Не мог, видно, разговаривать, да и высказал-то уже все сполна. Еще с минуту взгляд его скользил по фигуре Дмитра. Кузнец, опустив меж колен свои большие, тяжелые от железа и огня руки, поглядывал на поковку с тем удовлетворением, которое всегда испытываешь после добросовестно сделанного дела.
— Отдай, жена, человеку заработанное! — передохнув, сказал Иван хозяйке.
— О чем вы говорите?.. — смущенно запротестовал Довбыч.
— А как же: ваши — материал и работа, мои — деньги! — Иван глазами показал Олене, чтоб она развязала узелок.
— Не спешите! Выздоровеете, для меня что-нибудь смастерите... Знаете, как оно ведется меж людьми... Вы же не собираетесь бежать из села... А коли и не смастерите, выпьем на ваши деньги паленки, чтоб железо ржа не источила.
— Паленки мы выпьем и так. Я, Дмитро, никогда не любил, чтоб на мне долг висел — ни большой, ни маленький...
— Да лишь бы вы, Иван, были здоровы, а мои деньги у вас не залежатся!.. Но ежели вы так настаиваете, со мной рассчитается Юрко. Ведь это для его колодца!.. — Что и говорить, придумал-таки Довбыч, но какой дорожке ему выбраться.
Хозяин оценил, как мудро сумел кузнец избежать ненужных пререканий:
— Честно говоря, вуйко Иван, я бы с этой железякой еще помешкал — столько колхозной работы навалилось, ей-ей, прямо не знаю, откуда берется... Но как услышал, что вы больны, а я ведь дал вам слово, и теперь надобно вас проведать, ну и не мог прийти с пустыми руками... — Говорил Довбыч спокойно, будто исповедывался не только перед Иваном, но и перед самим собой. И все же кое-что очень важное утаил: знал кузнец, что хозяину, мастеру Ивану хорошая работа доставит удовольствие, поднимет настроение, придаст сил, потому и старался как никогда. И, должно быть, Иван это понял. Довбыч хотел было вынести поковку за порог, однако больной подал знак: пусть еще полежит!
Смотрел Иван на работу Дмитра Довбыча даже с каким-то восторгом.
— Принеси, Олена, выпить и закусить!.. — сухо приказал он, заметив, что жена сжимает в кулаке деньги: она заранее приготовила и помельче и покрупнее, чтобы заплатить мастеру Довбычу.
— А какой паленки достать? — спросила она некстати, хотя прежде никогда таких вопросов не задавала. Все ключи хранились у нее; впрочем, в их доме ничего не запиралось. Как видно, болезнь мужа так подействовала на Олену, что в голове у нее все смешалось.
— Да той... Моей... — на миг запнувшись, нерешительно уточнил Иван.
Олене вспомнился один день поздней осени, когда муж приказал позвать Миколу, сына их свата. Ума не приложить, откуда взялись у хворого деньги. А он попросил парня сходить в Куштановицу, прихватив с собой две фляги — по десять литров каждая. Микола времени терять не стал, после обеда принес паленку.
Поставил оплетенные лозой посудины в Ивановой комнате и вздохнул с облегчением, словно выполнил ответственнейшее задание, какое только мог поручить ему мастер. Микола чувствовал себя обязанным деду Ивану и готов был все для него сделать. Как ни молод он был, а уж успел перенять у него многие из тех плотницких приемов, которыми в совершенстве владел дед Иван. Мастер давно стал брать с собой Миколу подручным — надо же кому-то и инструмент подать, и в пилке помочь, а то и бревно поднять, доску принести. Вроде и времени-то прошло всего ничего, а смекалистый и ловкий Микола уже многое понимал, многое знал, многое умел. И не забывал, чья это наука...
Огромные бутыли угрожающе уставились на Ивана, он спокойно скользнул по ним взглядом и попросил налить рюмку. Олена всполошилась: который месяц муж ни при какой оказии в рот не брал хмельного. Однако испугалась она напрасно — поняла это, когда Иван велел подать спички. Он долго принюхивался к содержимому рюмки, щуря глаза, наконец попробовал паленку на язык. И сплюнул в сторону, что означало: не проглотил. Затем он налил немножко паленки на придвинутый к кровати табурет и поднес зажженную спичку. Заколыхалось голубоватое пламя; оно медленно, очень медленно лизало паленку, пока не слизало дочиста. Когда огонек погас, Иван, по- прежнему щурясь, окинул взглядом табурет — много ли осталось того, что способно лишь превращаться в пар?
— Крепкая? — спросил Микола, понимая, что экзамен выдержан успешно.
— Бывает и хуже. — Иван был не щедр на похвалу.
Микола, присев на корточки, осмотрел поверхность табурета.
— Хуже бывает, а лучше нет! — произнес он с такой уверенностью, точно всю жизнь торговал паленкой оптом и в розлив, а уж что касается сливового самогона, то мог бы служить экспертом высшей квалификации. А сказал он так, увидев чистый табурет, над которым таяло пахучее облачко.
— Да для чего же за этот бешеный огонь гроши выкинули? — видно, настал момент, когда хозяйка Олена вправе была выразить свое неудовольствие. Не могла она смириться с покупкой такого количества спиртного, а уж что денег-то ушло — теперь разве не считаясь с худой славой да на радость сплетникам сбывать сливовицу в розлив пьяницам.
— Не для чего, а для кого!.. — молвил Иван очень тихо и спокойно, обращаясь не то к жене, не то к Ми- коле, а может быть, отвечая собственным мыслям.
— Ну для кого, ради какой надобности выкинули деньги? — не уступала хозяйка, поглядывая то на
оплетенные прутьями бутыли, то на молодого мастера Миколу, словно именно он и должен был ей ответить.
— Да уж не ради крестин... или свадьбы... И сама могла бы догадаться!.. — опять спокойно проговорил Иван.
Олена обмерла. Ноги у нее подкосились, и она опустилась на сундук, стоявший подле плиты.
...Когда Довбыч, тщательно сложив свои железяки, перевязал их веревкой, хозяйка внесла тарелку с угощением и поставила ее на стол.
— Кушайте на здоровье!
Но кузнец угощаться не спешил. Ему было как-то непривычно пить одному, он считал, что без товарищей пьют только отпетые пьяницы. Словом, на паленку Довбыч смотрел без всякого воодушевления. А вот колбаса его явно прельщала — видел, что удалась хозяйке на славу.
— Не церемоньтесь, Дмитро, выпейте! — сказала Олена. — Просто Ивану хочется вас отблагодарить!..
—- Я понимаю... Мастер Иван теперь не пьет... А то лекарства не помогут... Ученые говорят, что ежели человек лечится от какой ни то хвори, принимает разные там порошки или пилюли, ему ни пить, ни курить не след... — мягко и добродушно произнес Дмитро, оправдывая больного.
— Все, что мне в жизни положено было выпить, я, брат, уже выпил... А уж коли приходится от этого зелья воздерживаться... — Иван взглядом поощрял кузнеца не мешкая опрокинуть рюмку.
Однако Дмитро не спешил. Может быть, не хотел своей поспешностью искушать Ивана. Каково это, когда один пьет, а другой лишь смотрит!
— Пейте, а то из нее вся крепость выйдет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17