд в мою сторону.— Ступайте, дорогой Илларион, домой и подумайте над моими словами. Пока я здесь, не стесняйтесь, приносите свои опыты. Воспользуйтесь этой возможностью.
В больнице Илларион, в белом халате и круглой ша
почке, казался всемогущим и величественным, как Александр Македонский на поле битвы среди раненых.
— Он прекрасный человек,— сказала Софико,— и прекрасный врач. К нему даже из Тбилиси приезжают лечиться.
Помолчав, она продолжала:
— Я знала, что ты придешь. Уверена была.
После затянувшейся паузы она спросила:
— Почему ты не уезжаешь?
— Куда? — удивился я.
— Я же знаю, тебе не терпится удрать отсюда.
— Софико...
— Молчи.
Мы долго сидели молча и смотрели на цветущее дерево.
— Сегодня Элизбар приходил,— заговорила наконец Софико.
— Вот как!
— Просил меня стать его женой.
— И что же?
— Я сказала, что подумаю.
— Значит, ты уже решила.
— Это все, что ты можешь мне сказать?
— А что еще я могу сказать?
— Ладно. Я сегодня уезжаю в Тбилиси.
— Ты же хотела остаться еще на неделю.
— Посейдон не любит, когда гости засиживаются.
У меня даже от сердца отлегло. Раз она продолжает нашу игру, значит, все еще может оказаться шуткой.
— Посейдон добрый.
— Лучше расстаться с ним вовремя,— серьезно сказала Софико.
Вечером я все-таки пошел на вокзал и увидел, как Элизбар привез Софико на машине. Они меня не заметили, вышли из машины и направились к поезду, который должен был вот-вот отойти. Элизбар в одной руке нес чемодан Софико, в другой — большой букет. Софико поднялась в вагон, и поезд тронулся, Элизбар побежал за вагоном, махая рукой.
Он отпирал дверцу машины, когда, наконец, заметил меня. Теперь уже не имело смысла прятаться.
— Садись, подвезу,— предложил Элизбар.
— Нет, спасибо,— отказался я,— пройдусь пешком.
— Далековато. Десять километров.
— И прекрасно, что так далеко. Слава богу! Вы просто не представляете, как я счастлив, что впереди целых десять километров. Не знаю, что бы я делал, если бы это было чуточку ближе...
Элизбар давно уже уехал, а я все стоял на крыльце и твердил:
— Я счастлив... Я очень счастлив...
И тут Софико сказала такое, что я вздрогнул. Получалось, что она знала, о чем я думал все это время, и вместе со мной все видела.
— Конечно, я мог отбросить небо и последовать за Посейдоном, но вы сначала подумайте, а потом меня упрекайте: если бы обрушился свод небесный, весь мир бы погиб, и в том числе и я, и Амфитрида. А если бы мы погибли, зачем мне тогда Амфитрида или зачем ей я?!
Софико затушила в пепельнице окурок и добавила:
— Никогда я не любила этого дурака-штангиста!
Лия вошла незаметно и при последних словах Софико подозрительно взглянула на меня.
Я отвел глаза, и Лия больше нас не оставляла, почуяв опасность.
— Обязательно должен выступить кто-нибудь из критиков,— сказала Софико.— Кого вы предпочитаете?
Я назвал критика, который был тамадой в день моего рождения.
— Мы ему звонили, но он отказался.
— Отказался? — переспросила Лия.
Я, признаться, тоже был удивлен.
Лия возмутилась:
— Наглец! Вы бы видели, как он изощрялся! Сидел во главе стола, вот здесь, пойдемте, я вам покажу,— она потянула Софико за руку и увела ее в столовую, словно рассчитывала застать там бесстыжего критика с полным рогом в руке.— Бессовестный!
Когда они вернулись в кабинет, Софико сказала:
— Теперь нам нужно подготовить вопросы и ответы. У нас по программе маленькое интервью. Вам лучше знать вопросы заранее.
— Конечно,— согласилась Лия.
— Это скорее для меня, чтобы я могла подготовиться, что-то сказать, пошутить, чтобы получилась непринужденная беседа.
— Конечно, конечно,— закивала Лия.
— Вопрос первый: ваш любимый писатель.
— Руставели,— быстро ответил я. Софико записала.
На этот вопрос мне ответить нетрудно. Слава богу, не
в первый раз.
— Назовите еще одного, современного,
— Знаю. Станислав Лем.
— Прекрасно,— Софико опять записала. Лия в знак одобрения наклонила голову.
— Теперь ваш любимый композитор?
— Палиашвили.
— Еще кто?
— Микис Теодоракис,
Лия удовлетворенно кивнула: значит, пока все шло, как полагается.
— Ваш любимый герой?
— Гагарин.
— Еще!
И вдруг что-то со мной случилось, и я свернул с проторенной дорожки.
— Жанна д'Арк!
— Ого! —удивилась Софико.
Лия недоуменно на меня уставилась,
— Давайте вычеркнем Жанну д'Арк,— предложил я.
— Отчего же, если вам хочется,
— Хочется, но...
— Коперник,— подсказала Лия, которая знала наизусть все мои ответы.
— Конечно, Коперник,— обрадовалась Софико,— он ближе вашему творчеству.
— Нет, не Коперник,— заупрямился я. Но не потому, что был против Коперника. Мне было стыдно, что Лия меня выдала.— Только не Коперник!
Лия встала и в знак протеста вышла из комнаты.
— Тогда надо придумать кого-нибудь,— вздохнула Софико.
— Ты смеешься надо мной?
— Ну что ты?! Чем, например, плох Джордано Бруно или Галилей? Нет, Джордано лучше, его на костре сожгли.
— Пусть,— сказал я,— мне все равно.
— Почему ты сердишься?
Лия снова появилась и села на свое место.
— Мы остановились на Джордано Бруно,— сообщила ей Софико.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17