.. Его отвезли в больницу,
— Ты отвез?
— Да,— сказал он, потом поглядел куда-то вбок и добавил: — Нет...
— Почему? Он умер? — это слово разрывало мне горло, но я все же произнесла его,
— Нет...
— Откуда ты знаешь?
— Я звонил утром...
— Как он?
— Плохо... Это все гололед, гололед! — Карло почти кричал.
— Успокойся.
— Машина скользила... Что я мог сделать?
И здесь я повернулась и пошла, сама не знаю, почему я так сделала. Карло побежал за мной.
— Майя!
Я остановилась и почувствовала, что вот-вот упаду,
— Я замерзла,— сказала я,— понимаешь, замерзла!
— Не уходи, Майя,— попросил Карло,— выслушай меня.
— Ступай, Карло,— сказала я.— Ступай,
— Куда?
— В больницу.
— Нет,— сказал Карло,— я туда не пойду, не могу. Один не могу, идем со мной, Майя, я прошу тебя. Ведь ты любишь меня?
— Да.— Я удивилась, зачем ему идти со мной?
И тут у меня мелькнула мысль, что я нужна Карло, нужна именно теперь, когда он так мучился.
— Я никому бы в этом не признался, кроме тебя. Понимаешь, Майя? Кроме тебя...
«Почему? Почему? Почему?» — думала я, слушая его, но тотчас отгоняла эту мысль, потому что верила Карло, а раз верила, значит, и жалела. Вслух я проговорила:
— Да, поедем. Я поеду с тобой,
— Я возьму машину.
— Нет, не сейчас, через полчаса,—- сказала я.— Только не сейчас...
Я с трудом поднялась по лестнице. Вошла в квартиру, меня всю трясло. Я подошла к кровати и легла, не раздеваясь, повалилась на нее. И сразу заснула, как убитая. Разбудил меня телефонный звонок, звонил Карло.
— Майя, я жду тебя!
— Что? — я ничего не понимала спросонья.
— Ты же обещала пойти со мной!
Голос его показался мне странным. «Почему он так упрашивает меня?»
— Сейчас иду! — я повесила трубку, мне не хотелось, чтобы он сказал еще что-нибудь.
В больницу нас не впустили, сказали, что тебе плохо и врач запретил посещение.
Прошла неделя. Карло звонил каждый день, и каждый день мы встречались. Но ни разу мы не пошли в кино, бродили по улицам и говорили все время о тебе. Карло, казалось, успокоился и, как я замечала, жалел, что признался мне во всем.
— Разве я не должна была знать об этом? — спрашивала я.
— А зачем? — отвечал он.— Ему лучше. Я звоню каждый день, кстати, я абсолютно не виноват... Майя, не говори об этом никому... Дай мне слово, что нигде и никому не скажешь! Ты ведь знаешь людей, раздуют, растрезвонят, а я ни за что ни про что должен расхлебывать.
Через неделю нас пропустили к тебе. Когда я открыла дверь в палату и увидела тебя, всего обмотанного бинтами, только тогда я поняла, что не должна была приходить.
Неужели у меня камень вместо сердца? Как могла я причинить тебе, такому жалкому сейчас и разбитому, еще одну боль — как могла показаться вместе с Карло! Что, мол, получил? Этого ты хотел? Лежи теперь и вини себя самого! Ты видишь, какие мы хорошие,— все же пришли тебя навестить, хотя мы вовсе не обязаны, потому что кругом виноват ты один.., Кругом...
У тебя видны были одни глаза. И по глазам я поняла, что ты удивлен. Потом вошел Карло, и глаза твои погасли, словно ты заснул с открытыми глазами.
Мы сели у твоей кровати. Стало тихо. Ты не собирался говорить, и тебе, наверно, было не до того. Карло делал мне какие-то знаки, но я не понимала, чего он хочет.
Потом Карло досадливо усмехнулся, хлопнул ладонью по колену, встал, прошелся по палате, постоял у окна, снова сел.
— Вы должны простить мне ту минутную слабость, я тогда потерял рассудок... Вы оказались таким благородным, таким великодушным... мы с Майей — оба благодарим вас. Верно, Майя?
Его слова заставили меня насторожиться, Карло явно чего-то боялся. Ладно, допустим, все так, но я-то почему должна быть благодарна тебе? Или сам Карло за что благодарит тебя? Что же все-таки случилось?
Неужели?..
Но здесь моя мысль прервалась, и я опять прислушалась к тому, что говорил Карло.
Чем больше он говорил, тем яснее становилось, как он напуган. Сидел он на краешке стула, подавшись вперед, положив руки на колени. Когда он говорил, я не могла отделаться от чувства, что он ничего не видит, что у него вообще нет глаз на этом сером лице, лице смертельно испуганного человека. Страх заразителен. Меня тоже забила дрожь, руки стали ледяными, но я не знала, чего боюсь, и это было много хуже, страшнее... Одно я знала твердо — случилось что-то нехорошее, к чему и я была причастна, но как, каким образом — не знаю, и это ощущение вины тоже походило на страх.
