Этому человеку я изо всех сил пыталась внушить хотя бы сострадание, которого я была достойна... Понимая, что я существо бесполезное, неприятное для глаз, что я не могу льстить чьему бы то ни было самолюбию, я пыталась стать такой доброй, такой ласковой, любящей, что каждый поневоле был вынужден бросать мне, как милостыню, ласковый взгляд... Из глубины моего страшного одиночества я сотни раз умоляла о помощи...
Ее сухой голос ослабел на мгновение. В нем слышалось волнение. Но, овладев собой, она снова обрела обычную холодность и спокойствие.
— Меня отталкивали, мной пренебрегали. Когда я, малютка, просила ласки или поцелуя... когда рука моя искала другую руку — меня прогоняли с жестом нетерпения... И вот — слушайте меня внимательно — однажды все мое влечение к добру сменилось влечением ко злу... Зародыш любви превратился в зародыш ненависти... и эта ненависть разрасталась, крепла, завладела всем сердцем моим... Я ненавижу! Ненавижу! И больше всех на свете ненавижу того, кто осмеливается называться моим отцом, того, чьим зятем вы стали, мистер Барнет, — банкира Арнольда Меси!
Вам был невозмутим.
— О, вы еще не знаете, — продолжала она, — что значит ненависть калеки, несчастного создания, не имеющего надежды ни на одну из человеческих радостей! Да, я ненавижу его, моего отца... в этом не признаются... это чудовищно... но я настоящая американка и говорю, что думаю... Если вы боитесь меня — тем лучше, я только этого и добиваюсь...
— Зачем вы говорите мне все это? — спросил он. — Что мне за дело до вашей ненависти или любви?
Она перебила его движением руки.
— Зачем я вам говорю это? Потому, что наконец настал день, когда я увидела возможность мщения,,. потому что я вас заставлю помочь мне...
— Я помогу вам? — воскликнул Бам. — Не много ли вы на себя берете?
— Я вам кажусь чудовищем? Верю!.. Но, тем не менее, вы мне поможете — и сейчас поймете почему... Недавно отец мой вошел в мою комнату и без всяких предисловий выразил мне свою волю: я должна была выйти за вас замуж... Я, калека, приговоренная к безбрачию — и вдруг меня приковывают к какому-то человеку... меня лишают
последнего блага — моей свободы!.. Это гнусность! Это преступление!.. Я высказала мое отвращение к браку, я умоляла его. Да, Барнет, я умоляла... Он сказал: «Я хочу!» Я отвечала: «Хорошо!»... Вы пришли... и я ваша жена... А теперь я объясню вам, почему я ненавижу вас, которому меня продали... почему я говорю с вами откровенно, цинично, если хотите, и почему, наконец, вы будете подчиняться мне!
— Вот как? — спросил с улыбкой Вам. — Вы одаряете меня своей ненавистью?
— О, не смейтесь, — перебила она резко. — Потому что, возможно, очень скоро будете сожалеть, что насмехались надо мной. Помолчите пока. Итак, вы явились... Когда вы увидели меня в первый раз, то даже не взяли на себя труд скрыть от меня свое впечатление... Это была смесь жалости с отвращением. До отвращения мне мало дела, а жалости я не хочу! Я даже одно время думала.что, увидя мое безобразие, вы посовеститесь и откажетесь от постыдного брака. Вы не отказались. Позже я поняла, что вы не могли отказаться. Желая узнать, до чего дойдет ваша низость, я выказывала радость, которой, конечно, не чувствовала. Вы унизились до бесстыдных любезностей. Нет, я не забыла всего этого! Вы шептали мне на ухо нечто, похожее на приторные слова любви. Я содрогалась от стыда и бешенства, и не знаю, что помешало мне плюнуть вам в лицо. Но я сказала себе, что, возможно, через вас я. найду путь к единственной цели моей жизни — к мщению и... не ошиблась. Судите сами...
По мере того, как Мария говорила, голое ее становился чище и звонче.Я рассудила так: «Этот человек женится на мне. Я внушаю ему отвращение. Никакое чувство, даже сожаление, не влечет его ко мне... С другой стороны, отец мой нисколько не заботится о моем счастье или несчастье... Всё это доказывает, что я в настоящее время предмет торга, или кольцо цепочки, соединяющей этих двух людей.. Они оба нуждаются во взаимной гарантии.... гарантию эту составляю я...» Правильно ли я рассуждала? Да или нет?
Вам вздрогнул. Ясность ума, трезвость суждений, холодная и резкая логика ужасали его больше, чем прежнее бешенство.
— Вы, кажется, уже не смеетесь, — продолжала безжалостная женщина. — Вы боитесь Меси, Меси боится вас. Между вами существует тайна, разглашение которой может погубить вас обоих...
