Мачек утешает Ликотича, Рашула встает из-за стола якобы потянуться, а на самом деле взглянуть из-за угла на Мутавца.
За минуту до этого Мутавац огляделся, обратил внимание на Дроба, который склонился за поленницей, приметил Наполеона и больше никого. Тогда он вытащил складной ножик, дрожащей рукой отрезал веревку и засунул ее в карман штанов. С торчащим из кармана концом веревки добрался до входа, осмотрелся, взглянул на небо. Сквозь решетку подвала шлюха тянет к нему руку, клянчит сигарету. Из-за угла появляется Рашула, но тут же отворачивается в сторону, смеется. Тихая мысль — дали бы хоть спокойно умереть — как холодный нож коснулась сердца Мутавца. Оно сжалось от боли, но одновременно что-то благостное разлилось по всему телу. Он вошел в здание тюрьмы.
На лестнице прямо в лицо ему уставилась чья-то угловатая голова, но и она тут же скользнула мимо него, как призрак в тумане. Чуть повыше, где лестница делает поворот, он споткнулся и упал на руки, поднявшись, засунул их глубоко в карманы и, сжимая в кулаке ножик, скрылся за поворотом лестницы. Исчез за поворотом жизни.
Пропел Наполеон, высунувшись еще раз в ворота и показав Ликотичу язык. Извергая проклятия, Ликотич нагнулся за камнем.
Обратился Розенкранц к Рашуле.
— Туда, наверное, куда уходят все смертные, когда им невмоготу! — Рашула опять выглянул из-за угла и столкнулся взглядом с Дробом, который в тот момент как раз вышел - из-за поленницы. Рашула резко отвернулся и глухо рассмеялся чему-то, одному ему понятному. Зачем Мутавац отрезал веревку? Невольно, с легким чувством восторга задал он себе этот вопрос, а ответ пришел с такой жестокостью, что его впервые за весь этот день охватила дрожь, вызванная безумным предположением и сладострастным предвкушением.— Дурак, пропади ты пропадом! — пробурчал он.
— Не всякий гром бьет, а и бьет, да не по нас! — скептически усмехнулся Мачек.— А вот Фонарщик! Фонарщик, вы не встретили Мутавца?
— Эй, Наполеон! — кричит проходящий мимо человек с огромной головой и множеством морщин на лице. Его зовут Фонарщиком, потому что он чистит лампы и фонари.— Да, встретил. Кувыркается на лестнице! — ответил он Мачеку, поспешая к воротам, из-за которых ему отозвался Наполеон.
— Как кувыркается? — недоумевает Мачек, но Фонарщик даже не оглядывается.
— Может быть, упал? Пойдем посмотрим, что с ним,— предложил Мачек, не придавая, впрочем, этому серьезного значения.
— Давайте лучше, господин Мачек, сыграем разок в шахматы. Одну партию! — резко и повелительно преградил ему путь Рашула. Он никогда не играл в шахматы и вряд ли знал, как надо передвигать фигуры.— Ну, сыграем, что ли? Сделаю вам шах и мат в одну секунду!
— Нет, мат дам вам я! — удивленно смотрит на него Мачек, но, смеясь, соглашается.— Вот сейчас появился настоящий Наполеон!
Расставляют фигуры. Игра начинается. Даже Розенкранц подошел поближе. Все головы склонились над черно-белой доской.
— Не1Геп 81е \ Розенкранц! Шах и мат, шах и мат! — смеясь, повторяет Рашула, сдерживая возбуждение. Он торопится, делает смешные ходы, всякий раз ошибается. Писари откровенно хохочут, пользуясь подвернувшимся случаем, чтобы подшутить над самим Рашулой. А он с показным благодушием прямо-таки забавляется своим неумением. Он зевнул королеву, подставил короля под удар.
Похваляется Розенкранц и вдруг судорожно вздрагивает.
— Господин Розенкранц, вас зовут в суд! — во дворе снова появился Юришич, он говорит таким тоном, что всякий обман здесь исключается.
Розенкранц побледнел, он стоит в недоумении. Его глубокие морщины пришли в движение, как будто под кожей у него зашевелились черви.
Разъяснил ему Рашула, который сам вдруг занервничал.
Согласился Розенкранц и на подкашивающихся ногах поплелся к караульному помещению. Он целый день сегодня давал себе зарок начать симулировать на первом же допросе.
К нему приставили охранника, случайно им оказался тот, что привел Дроба, намеревавшегося как раз в этот момент улизнуть, но охранник его заметил:
— Что вы здесь делаете? Смотри-ка, а я уже совсем забыл про вас. Марш наверх, в коридоре подождите Бурмута, я не хочу, чтобы из-за вас он орал на меня!
Ворча, Дроб подчинился, вошел первый. Розенкранц за ним, но при входе столкнулся с Петковичем, посмотрел на него почти с завистью, вздохнул.
