небольшой участок клевера тоже пора было косить. Фируз присел в тени черешки. Ягоды уже поспели, и к дереву то и дело наведывались воробьи и индийские скворцы—беспечно чирикая, клевали крупные глянцевито-красные ягоды.
Фируз взялся рукою за ствол, тряхнул дерево. Птицы с шумом взлетели. Поднялся и Фируз, сорвал несколько черешен, попробовал. Закурил и, окончательно почувствовав, что наконец дома, вернулся — стал думать, с чего начать завтра: выполоть сорняки? Обрезать лишние побеги в винограднике? Или замесить глину и поправить дувал? Хоть дядя Хидоят с Афзалом и помогали матери по хозяйству в его отсутствие, все же видно — двор оставался без хозяина. Пожалуй, сначала надо выполоть сорняки, скосить клевер, обрезать лишние побеги на лозах, а уж потом можно и дувалом заняться.
Из дома донесся голос матери, она звала его;
— Сынок, тебя пришли навестить.
— Сейчас...
Еще издали Фируз увидел возле суфы знакомую легкую фигуру человека, опиравшегося на палку. Сердце его дрогнуло, и странная слабость растеклась по телу... Справившись с собой, он пошел навстречу отцу.
Только перед самым вечером выдалась передышка.
Уставшая и набегавшаяся за день тетушка Шарофат мыла на кухне посуду. Фируз оставался на айване, и мысли его были заняты отцом. Очень постарел дядя Аслам, множество дел по дому и по хозяйству на его плечах: жена день здорова, два больна. Чувствует он себя одиноким на старости лет, и нужны ему помощь и поддержка. Если бы дочери жили здесь, в селе, они все бы, да и мужья их тоже, вместе с Фирузом помогали бы ему. Но что делать — дочери живут далеко, в долине. Где мужья, там и они. Сейчас многие, особенно молодежь, оставляют горные села, спускаются в долину. Да, так вот и получается: из всех детей на глазах у отца остался один Фируз.
Его окликнули от ворот.
Обернувшись на голос, он увидел своего дядю — Аскарова, младшего брата отца; раскрыв объятия и улыбаясь, шел он к айвану.
Фируз поднялся навстречу
— О, Фируз!— басил Аскаров.— богатырем стал, с завистью гляжу на тебя! Молодец, молодец!
Из кухни показалась тетушка Шарофат.
— Добро пожаловать, дядя Фируза!
— Будьте счастливы! Сын ваш вернулся, поздравляем!
— Спасибо, дядя Фируза. Пожалуйста, проходите, садитесь повыше.
— Да, вернулся племянник, а нас даже не известили. Случайно оказался на вашей стороне села, встретил брата, от него и узнал.
— Хотели завтра кого-нибудь к вам послать,— оправдывалась тетушка Шарофат.
— Ладно, сестра, ничего. Вот я сам и пришел, избавил вас от беспокойства.
— Очень хорошо, что пришли, дядя Фируза, считайте, дом этот ваш...
Тетушка Шарофат, усадив Аскарова, извинилась и ушла за дастарханом. Гость снял новую капроновую шляпу, вытер платочком взмокшую полоску из кожи внутри, посмотрел, куда положить шляпу, и положил ее перевернутой, чтобы не согнулись поля, на подушку. Довольный собой, обернулся к Фирузу.
— Ну, рассказывай, как служилось?
— Спасибо, неплохо,— ответил Фируз смущенно. Он всегда смущался, разговаривая с дядей, может, от того, что тот обращался с ним несколько свысока и будто подтрунивал; Фируз часто не мог понять, говорит тот серьезно или шутит.
— Да-а,— протянул Аскаров, точно взвешивал, сколько правды содержится в ответе племянника.
— Как вы сами? Как янга1, Абдурахим и Абдумалик?
— Слава богу, все хорошо.— Дядя умолк, затем, легко вздохнув, как очень счастливый человек, у которого нет причин жаловаться на жизнь, продолжил:— Дела у твоей янги, братец, большие. Недавно стала заслуженной учительницей. Не устает трудиться. Зарплата больше трехсот... А Абдурахим мой, сам знаешь, в Ленинграде, третий курс заканчивает. Не забыл название его факультета?
— Нет,— засмеялся Фируз,— физический.
— Да, физический,— подтвердил Аскаров.— Что я тебе скажу: в наше время дела физиков превосходны. Все большие дела, к примеру, начинаются с этой самой физики... Теперь об Абдумалике. Он тоже в прошлом году стал студентом политехнического в Душанбе, на архитектурном факультете. Очень трудно было поступить на архитектурный, однако мы приложили все силы и помогли... Ну вот, о янге твоей сказал, о братьях тоже. Теперь расскажу о себе. Здоровье мое неплохое, два месяца как сижу дома — стал, значит, пенсионером. Так что, сам понимаешь, дядя твой уже два месяца как не председатель сельсовета. Что скажешь на это?