— Что вы имеете в виду?
— Ах, вы не понимаете? Извольте... В деловых кругах Нью-Йорка неожиданно появляется некий Гуго Барнет, который также неожиданно становится компаньоном одного из крупнейших банкиров. Почему? Кроме того, он не обнаруживает никаких способностей к финансовой деятельности и никаких, подчеркиваю, никаких деловых качеств. Доказательством существования тайного сговора прежде всего является ваше ничтожество...
— Сударыня! — вскипел Бам: — Вы забываете, с кем вы говорите!
— С кем я говорю? О, такое не забывается! Я говорю с представителем грязного дна Нью-Йорка, с мошенником и вором!
Бам шагнул к ней.
— Стойте, Бам! Я понимаю: вы способны убить. Да вам не привыкать, не так ли? Ну-ну, не горячитесь... В данном случае мне все равно, кто вы такой. Я хочу договориться с вами.
— Со мной? Никогда...
—Да, с вами. И вы примете мои условия. Потому что они выгодны вам...
— Говорите, — сказал Бам.
— Я знаю, кто вы такой, — продолжала холодным тоном Мария. — Вследствие этого я передала моему адвокату в запечатанном конверте жалобу, которая разоблачает вас. Я хотела получить дополнительные сведения... Впрочем, того, что я знаю, вполне достаточно, чтоб мотивировать просьбу о разводе.... Завтра в двенадцать часов дня этому адвокату приказано распечатать конверт. Если вы меня убьете, как ловко бы вы ни скрыли это преступление, — будьте уверены, что этой бумаги будет достаточно, чтобы полиция заинтересовалась моим исчезновением и вашей личностью. Как видите, нам лучше договориться на взаимовыгодных условиях...
— Продолжайте, — сказал Бам.
— Я сказала вам, что ненавижу одного человека, что хочу заставить его искупить все перенесенные мною пытки... что это цель жизни моей, моя единственная мечта, единственная надежда... Прошу вас: откройте мне тайну моего отца, и я не только не буду мешать вам, я стану вашей рабой, вашей собакой. Я хочу знать тайну этого человека не для того, чтобы опозорить его публично, а чтобы он испытал все то, чему он подвергал меня. Скажите мне, какое преступление он совершил? Только скажите — и в награду
за это открытие я клянусь сохранить вам то богатство, за которое вы продали себя.
— А если я откажусь?
— Я опозорю вас, и кто знает, не пострадает ли и тот человек, когда раскроются ваши низости...
— Если вы разорите вашего отца, то разорите и себя.
— А что мне за дело до себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Ее сухой голос ослабел на мгновение. В нем слышалось волнение. Но, овладев собой, она снова обрела обычную холодность и спокойствие.
— Меня отталкивали, мной пренебрегали. Когда я, малютка, просила ласки или поцелуя... когда рука моя искала другую руку — меня прогоняли с жестом нетерпения... И вот — слушайте меня внимательно — однажды все мое влечение к добру сменилось влечением ко злу... Зародыш любви превратился в зародыш ненависти... и эта ненависть разрасталась, крепла, завладела всем сердцем моим... Я ненавижу! Ненавижу! И больше всех на свете ненавижу того, кто осмеливается называться моим отцом, того, чьим зятем вы стали, мистер Барнет, — банкира Арнольда Меси!
Вам был невозмутим.
— О, вы еще не знаете, — продолжала она, — что значит ненависть калеки, несчастного создания, не имеющего надежды ни на одну из человеческих радостей! Да, я ненавижу его, моего отца... в этом не признаются... это чудовищно... но я настоящая американка и говорю, что думаю... Если вы боитесь меня — тем лучше, я только этого и добиваюсь...
— Зачем вы говорите мне все это? — спросил он. — Что мне за дело до вашей ненависти или любви?
Она перебила его движением руки.
— Зачем я вам говорю это? Потому, что наконец настал день, когда я увидела возможность мщения,,. потому что я вас заставлю помочь мне...
— Я помогу вам? — воскликнул Бам. — Не много ли вы на себя берете?
— Я вам кажусь чудовищем? Верю!.. Но, тем не менее, вы мне поможете — и сейчас поймете почему... Недавно отец мой вошел в мою комнату и без всяких предисловий выразил мне свою волю: я должна была выйти за вас замуж... Я, калека, приговоренная к безбрачию — и вдруг меня приковывают к какому-то человеку... меня лишают
последнего блага — моей свободы!.. Это гнусность! Это преступление!.. Я высказала мое отвращение к браку, я умоляла его. Да, Барнет, я умоляла... Он сказал: «Я хочу!» Я отвечала: «Хорошо!»... Вы пришли... и я ваша жена... А теперь я объясню вам, почему я ненавижу вас, которому меня продали... почему я говорю с вами откровенно, цинично, если хотите, и почему, наконец, вы будете подчиняться мне!
