Но она не захотела этого.
Высшее правосудие наказало ее. Что же касается Джона Гардвина, то он тоже поплатился жизнью за свои преступления...
— Меси не поплатился! — возразил Майкл.
— Нет. Пока - нет! - сказал Колосс. - Но нужна ли его смерть? Разве смерть может быть достаточным наказанием за такие низости! Он пользовался плодами своего преступления так долго, а вы накажете его в одну минуту! Что такое смерть для подобных негодяев?
— Что же вы предполагаете делать? - воскликнул Лонгсворд. — Как наказать его?
— Я думаю об этом, - ответил Колосс. - Но прежде всего нужно отнять у него неправедно нажитое состояние... Дан Иорк, согласны вы с моим мнением?..
— Я в вашем распоряжении, — ответил Дан.
— Остается еще Бартон, - продолжал Колосс. - За ним тоже тянется шлейф...
— Бартон умер, — произнес Лонгсворд.
И в нескольких словах рассказал ужасную сцену ночью в Хоубокене.
- Пойдемте со мной, - сказал Колосс Дану Йорку. -Займемся Арнольдом Меси.
Поэт встал и вышел вслед за этим маленьким, но таким большим человеком.
22 ЦЕНА СВОБОДЫ
Доктор Коули нервно расхаживает по своему кабинету. Он кажется еще более высоким и худым, чем обычно.Диксон, его помощник, также проявляет признаки нервозности.
- С номером двенадцать ничего не поделаешь, -говорит Коули.
- Не поделаешь, - повторяет Диксон. - Она категорически отказывается от любых видов... лечения.
- Отказывается, — иронически буркнул доктор. - А вы на что? Я вас спрашиваю, Диксон!
— Я применю силу только в том случае, если получу от вас письменное распоряжение.
Доктор хмыкнул й снова зашагал по кабинету.В то время, как Коули и Диксон вели этот разговор, Мария находилась в палате, служившей ей тюрьмой. Она сидела у окна, забранного железной решеткой, и смотрела на небо. Глаза ее лихорадочно блестели. Она чувствовала свою полную беспомощность; она понимала, что заключение это будет вечным. К какому средству оставалось ей прибегнуть? Она пробовала подкупить своих сторожей, чтоб через них передать письмо городским властям... Сторожа отказались.
Меси ни разу не навестил свою дочь. Бам тоже не появлялся с тех пор. Оставалась одна надежда на Жоржа. Но этот брат нисколько не заботился о сестре! И она сидела, отыскивая в лихорадочном воображении какие-нибудь пути... потом вскакивала и, опираясь на костыль одной рукой, а другой держась за стену, обходила свою комнату, как будто ища выхода...
Страшная пытка! Чувствовать себя в здравом уме и твердой памяти, страстно ненавидеть своих торжествующих противников, из которых один называется отцом, мечтать о справедливом мщении... и натыкаться только на степы тюрьмы!..
Вдруг дверь в палату распахнулась. На пороге стоял доктор Коули.
— Сударыня, — сказал он, — в состоянии ли вы меня выслушать?
Она подняла на него свои блестящие глаза.
— Говорите, — произнесла она, — я вас слушаю...
А за несколько минут до этого произошло следующее... Перед крыльцом остановилась карета и из нее вышел господин и велел доложить о себе доктору.
— Арнольд Меси! — воскликнул Коули. — Просите! Затем, обращаясь к Диксону, он сказал:
— Уж не хочет ли он доверить нам еще и второго члена своего семейства?
Меси разговаривал с доктором всего несколько минут., затем банкир уехал. Вследствие этого разговора доктор Коули появился в палате №12.
— Сударыня, — сказал доктор, — я, к величайшему сожалению, вижу, что вы отказываетесь оценить по достоинству все заботы, которыми мы старались вас окружать.
Вы настаиваете на том, что умственное состояние, в котором вы находитесь, нормально, когда, в действительности нет более хрестоматийного помешательства, чем ваше...
— К делу, — сухо перебила она.
— Да-да... Как бы то ни было, но человеку науки весьма прискорбно видеть, что его усилия бесполезны... но оставим это!.. Я пришел предложить вам свободу.
— Свободу! — воскликнула она.
— О! — произнес Коули с презрительной улыбкой: — Как высоко вы цените это слово... и ваше волнение доказывает, до какой степени вы не признаете принципов истинной науки... То, что вы называете свободой, не что иное, сударыня, как рабство...
— Довольно! Мне надоела софистика! Говорите прямо! Она горела нетерпением.
— Мистер Меси оказал мне честь, посетив меня. Я рассказал ему о вашем сопротивлении, о тех трудностях, с которыми мы сталкиваемся, чтоб заставить вас рационально лечиться... Он отнесся к этому с пониманием... И вот я пришел, чтобы изложить вам некоторые условия...