Услышав этот вздох, Петкович, стоявший неподвижно у входа, вздрогнул, поспешно отступил в сторону и молча пошел к водопроводной колонке. Тихо капает вода, он считает капли, считает как ребенок, сбивается, путается. Когда из крана капнет один миллиард три миллиона девять тысяч и еще три с половиной раза, тогда непременно придет Елена. Да, тогда. Но не кровь ли это капает? Взгляд его остановился на веревке. Уж не суждено ли на ней качаться его голове? Вот так просто, без суда?
Он тряхнул головой, отошел и плюнул в сторону. Сложив за спиной руки, направился к штабелю дров. Взгляд его устремлен в одну воображаемую точку, которая все время ускользает, прячется: сейчас она здесь, потом там и все время дальше, она неуловима. Он зигзагами движется за ней, идет точно по прямой линии, потом резко ломает ее, меняет направление. Временами выкрикивает:
— Долой смертную казнь!
Все смотрят на него, будто видят сегодня впервые. Ликотич помрачнел — таким манером и он часто шагает. Мачек отвернулся в сторону, потому что ему показалось, будто Петкович смотрит на него. Рашула вертит в руках шахматные фигуры и думает о допросе Розенкранца, а еще он никак не может забыть о Мутавце: «Решится ли он, решится ли?» Он мог бы пойти в коридор и посмотреть, но боится разочароваться или прийти слишком рано. Впрочем, он нужен сейчас здесь; он ведь как собака должен караулить, чтобы никто не прошел на третий этаж. Если и произойдет что-то, так только там.
А Юришич с возвратившимся вместе с ним Майдаком уселся на дрова и думает о Петковиче. Он нашел его в комнате для свиданий. Долго сидел там Петкович, тихий и неподвижный, с взглядом, обращенным на дверь. Встрепенулся, когда начала вопить жена Ферковича, к которой только что была доставлена акушерка. Он крикнул что-то о закованной принцессе, которую заключили в тюрьму, чтобы она не смогла навестить его. Потом, когда у дверей звякнул звонок и судебный писарь пришел позвать Розенкранца в суд, Петкович подошел к двери, недоверчиво и подозрительно оглядываясь, но сохраняя, однако, надежду, что тут его ждут хорошие вести. Дверь тем временем затворилась, и вместо того, чтобы появиться Елене, кого-то позвали в суд. В суд?
— И Петкович требует суда!
Он крикнул это неожиданно громко и ушел из коридора. За ним устремился Юришич, которого охранник попросил позвать наверх Розенкранца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
За минуту до этого Мутавац огляделся, обратил внимание на Дроба, который склонился за поленницей, приметил Наполеона и больше никого. Тогда он вытащил складной ножик, дрожащей рукой отрезал веревку и засунул ее в карман штанов. С торчащим из кармана концом веревки добрался до входа, осмотрелся, взглянул на небо. Сквозь решетку подвала шлюха тянет к нему руку, клянчит сигарету. Из-за угла появляется Рашула, но тут же отворачивается в сторону, смеется. Тихая мысль — дали бы хоть спокойно умереть — как холодный нож коснулась сердца Мутавца. Оно сжалось от боли, но одновременно что-то благостное разлилось по всему телу. Он вошел в здание тюрьмы.
На лестнице прямо в лицо ему уставилась чья-то угловатая голова, но и она тут же скользнула мимо него, как призрак в тумане. Чуть повыше, где лестница делает поворот, он споткнулся и упал на руки, поднявшись, засунул их глубоко в карманы и, сжимая в кулаке ножик, скрылся за поворотом лестницы. Исчез за поворотом жизни.
Пропел Наполеон, высунувшись еще раз в ворота и показав Ликотичу язык. Извергая проклятия, Ликотич нагнулся за камнем.
Обратился Розенкранц к Рашуле.
— Туда, наверное, куда уходят все смертные, когда им невмоготу! — Рашула опять выглянул из-за угла и столкнулся взглядом с Дробом, который в тот момент как раз вышел - из-за поленницы. Рашула резко отвернулся и глухо рассмеялся чему-то, одному ему понятному. Зачем Мутавац отрезал веревку? Невольно, с легким чувством восторга задал он себе этот вопрос, а ответ пришел с такой жестокостью, что его впервые за весь этот день охватила дрожь, вызванная безумным предположением и сладострастным предвкушением.— Дурак, пропади ты пропадом! — пробурчал он.
— Не всякий гром бьет, а и бьет, да не по нас! — скептически усмехнулся Мачек.— А вот Фонарщик! Фонарщик, вы не встретили Мутавца?
— Эй, Наполеон! — кричит проходящий мимо человек с огромной головой и множеством морщин на лице. Его зовут Фонарщиком, потому что он чистит лампы и фонари.— Да, встретил. Кувыркается на лестнице! — ответил он Мачеку, поспешая к воротам, из-за которых ему отозвался Наполеон.