— Вот как? — спросил с улыбкой Вам. — Вы одаряете меня своей ненавистью?
— О, не смейтесь, — перебила она резко. — Потому что, возможно, очень скоро будете сожалеть, что насмехались надо мной. Помолчите пока. Итак, вы явились... Когда вы увидели меня в первый раз, то даже не взяли на себя труд скрыть от меня свое впечатление... Это была смесь жалости с отвращением. До отвращения мне мало дела, а жалости я не хочу! Я даже одно время думала.что, увидя мое безобразие, вы посовеститесь и откажетесь от постыдного брака. Вы не отказались. Позже я поняла, что вы не могли отказаться. Желая узнать, до чего дойдет ваша низость, я выказывала радость, которой, конечно, не чувствовала. Вы унизились до бесстыдных любезностей. Нет, я не забыла всего этого! Вы шептали мне на ухо нечто, похожее на приторные слова любви. Я содрогалась от стыда и бешенства, и не знаю, что помешало мне плюнуть вам в лицо. Но я сказала себе, что, возможно, через вас я. найду путь к единственной цели моей жизни — к мщению и... не ошиблась. Судите сами...
По мере того, как Мария говорила, голое ее становился чище и звонче.Я рассудила так: «Этот человек женится на мне. Я внушаю ему отвращение. Никакое чувство, даже сожаление, не влечет его ко мне... С другой стороны, отец мой нисколько не заботится о моем счастье или несчастье... Всё это доказывает, что я в настоящее время предмет торга, или кольцо цепочки, соединяющей этих двух людей.. Они оба нуждаются во взаимной гарантии.... гарантию эту составляю я...» Правильно ли я рассуждала? Да или нет?
Вам вздрогнул. Ясность ума, трезвость суждений, холодная и резкая логика ужасали его больше, чем прежнее бешенство.
— Вы, кажется, уже не смеетесь, — продолжала безжалостная женщина. — Вы боитесь Меси, Меси боится вас. Между вами существует тайна, разглашение которой может погубить вас обоих...
— Что вы имеете в виду?
— Ах, вы не понимаете? Извольте... В деловых кругах Нью-Йорка неожиданно появляется некий Гуго Барнет, который также неожиданно становится компаньоном одного из крупнейших банкиров. Почему? Кроме того, он не обнаруживает никаких способностей к финансовой деятельности и никаких, подчеркиваю, никаких деловых качеств. Доказательством существования тайного сговора прежде всего является ваше ничтожество...
— Сударыня! — вскипел Бам: — Вы забываете, с кем вы говорите!
— С кем я говорю? О, такое не забывается! Я говорю с представителем грязного дна Нью-Йорка, с мошенником и вором!
Бам шагнул к ней.
— Стойте, Бам! Я понимаю: вы способны убить. Да вам не привыкать, не так ли? Ну-ну, не горячитесь... В данном случае мне все равно, кто вы такой. Я хочу договориться с вами.
— Со мной? Никогда...
—Да, с вами. И вы примете мои условия. Потому что они выгодны вам...
— Говорите, — сказал Бам.
— Я знаю, кто вы такой, — продолжала холодным тоном Мария. — Вследствие этого я передала моему адвокату в запечатанном конверте жалобу, которая разоблачает вас. Я хотела получить дополнительные сведения... Впрочем, того, что я знаю, вполне достаточно, чтоб мотивировать просьбу о разводе.... Завтра в двенадцать часов дня этому адвокату приказано распечатать конверт. Если вы меня убьете, как ловко бы вы ни скрыли это преступление, — будьте уверены, что этой бумаги будет достаточно, чтобы полиция заинтересовалась моим исчезновением и вашей личностью. Как видите, нам лучше договориться на взаимовыгодных условиях...
— Продолжайте, — сказал Бам.
— Я сказала вам, что ненавижу одного человека, что хочу заставить его искупить все перенесенные мною пытки... что это цель жизни моей, моя единственная мечта, единственная надежда... Прошу вас: откройте мне тайну моего отца, и я не только не буду мешать вам, я стану вашей рабой, вашей собакой. Я хочу знать тайну этого человека не для того, чтобы опозорить его публично, а чтобы он испытал все то, чему он подвергал меня. Скажите мне, какое преступление он совершил? Только скажите — и в награду
за это открытие я клянусь сохранить вам то богатство, за которое вы продали себя.
— А если я откажусь?
— Я опозорю вас, и кто знает, не пострадает ли и тот человек, когда раскроются ваши низости...
— Если вы разорите вашего отца, то разорите и себя.
— А что мне за дело до себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51