— Хорошо ведь...
— Хорошо?!
— Разве нет?
— Конечно, хорошо! Однако все же, что стал пенсионером, не так уж хорошо. Почему? Потому что, кажется мне, очутился чуть в стороне от важных дел. За два месяца это стало мне ясно. Да... я пришел к выводу, что, если человек находится на посту, с ним даже здороваются по-иному. Ну ладно, все это ничего... легко исправить. Когда провожали на пенсию, мне в райкоме сказали, что, если, мол, соскучитесь от безделья, найдем для вас подходящую работу. Что скажешь на это?
Фируз только улыбнулся.
Тетушка Шарофат меж тем принесла лепешки, сладости и чай.
— Пока будет готов плов, подсластитесь чайком,— пригласила она и, потирая поясницу, осторожно спустилась по ступенькам айвана во двор.
Приняв из рук Фируза пиалу с чаем, Аскаров испытующе глянул на племянника и сказал:
— Вот и вернулся ты, отслужил свое... Чем теперь станешь заниматься? План какой-нибудь имеешь?
Фируз, понимая смысл вопроса, чертыхнулся в душе: «Опять старый разговор начинается!» Однако переспросил наивно:
— Какой план, дядя?
— Я говорю о плане, касающемся твоей специальности, твоего будущего. О плане, который постепенно привел бы тебя к какому-нибудь хорошему посту, сделал бы человеком.
— Моя специальность известна мне и без плана,— ответил Фируз, тоном стараясь смягчить смысл сказанного.— Если буду жив-здоров, и будущее от меня не уйдет...
— Кажется, произнося слово «специальность», ты имеешь в виду работу тракториста?— недовольно прервал Аскаров.
Фируз думал о том, почему дядя, никогда всерьез не интересовавшийся им самим, так настойчиво, не в первый уже раз заговаривает с ним об устройстве жизни — в своем, конечно, понимании...
«Какая ему польза от моей учебы? И в чем выгода, если останусь здесь? Понятно, сейчас без хорошей специальности далеко не уйдешь, я и не спорю ведь с ним. Однако он не хочет понять, что на мне долг человеческий, сыновний. Как оставлю мать на пять-шесть лет? Для одинокой ли своей старости растила она меня, после того как спасла от смерти сразу после рождения? И могу ли я оставить отца? Какими глазами буду смотреть на них? А ведь они стали прихварывать. Может и так случиться — приеду с учебы, а смотреть-то уж и не на кого...»
— Почему не отвечаешь? Или, может, опять задумал трактористом заделаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Фируз взялся рукою за ствол, тряхнул дерево. Птицы с шумом взлетели. Поднялся и Фируз, сорвал несколько черешен, попробовал. Закурил и, окончательно почувствовав, что наконец дома, вернулся — стал думать, с чего начать завтра: выполоть сорняки? Обрезать лишние побеги в винограднике? Или замесить глину и поправить дувал? Хоть дядя Хидоят с Афзалом и помогали матери по хозяйству в его отсутствие, все же видно — двор оставался без хозяина. Пожалуй, сначала надо выполоть сорняки, скосить клевер, обрезать лишние побеги на лозах, а уж потом можно и дувалом заняться.
Из дома донесся голос матери, она звала его;
— Сынок, тебя пришли навестить.
— Сейчас...
Еще издали Фируз увидел возле суфы знакомую легкую фигуру человека, опиравшегося на палку. Сердце его дрогнуло, и странная слабость растеклась по телу... Справившись с собой, он пошел навстречу отцу.
Только перед самым вечером выдалась передышка.
Уставшая и набегавшаяся за день тетушка Шарофат мыла на кухне посуду. Фируз оставался на айване, и мысли его были заняты отцом. Очень постарел дядя Аслам, множество дел по дому и по хозяйству на его плечах: жена день здорова, два больна. Чувствует он себя одиноким на старости лет, и нужны ему помощь и поддержка. Если бы дочери жили здесь, в селе, они все бы, да и мужья их тоже, вместе с Фирузом помогали бы ему. Но что делать — дочери живут далеко, в долине. Где мужья, там и они. Сейчас многие, особенно молодежь, оставляют горные села, спускаются в долину. Да, так вот и получается: из всех детей на глазах у отца остался один Фируз.
Его окликнули от ворот.
Обернувшись на голос, он увидел своего дядю — Аскарова, младшего брата отца; раскрыв объятия и улыбаясь, шел он к айвану.
Фируз поднялся навстречу
— О, Фируз!— басил Аскаров.— богатырем стал, с завистью гляжу на тебя! Молодец, молодец!
Из кухни показалась тетушка Шарофат.
— Добро пожаловать, дядя Фируза!
— Будьте счастливы! Сын ваш вернулся, поздравляем!
— Спасибо, дядя Фируза. Пожалуйста, проходите, садитесь повыше.