— Мы с Майей — вечные ваши должники,— говорил Карло.
Я невольно протянула к нему руку, желая остановить его, словно сердце подсказало мне, что вот сейчас, сию минуту, он скажет что-то такое, что оглушит меня, уничтожит, убьет. И, наверно, инстинкт самосохранения поднял меня на ноги.
— Карло!
Карло мельком взглянул на меня, даже улыбнуться успел, и я услышала, как он сказал:
— Я слышал, вы нуждаетесь... Это ничего, это поправимо. Все мы — люди...— он сунул руку за бумажником, а я закричала, захрипела*
— Нет! Нет! Не смей!
А после все смешалось, ко мне бросились какие-то люди, что-то разбилось, я лежала на полу, и кто-то гладил меня по лицу мокрой рукой. Мне было очень стыдно и не хотелось вставать, вообще не хотелось больше жить...
Меня усадили на стул. Я не поднимала головы, но чувствовала, что ты смотришь на меня. Я сделала над собой усилие и прошептала:
— Простите... из-за меня вам... Простите...
Потом меня подняли, и я тряпкой повисла на чьей- то руке и сама все время думала: я и есть тряпка, самая настоящая...
Назавтра позвонил Карло. Сначала я не хотела говорить с ним, но потом поняла, что мне было совершенно все равно — говорить или нет.
— Здравствуй, Майя!
— Здравствуй!
— Почему тебя не было в университете?
— Голова болела.
— Я ждал тебя.
— Почему?
— Как это почему? — Карло помолчал и потом повторил: — Ждал.
— Напрасно,— я держала в руках маленькое зеркальце и смотрела, удалась ли мне прическа.
— Май я,— сказал Карло,— все, что произошло вчера,— недоразумение.
— Наверное,— я подняла челку указательным пальцем повыше.
— Паскаль называл человека мыслящим тростником..,
— Кто? — я как будто не расслышала,
— Паскаль.
— Да не может быть!
— Человек слаб, Май я.
— Одну минуту,— я встала, отнесла зеркало на стол, как будто не могла положить его там же, на кушетку, немного постояла перед большим зеркалом и снова взяла трубку.— Да, мы остановились на Паскале...— сказала я.
— Нет, мы говорили не о Паскале...
— Как же,— прервала я,— я точно помню, о Паскале.
— Не о Паскале, а обо мне
— Но при чем здесь ты? — наивно спросила я.
— Получается, что все кончилось за одну минуту. Так?
— Что — все?
— Все, что нас связывало, сближало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Ты отвез?
— Да,— сказал он, потом поглядел куда-то вбок и добавил: — Нет...
— Почему? Он умер? — это слово разрывало мне горло, но я все же произнесла его,
— Нет...
— Откуда ты знаешь?
— Я звонил утром...
— Как он?
— Плохо... Это все гололед, гололед! — Карло почти кричал.
— Успокойся.
— Машина скользила... Что я мог сделать?
И здесь я повернулась и пошла, сама не знаю, почему я так сделала. Карло побежал за мной.
— Майя!
Я остановилась и почувствовала, что вот-вот упаду,
— Я замерзла,— сказала я,— понимаешь, замерзла!
— Не уходи, Майя,— попросил Карло,— выслушай меня.
— Ступай, Карло,— сказала я.— Ступай,
— Куда?
— В больницу.
— Нет,— сказал Карло,— я туда не пойду, не могу. Один не могу, идем со мной, Майя, я прошу тебя. Ведь ты любишь меня?
— Да.— Я удивилась, зачем ему идти со мной?
И тут у меня мелькнула мысль, что я нужна Карло, нужна именно теперь, когда он так мучился.
— Я никому бы в этом не признался, кроме тебя. Понимаешь, Майя? Кроме тебя...
«Почему? Почему? Почему?» — думала я, слушая его, но тотчас отгоняла эту мысль, потому что верила Карло, а раз верила, значит, и жалела. Вслух я проговорила:
— Да, поедем. Я поеду с тобой,
— Я возьму машину.
— Нет, не сейчас, через полчаса,—- сказала я.— Только не сейчас...
Я с трудом поднялась по лестнице. Вошла в квартиру, меня всю трясло. Я подошла к кровати и легла, не раздеваясь, повалилась на нее. И сразу заснула, как убитая. Разбудил меня телефонный звонок, звонил Карло.
— Майя, я жду тебя!
— Что? — я ничего не понимала спросонья.
— Ты же обещала пойти со мной!
Голос его показался мне странным. «Почему он так упрашивает меня?»
— Сейчас иду! — я повесила трубку, мне не хотелось, чтобы он сказал еще что-нибудь.
В больницу нас не впустили, сказали, что тебе плохо и врач запретил посещение.
Прошла неделя. Карло звонил каждый день, и каждый день мы встречались. Но ни разу мы не пошли в кино, бродили по улицам и говорили все время о тебе. Карло, казалось, успокоился и, как я замечала, жалел, что признался мне во всем.