— А! Значит есть условия? — произнесла Мария со сдержанным бешенством.
— Конечно, есть! Одно из двух: или вы останетесь здесь, и мы примем решительные меры, или же...
— Или же?..
— Кстати, — перебил Коули, — я забыл сообщить, что вы овдовели!
— Овдовела, — воскликнула Мария. — Подлец Барнет умер?
— Умер... случайно! — сказал Коули. — Это очень большая потеря, по словам вашего отца. Он высоко ценил ум покойного. Но, что делать, он умер... и вы, как я уже имел честь доложить вам, вдова...
Мария молчала.
— Мистер Меси согласен предоставить вам свободу с условием, что вы немедленно оставите Америку... Вы поедете в Европу, где будете получать ежегодное содержание в пятьдесят тысяч долларов. Если же вы, паче чаяния, вздумаете возвратиться в Америку, то не только вышеозначенный доход будет отнят у вас, по, кроме того, мы возобновим так некстати прерванное лечение...
— Продолжайте, — сказала Мария холодно.
— Итак, если вы примете эти условия, то сегодня же вечером закрытая карета отвезет вас в порт. Там вы сядете на корабль, принадлежащий вашему отцу, и через девять-десять дней будете в Европе... Жду вашего решения...
Мария сидела, опустив голову. Она глубоко задумалась.
— Сегодня вечером я сяду на корабль, — наконец сказала она.
Коули поклонился и вышел.
— Покинуть Америку! — шептала Мария. — О, нет!.. А мое мщение?
23 РАСПЛАТА
Прошло три дня.В это утро в городе царило особое оживление. На Бродвее собирались толпы людей, которые что-то обсуждали, о чем-то горячо спорили...
Потом на улице вдруг послышались звуки оркестра и показались новые возбужденные толпы, над которыми мелькали полотнища с надписями:
«Меси губернатор!», «Ура, Меси!», «Да здравствует Меси!»
Весь город был в движении и волнении. То и дело раздавались крики:
— Да здравствует Меси! Долой Шрустера!
И наоборот.Это был канун великого дня: завтра жителям Нью-Йорка предстояло избрать себе губернатора. Митинги возникали на улицах, в скверах, в парках... Меси подкупил самых красноречивых ораторов, самых ловких распорядителей. Листки с большим портретом банкира раздавались сотнями. Что же касается Шрустера, то что такое был Шрустер? Негоциант, громко порицавший взяточничество коммунальной администрации, по без достоверных доказательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Высшее правосудие наказало ее. Что же касается Джона Гардвина, то он тоже поплатился жизнью за свои преступления...
— Меси не поплатился! — возразил Майкл.
— Нет. Пока - нет! - сказал Колосс. - Но нужна ли его смерть? Разве смерть может быть достаточным наказанием за такие низости! Он пользовался плодами своего преступления так долго, а вы накажете его в одну минуту! Что такое смерть для подобных негодяев?
— Что же вы предполагаете делать? - воскликнул Лонгсворд. — Как наказать его?
— Я думаю об этом, - ответил Колосс. - Но прежде всего нужно отнять у него неправедно нажитое состояние... Дан Иорк, согласны вы с моим мнением?..
— Я в вашем распоряжении, — ответил Дан.
— Остается еще Бартон, - продолжал Колосс. - За ним тоже тянется шлейф...
— Бартон умер, — произнес Лонгсворд.
И в нескольких словах рассказал ужасную сцену ночью в Хоубокене.
- Пойдемте со мной, - сказал Колосс Дану Йорку. -Займемся Арнольдом Меси.
Поэт встал и вышел вслед за этим маленьким, но таким большим человеком.
22 ЦЕНА СВОБОДЫ
Доктор Коули нервно расхаживает по своему кабинету. Он кажется еще более высоким и худым, чем обычно.Диксон, его помощник, также проявляет признаки нервозности.
- С номером двенадцать ничего не поделаешь, -говорит Коули.
- Не поделаешь, - повторяет Диксон. - Она категорически отказывается от любых видов... лечения.
- Отказывается, — иронически буркнул доктор. - А вы на что? Я вас спрашиваю, Диксон!
— Я применю силу только в том случае, если получу от вас письменное распоряжение.
Доктор хмыкнул й снова зашагал по кабинету.В то время, как Коули и Диксон вели этот разговор, Мария находилась в палате, служившей ей тюрьмой. Она сидела у окна, забранного железной решеткой, и смотрела на небо. Глаза ее лихорадочно блестели. Она чувствовала свою полную беспомощность; она понимала, что заключение это будет вечным. К какому средству оставалось ей прибегнуть? Она пробовала подкупить своих сторожей, чтоб через них передать письмо городским властям... Сторожа отказались.
