Днем, когда Фируз отправился к каменотесу, чтобы выбрать и заказать надгробную плиту для могилы отца и родной матери, он загадал, что если удача будет сопутствовать ему и он найдет нужный камень, то пересилит свою неуверенность и пойдет к Назокат. Однако пошел все же не к ней, а домой. Сейчас он не находил себе места. Куда только девалась его всегдашняя решимость...
— Что-то холодно стало, сынок. Затоплю-ка я печь.
Обернувшись, он увидел в дверях тетушку Шарофат
с ведерком угля и щепками в руках.
«Пойду!— вдруг решился Фируз.— Если не пойду сейчас, то уж никогда не смогу и не прощу себе, что не смог...»
Переодевшись и предупредив мать, что может задержаться, он вышел на улицу.
Прыгая с камня на камень, перебрался через ручей, отделяющий село от райцентра. С противоположной стороны к ручью спускался мужчина на осле, и Фируз, приглядевшись, узнал Шариф-шабкура, однако тот отвернулся и проехал мимо. Фируз улыбнулся, вспомнив стычку из-за пшеницы, и постороннее это воспоминание странно успокоило его. Он даже остановился, достал сигарету, закурил и потом продолжал свой путь уже не так торопливо.
Однако у дома Назокат волнение снова овладело им, и он, подавляя нервную дрожь, минут двадцать ходил взад-вперед, пытаясь успокоиться. Ему казалось, что стук его сердца слышен за много шагов на этой тихой темной улице.
Наконец он взял себя в руки, подошел к двери Назокат и только коснулся ручки, как дверь сама распахнулась, глаза ослепил яркий свет лампы, а на ноги плеснулась вода.
Прямо перед ним, расширив от испуга глаза, стояла Назокат с тазиком в руках.
— Фируз...— сказала она, тазик грохнулся о порог.
фируз быстро наклонился и поднял его.
— Извини, вода — это свет...— Назокат виновато улыбнулась.
«Если окажется доброй приметой, тогда действительно свет...»—успел подумать Фируз. Он глянул в лицо Назокат и увидел, что глаза у нее заплаканные.
— Входи, Фируз, пожалуйста, входи,— позвала Назокат, делая шаг от двери.
Он не чувствовал ни рук, ни ног, все вокруг как бы расплывалось в тумане, ясно он видел одну Назокат: она торопливо убрала со стола свои книги и тетради, придвинула к столу еще один стул.
Из другой комнаты важно прошествовал маленький Рустам, за ним с грохотом ехал деревянный грузовик. Увидев незнакомого, Рустам удивленно округлил черные, как сливы, глаза и застыл на месте. Потом еще и рот раскрыл, словно вдруг углядел что-то очень интересное. Фируз подумал, что малыш мог видеть его за рулем настоящего грузовика.
Назокат засмеялась и ласково погладила курчавую голову сына.
— Это дядя Фируз, сынок. Ну-ка поздоровайся!
Все так же удивленно блестя глазенками, малыш
степенно приложил руку к груди и поклонился. Фируз расхохотался, подошел к малышу, присел, обнял его за плечи.
— Ну давай знакомиться, Я дядя Фируз, а тебя как зовут?
— Юстам,— шепотом ответил мальчик.
— Расти большим джигитом, Рустам! Хорошее у тебя имя... А знаешь, что такое лук Рустама? Видел? Или рассказать?
Он осторожно поднял мальчика на руки, покружился с ним и опустил на пол.
Рустам тут же вцепился в подол матери.
Назокат сказала:
— Проходи, Фируз, садись. Я сейчас...— и исчезла в кухоньке.
Рустам подобрал свою машину и повез ее вслед за мамой.
Оставшись на время один, Фируз с удивлением обнаружил, что волнение и беспокойство, мучившие его весь этот день, бесследно прошли. Сейчас он не понимал даже, как это он не мог решиться прийти к Назокат, такой ласковой и доброй... Ведь все, оказывается, так легко. И малыш у нее чудесный...
А Назокат уже накрыла на стол.
— Извини, я уложу спать Рустама, а потом мы посидим вдвоем. Ладно? Ешь пока виноград.
С легкой улыбкой она взяла за руку сына и увела его в другую комнату.
Фируз уперся взглядом в темноту за окном и ни о чем не думал... Приходили и уходили обрывки воспоминаний... Он даже не услышал, как в комнату тихо вернулась Назокат, присела к столу,
Назокат почувствовала, что он где-то далеко, и позвала шепотом:
— Фируз!
Он обернулся — она быстро глянула ему в лицо.
— Ты грустный? Почему?—по-прежнему тихо спросила Назокат.
— А у тебя почему глаза заплаканные?
Назокат в замешательстве опустила взгляд.
— Так... Дядя приходил...
Фируз тут же вспомнил, что встретил Шариф-шабкура по дороге сюда и тот был явно чем-то разозлен.
— ...Поговорили с ним.
Его, похоже, подослал Наймов. «Ты помиришься с мужем или нет?! До каких пор будешь позорить нас, живя без присмотра?!»— сказал он, а когда она ответила, что не вернется к Наимову, пришел в ярость и обругал ее. Но больнее всего обидело другое. Указывая на маленького Рустама, он кричал: «С этаким хвостом какому достойному мужчине ты будешь нужна?!»
Когда дядя ушел, она вспомнила эти слова и горько расплакалась.
— Ничего, Фируз... Как хорошо, что ты пришел. Да я уже и забыла обо всем.
— Вот не думал, что в такой день увижу тебя с мокрыми глазами.
Назокат улыбнулась.
— Так, значит, ты не забыл?
— Нет, Назокат. Даже в армии помнил об этом дне и сердцем был с тобой.
— А помнишь, в последний год в школе...
— Конечно... Мы тогда собрались у тебя дома — твой отец сам был во главе стола и даже разрешил нам выпить по рюмке вина. Я ведь и вкус его до сих пор помню — сладкое, будто лимонад.
— Правда, правда... и я помню, а называлось оно Ганчи». Отец строгий был, а тогда впервые сказал: I ели хочешь, пригласи ребят из своего класса...»
Подумать только, уже три года, как нет отца/" И за это время меня поздравили один только раз...— По щеке Назокат покатилась слезинка.— Сегодня.., Соседка поздравила. Ты ее не знаешь, наверное, года два как она перешла в нашу школу.. Тоже русский язык преподает. Мы с Рустам-джоном одно время жили у нее.
Фируз вспомнил слова Сафара, когда тот вез его в селение с полустанка: «Она не вернулась к Наимову, Месяца три жила у одной русской учительницы, а потом школа дала ей квартирку...»
Назокат поднялась и принесла из кухоньки бутылку шампанского, два бокала и коробку шоколадных конфет. Коробка была открыта, и бутылка откупорена, хотя оставалась почти полной.
— Приходила моя подруга, та учительница, поздравить меня...
Фируз только сейчас сообразил, что явился с пустыми руками, и покраснел.
— Посидели с ней полчаса, выпили понемножку. Оказывается, для тебя оставили...— Назокат улыбнулась, хотя на ресницах застыли слезинки.— Если не жалко, поделись со мной, ладно?
Фируз смотрел на нее, и в глазах его она видела доброту и сострадание.
— Что же ты не наливаешь?— спросила Назокат.— Или думаешь, раз ты гость, я сама должна ухаживать за тобой?
«Назокат, милая, я же все вижу. Я вижу, как ты стараешься казаться беспечной! Вижу твое смущение, понимаю твою боль и ложность твоего положения — ведь это больше всего тяготит тебя, правда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36