— Разве я не должна была знать об этом? — спрашивала я.
— А зачем? — отвечал он.— Ему лучше. Я звоню каждый день, кстати, я абсолютно не виноват... Майя, не говори об этом никому... Дай мне слово, что нигде и никому не скажешь! Ты ведь знаешь людей, раздуют, растрезвонят, а я ни за что ни про что должен расхлебывать.
Через неделю нас пропустили к тебе. Когда я открыла дверь в палату и увидела тебя, всего обмотанного бинтами, только тогда я поняла, что не должна была приходить.
Неужели у меня камень вместо сердца? Как могла я причинить тебе, такому жалкому сейчас и разбитому, еще одну боль — как могла показаться вместе с Карло! Что, мол, получил? Этого ты хотел? Лежи теперь и вини себя самого! Ты видишь, какие мы хорошие,— все же пришли тебя навестить, хотя мы вовсе не обязаны, потому что кругом виноват ты один.., Кругом...
У тебя видны были одни глаза. И по глазам я поняла, что ты удивлен. Потом вошел Карло, и глаза твои погасли, словно ты заснул с открытыми глазами.
Мы сели у твоей кровати. Стало тихо. Ты не собирался говорить, и тебе, наверно, было не до того. Карло делал мне какие-то знаки, но я не понимала, чего он хочет.
Потом Карло досадливо усмехнулся, хлопнул ладонью по колену, встал, прошелся по палате, постоял у окна, снова сел.
— Вы должны простить мне ту минутную слабость, я тогда потерял рассудок... Вы оказались таким благородным, таким великодушным... мы с Майей — оба благодарим вас. Верно, Майя?
Его слова заставили меня насторожиться, Карло явно чего-то боялся. Ладно, допустим, все так, но я-то почему должна быть благодарна тебе? Или сам Карло за что благодарит тебя? Что же все-таки случилось?
Неужели?..
Но здесь моя мысль прервалась, и я опять прислушалась к тому, что говорил Карло.
Чем больше он говорил, тем яснее становилось, как он напуган. Сидел он на краешке стула, подавшись вперед, положив руки на колени. Когда он говорил, я не могла отделаться от чувства, что он ничего не видит, что у него вообще нет глаз на этом сером лице, лице смертельно испуганного человека. Страх заразителен. Меня тоже забила дрожь, руки стали ледяными, но я не знала, чего боюсь, и это было много хуже, страшнее... Одно я знала твердо — случилось что-то нехорошее, к чему и я была причастна, но как, каким образом — не знаю, и это ощущение вины тоже походило на страх.
— Мы с Майей — вечные ваши должники,— говорил Карло.
Я невольно протянула к нему руку, желая остановить его, словно сердце подсказало мне, что вот сейчас, сию минуту, он скажет что-то такое, что оглушит меня, уничтожит, убьет. И, наверно, инстинкт самосохранения поднял меня на ноги.
— Карло!
Карло мельком взглянул на меня, даже улыбнуться успел, и я услышала, как он сказал:
— Я слышал, вы нуждаетесь... Это ничего, это поправимо. Все мы — люди...— он сунул руку за бумажником, а я закричала, захрипела*
— Нет! Нет! Не смей!
А после все смешалось, ко мне бросились какие-то люди, что-то разбилось, я лежала на полу, и кто-то гладил меня по лицу мокрой рукой. Мне было очень стыдно и не хотелось вставать, вообще не хотелось больше жить...
Меня усадили на стул. Я не поднимала головы, но чувствовала, что ты смотришь на меня. Я сделала над собой усилие и прошептала:
— Простите... из-за меня вам... Простите...
Потом меня подняли, и я тряпкой повисла на чьей- то руке и сама все время думала: я и есть тряпка, самая настоящая...
Назавтра позвонил Карло. Сначала я не хотела говорить с ним, но потом поняла, что мне было совершенно все равно — говорить или нет.
— Здравствуй, Майя!
— Здравствуй!
— Почему тебя не было в университете?
— Голова болела.
— Я ждал тебя.
— Почему?
— Как это почему? — Карло помолчал и потом повторил: — Ждал.
— Напрасно,— я держала в руках маленькое зеркальце и смотрела, удалась ли мне прическа.
— Май я,— сказал Карло,— все, что произошло вчера,— недоразумение.
— Наверное,— я подняла челку указательным пальцем повыше.
— Паскаль называл человека мыслящим тростником..,
— Кто? — я как будто не расслышала,
— Паскаль.
— Да не может быть!
— Человек слаб, Май я.
— Одну минуту,— я встала, отнесла зеркало на стол, как будто не могла положить его там же, на кушетку, немного постояла перед большим зеркалом и снова взяла трубку.— Да, мы остановились на Паскале...— сказала я.
— Нет, мы говорили не о Паскале...
— Как же,— прервала я,— я точно помню, о Паскале.
— Не о Паскале, а обо мне
— Но при чем здесь ты? — наивно спросила я.
— Получается, что все кончилось за одну минуту. Так?
— Что — все?
— Все, что нас связывало, сближало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27