— Да, вернулся племянник, а нас даже не известили. Случайно оказался на вашей стороне села, встретил брата, от него и узнал.
— Хотели завтра кого-нибудь к вам послать,— оправдывалась тетушка Шарофат.
— Ладно, сестра, ничего. Вот я сам и пришел, избавил вас от беспокойства.
— Очень хорошо, что пришли, дядя Фируза, считайте, дом этот ваш...
Тетушка Шарофат, усадив Аскарова, извинилась и ушла за дастарханом. Гость снял новую капроновую шляпу, вытер платочком взмокшую полоску из кожи внутри, посмотрел, куда положить шляпу, и положил ее перевернутой, чтобы не согнулись поля, на подушку. Довольный собой, обернулся к Фирузу.
— Ну, рассказывай, как служилось?
— Спасибо, неплохо,— ответил Фируз смущенно. Он всегда смущался, разговаривая с дядей, может, от того, что тот обращался с ним несколько свысока и будто подтрунивал; Фируз часто не мог понять, говорит тот серьезно или шутит.
— Да-а,— протянул Аскаров, точно взвешивал, сколько правды содержится в ответе племянника.
— Как вы сами? Как янга1, Абдурахим и Абдумалик?
— Слава богу, все хорошо.— Дядя умолк, затем, легко вздохнув, как очень счастливый человек, у которого нет причин жаловаться на жизнь, продолжил:— Дела у твоей янги, братец, большие. Недавно стала заслуженной учительницей. Не устает трудиться. Зарплата больше трехсот... А Абдурахим мой, сам знаешь, в Ленинграде, третий курс заканчивает. Не забыл название его факультета?
— Нет,— засмеялся Фируз,— физический.
— Да, физический,— подтвердил Аскаров.— Что я тебе скажу: в наше время дела физиков превосходны. Все большие дела, к примеру, начинаются с этой самой физики... Теперь об Абдумалике. Он тоже в прошлом году стал студентом политехнического в Душанбе, на архитектурном факультете. Очень трудно было поступить на архитектурный, однако мы приложили все силы и помогли... Ну вот, о янге твоей сказал, о братьях тоже. Теперь расскажу о себе. Здоровье мое неплохое, два месяца как сижу дома — стал, значит, пенсионером. Так что, сам понимаешь, дядя твой уже два месяца как не председатель сельсовета. Что скажешь на это?
— Хорошо ведь...
— Хорошо?!
— Разве нет?
— Конечно, хорошо! Однако все же, что стал пенсионером, не так уж хорошо. Почему? Потому что, кажется мне, очутился чуть в стороне от важных дел. За два месяца это стало мне ясно. Да... я пришел к выводу, что, если человек находится на посту, с ним даже здороваются по-иному. Ну ладно, все это ничего... легко исправить. Когда провожали на пенсию, мне в райкоме сказали, что, если, мол, соскучитесь от безделья, найдем для вас подходящую работу. Что скажешь на это?
Фируз только улыбнулся.
Тетушка Шарофат меж тем принесла лепешки, сладости и чай.
— Пока будет готов плов, подсластитесь чайком,— пригласила она и, потирая поясницу, осторожно спустилась по ступенькам айвана во двор.
Приняв из рук Фируза пиалу с чаем, Аскаров испытующе глянул на племянника и сказал:
— Вот и вернулся ты, отслужил свое... Чем теперь станешь заниматься? План какой-нибудь имеешь?
Фируз, понимая смысл вопроса, чертыхнулся в душе: «Опять старый разговор начинается!» Однако переспросил наивно:
— Какой план, дядя?
— Я говорю о плане, касающемся твоей специальности, твоего будущего. О плане, который постепенно привел бы тебя к какому-нибудь хорошему посту, сделал бы человеком.
— Моя специальность известна мне и без плана,— ответил Фируз, тоном стараясь смягчить смысл сказанного.— Если буду жив-здоров, и будущее от меня не уйдет...
— Кажется, произнося слово «специальность», ты имеешь в виду работу тракториста?— недовольно прервал Аскаров.
Фируз думал о том, почему дядя, никогда всерьез не интересовавшийся им самим, так настойчиво, не в первый уже раз заговаривает с ним об устройстве жизни — в своем, конечно, понимании...
«Какая ему польза от моей учебы? И в чем выгода, если останусь здесь? Понятно, сейчас без хорошей специальности далеко не уйдешь, я и не спорю ведь с ним. Однако он не хочет понять, что на мне долг человеческий, сыновний. Как оставлю мать на пять-шесть лет? Для одинокой ли своей старости растила она меня, после того как спасла от смерти сразу после рождения? И могу ли я оставить отца? Какими глазами буду смотреть на них? А ведь они стали прихварывать. Может и так случиться — приеду с учебы, а смотреть-то уж и не на кого...»
— Почему не отвечаешь? Или, может, опять задумал трактористом заделаться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36