Меси ни разу не навестил свою дочь. Бам тоже не появлялся с тех пор. Оставалась одна надежда на Жоржа. Но этот брат нисколько не заботился о сестре! И она сидела, отыскивая в лихорадочном воображении какие-нибудь пути... потом вскакивала и, опираясь на костыль одной рукой, а другой держась за стену, обходила свою комнату, как будто ища выхода...
Страшная пытка! Чувствовать себя в здравом уме и твердой памяти, страстно ненавидеть своих торжествующих противников, из которых один называется отцом, мечтать о справедливом мщении... и натыкаться только на степы тюрьмы!..
Вдруг дверь в палату распахнулась. На пороге стоял доктор Коули.
— Сударыня, — сказал он, — в состоянии ли вы меня выслушать?
Она подняла на него свои блестящие глаза.
— Говорите, — произнесла она, — я вас слушаю...
А за несколько минут до этого произошло следующее... Перед крыльцом остановилась карета и из нее вышел господин и велел доложить о себе доктору.
— Арнольд Меси! — воскликнул Коули. — Просите! Затем, обращаясь к Диксону, он сказал:
— Уж не хочет ли он доверить нам еще и второго члена своего семейства?
Меси разговаривал с доктором всего несколько минут., затем банкир уехал. Вследствие этого разговора доктор Коули появился в палате №12.
— Сударыня, — сказал доктор, — я, к величайшему сожалению, вижу, что вы отказываетесь оценить по достоинству все заботы, которыми мы старались вас окружать.
Вы настаиваете на том, что умственное состояние, в котором вы находитесь, нормально, когда, в действительности нет более хрестоматийного помешательства, чем ваше...
— К делу, — сухо перебила она.
— Да-да... Как бы то ни было, но человеку науки весьма прискорбно видеть, что его усилия бесполезны... но оставим это!.. Я пришел предложить вам свободу.
— Свободу! — воскликнула она.
— О! — произнес Коули с презрительной улыбкой: — Как высоко вы цените это слово... и ваше волнение доказывает, до какой степени вы не признаете принципов истинной науки... То, что вы называете свободой, не что иное, сударыня, как рабство...
— Довольно! Мне надоела софистика! Говорите прямо! Она горела нетерпением.
— Мистер Меси оказал мне честь, посетив меня. Я рассказал ему о вашем сопротивлении, о тех трудностях, с которыми мы сталкиваемся, чтоб заставить вас рационально лечиться... Он отнесся к этому с пониманием... И вот я пришел, чтобы изложить вам некоторые условия...
— А! Значит есть условия? — произнесла Мария со сдержанным бешенством.
— Конечно, есть! Одно из двух: или вы останетесь здесь, и мы примем решительные меры, или же...
— Или же?..
— Кстати, — перебил Коули, — я забыл сообщить, что вы овдовели!
— Овдовела, — воскликнула Мария. — Подлец Барнет умер?
— Умер... случайно! — сказал Коули. — Это очень большая потеря, по словам вашего отца. Он высоко ценил ум покойного. Но, что делать, он умер... и вы, как я уже имел честь доложить вам, вдова...
Мария молчала.
— Мистер Меси согласен предоставить вам свободу с условием, что вы немедленно оставите Америку... Вы поедете в Европу, где будете получать ежегодное содержание в пятьдесят тысяч долларов. Если же вы, паче чаяния, вздумаете возвратиться в Америку, то не только вышеозначенный доход будет отнят у вас, по, кроме того, мы возобновим так некстати прерванное лечение...
— Продолжайте, — сказала Мария холодно.
— Итак, если вы примете эти условия, то сегодня же вечером закрытая карета отвезет вас в порт. Там вы сядете на корабль, принадлежащий вашему отцу, и через девять-десять дней будете в Европе... Жду вашего решения...
Мария сидела, опустив голову. Она глубоко задумалась.
— Сегодня вечером я сяду на корабль, — наконец сказала она.
Коули поклонился и вышел.
— Покинуть Америку! — шептала Мария. — О, нет!.. А мое мщение?
23 РАСПЛАТА
Прошло три дня.В это утро в городе царило особое оживление. На Бродвее собирались толпы людей, которые что-то обсуждали, о чем-то горячо спорили...
Потом на улице вдруг послышались звуки оркестра и показались новые возбужденные толпы, над которыми мелькали полотнища с надписями:
«Меси губернатор!», «Ура, Меси!», «Да здравствует Меси!»
Весь город был в движении и волнении. То и дело раздавались крики:
— Да здравствует Меси! Долой Шрустера!
И наоборот.Это был канун великого дня: завтра жителям Нью-Йорка предстояло избрать себе губернатора. Митинги возникали на улицах, в скверах, в парках... Меси подкупил самых красноречивых ораторов, самых ловких распорядителей. Листки с большим портретом банкира раздавались сотнями. Что же касается Шрустера, то что такое был Шрустер? Негоциант, громко порицавший взяточничество коммунальной администрации, по без достоверных доказательств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51