— Как кувыркается? — недоумевает Мачек, но Фонарщик даже не оглядывается.
— Может быть, упал? Пойдем посмотрим, что с ним,— предложил Мачек, не придавая, впрочем, этому серьезного значения.
— Давайте лучше, господин Мачек, сыграем разок в шахматы. Одну партию! — резко и повелительно преградил ему путь Рашула. Он никогда не играл в шахматы и вряд ли знал, как надо передвигать фигуры.— Ну, сыграем, что ли? Сделаю вам шах и мат в одну секунду!
— Нет, мат дам вам я! — удивленно смотрит на него Мачек, но, смеясь, соглашается.— Вот сейчас появился настоящий Наполеон!
Расставляют фигуры. Игра начинается. Даже Розенкранц подошел поближе. Все головы склонились над черно-белой доской.
— Не1Геп 81е \ Розенкранц! Шах и мат, шах и мат! — смеясь, повторяет Рашула, сдерживая возбуждение. Он торопится, делает смешные ходы, всякий раз ошибается. Писари откровенно хохочут, пользуясь подвернувшимся случаем, чтобы подшутить над самим Рашулой. А он с показным благодушием прямо-таки забавляется своим неумением. Он зевнул королеву, подставил короля под удар.
Похваляется Розенкранц и вдруг судорожно вздрагивает.
— Господин Розенкранц, вас зовут в суд! — во дворе снова появился Юришич, он говорит таким тоном, что всякий обман здесь исключается.
Розенкранц побледнел, он стоит в недоумении. Его глубокие морщины пришли в движение, как будто под кожей у него зашевелились черви.
Разъяснил ему Рашула, который сам вдруг занервничал.
Согласился Розенкранц и на подкашивающихся ногах поплелся к караульному помещению. Он целый день сегодня давал себе зарок начать симулировать на первом же допросе.
К нему приставили охранника, случайно им оказался тот, что привел Дроба, намеревавшегося как раз в этот момент улизнуть, но охранник его заметил:
— Что вы здесь делаете? Смотри-ка, а я уже совсем забыл про вас. Марш наверх, в коридоре подождите Бурмута, я не хочу, чтобы из-за вас он орал на меня!
Ворча, Дроб подчинился, вошел первый. Розенкранц за ним, но при входе столкнулся с Петковичем, посмотрел на него почти с завистью, вздохнул.
Услышав этот вздох, Петкович, стоявший неподвижно у входа, вздрогнул, поспешно отступил в сторону и молча пошел к водопроводной колонке. Тихо капает вода, он считает капли, считает как ребенок, сбивается, путается. Когда из крана капнет один миллиард три миллиона девять тысяч и еще три с половиной раза, тогда непременно придет Елена. Да, тогда. Но не кровь ли это капает? Взгляд его остановился на веревке. Уж не суждено ли на ней качаться его голове? Вот так просто, без суда?
Он тряхнул головой, отошел и плюнул в сторону. Сложив за спиной руки, направился к штабелю дров. Взгляд его устремлен в одну воображаемую точку, которая все время ускользает, прячется: сейчас она здесь, потом там и все время дальше, она неуловима. Он зигзагами движется за ней, идет точно по прямой линии, потом резко ломает ее, меняет направление. Временами выкрикивает:
— Долой смертную казнь!
Все смотрят на него, будто видят сегодня впервые. Ликотич помрачнел — таким манером и он часто шагает. Мачек отвернулся в сторону, потому что ему показалось, будто Петкович смотрит на него. Рашула вертит в руках шахматные фигуры и думает о допросе Розенкранца, а еще он никак не может забыть о Мутавце: «Решится ли он, решится ли?» Он мог бы пойти в коридор и посмотреть, но боится разочароваться или прийти слишком рано. Впрочем, он нужен сейчас здесь; он ведь как собака должен караулить, чтобы никто не прошел на третий этаж. Если и произойдет что-то, так только там.
А Юришич с возвратившимся вместе с ним Майдаком уселся на дрова и думает о Петковиче. Он нашел его в комнате для свиданий. Долго сидел там Петкович, тихий и неподвижный, с взглядом, обращенным на дверь. Встрепенулся, когда начала вопить жена Ферковича, к которой только что была доставлена акушерка. Он крикнул что-то о закованной принцессе, которую заключили в тюрьму, чтобы она не смогла навестить его. Потом, когда у дверей звякнул звонок и судебный писарь пришел позвать Розенкранца в суд, Петкович подошел к двери, недоверчиво и подозрительно оглядываясь, но сохраняя, однако, надежду, что тут его ждут хорошие вести. Дверь тем временем затворилась, и вместо того, чтобы появиться Елене, кого-то позвали в суд. В суд?
— И Петкович требует суда!
Он крикнул это неожиданно громко и ушел из коридора. За ним устремился Юришич, которого охранник попросил позвать наверх Розенкранца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108