Однако на деле он добился одного – я только еще острее почувствовал свои раны и свою уязвимость. Всякое упоминание об Иисусе резало по живому. Все лишний раз твердило мне о том, что самые губительные последствия зачастую не отделить от самых лучших побуждений. Варух и представить себе не мог, что творилось во мне.
Но, может быть, хотя бы Варавва нашел выход? Может быть, хотя бы его мне удалось вернуть к жизни? Уже не обращая внимания на Варуха, который все говорил и говорил, я принялся за письмо:
«Варавва приветствует Андрея!
Шалом!
Как только прочтешь, сразу же сожги это письмо. Никто не должен обнаружить его у тебя! Никто не должен знать, что в нем написано. Я пишу тебе прежде всего потому, что благодарен тебе. До меня дошли слухи, как горячо ты за меня заступался. Я буквально вырвался из лап смерти. Цена оказалась высока. Другому пришлось умереть вместо меня. Вместе с ним распяли двух моих друзей. Теперь я все время спрашиваю себя: почему вышло так, а не иначе? Почему Иисус? Почему не я?
Я знаю, Иисус тебе близок. Ты защищал его путь бескровного протеста и отвергал мой путь сопротивления. Теперь я навсегда связан с ним. И я все время думаю о том, что это для меня значит.
Если он умер вместо меня, то я обязан жить вместо него. Ты бы, наверное, сказал, что мой долг по отношению к нему – встать в ряды его сторонников. Но размышления заставили меня рассудить иначе. Наши два пути, его и мой, противоположны, но одновременно они связаны один с другим.
Власти только тогда готовы всерьез воспринимать бескровный протест Иисуса, когда они знают: другая возможная альтернатива – вооруженный мятеж, а тут уж каждый раз не знаешь, чем закончится. Только это дает надежду людям вроде Иисуса. Только с нами за спиной они могут на что-то влиять.
Но то же верно и для нас: наш суровый путь только тогда может к чему-то привести, когда одновременно с ним существует другой. У нас хватит сил сокрушить нынешний порядок, но нам с нашими методами никогда не создать на его месте новый. Нам грозит пострадать от последствий развязанной нами же войны: насилие порождает насилие. Рано или поздно все окажется позади, и тогда прощение и примирение понадобятся нам самим.
Поддерживая друг друга, мы должны идти каждый своим путем. Эти пути различны, часто прямо противоположны. Я знаю, что Иисус бы не одобрил того, что делаем мы. Но при этом мы все же зависим друг от друга. Путь, который избрал он, грозит быть использованным власть имущими в своих интересах. Нам на нашем пути грозит опасность потерять из виду цель.
В конце наши пути непременно сольются. Да они уже и теперь соединились. С Иисусом распяли двоих моих друзей. Их теперь не отделить от него. Он умер как «царь Иудейский», а наши люди – как его свита. Я признаю, что он выше нас. Но мы нужны ему. Ему не обойтись без той грязной работы, которую делаем мы. Ему нужна его свита. В смерти мы были рядом с ним, ученики же его оставили. Если мне суждено когда-нибудь попасть в руки римлян и разделить его судьбу, я соединюсь с ним.
Боже, будь милостив ко всем нам!
Твой друг
Варавва»
Пока я читал, Варух ни на минуту не закрывал рта. Мое внимание раздвоилось. Голос далекого Вараввы звучал все громче, голос Варуха стихал вдали. Но, несмотря на это, он продолжал быть для меня важен. Ибо только он и держал меня: не будь его, я давно впал бы в отчаяние от чувства собственного бессилия. Только начав читать, я уже понял: рано или поздно Варавву ждет тот же конец, что и Иисуса. Оба пути никуда не вели. Мои собственные воззрения – не более чем иллюзия. Я мечтал о реформах! Чтобы что-то такое предпринять, нужно иметь власть, а власть находилась в руках римлян. Пока римляне думают, что любое несогласие можно подавить, призвав войска, они не заинтересованы ничего менять. Выхода не было. Все казалось бессмысленным. Ничего нельзя было предпринять.
К счастью для меня, в ту минуту оставалось кое-что, что я еще мог сделать, – это сжечь письмо. Я взял листок папируса и поднес его к лампе. Пламя радостно метнулось к потолку. Неровный свет озарил комнату. Среди пляшущих теней я увидел испуганное лицо Варуха. Только сейчас он понял, что мои мысли заняты совсем другим.
– Что ты делаешь? – оторопело спросил он.
– Жгу письмо.
Во мне полыхали брезгливость и отвращение, обращая всякую веру в пепел. Дух разрушения овладел мной.
– Варух, – сказал я, – иногда человеку остается только сжечь письмо, а с ним – и свою веру.
– Ты о чем?
Как далеки мы были с ним друг от друга – каждый со своими мыслями! Я спросил себя, получится ли у нас вообще разговор в этот вечер.
– Варух, – сказал я, – вспомни, за что ессеи прогнали тебя. Ты вывел их на чистую воду, их рассказы о бесценных сокровищах! Ты догадался, зачем это нужно: чтобы привлечь в общину людей и заставить их отказаться от своего имущества! Разве ты не понимаешь, что и последователи Иисуса тешат себя подобными выдумками?
– Но ведь тут никто не говорит, что владеет спрятанными сокровищами.
– Зато они любят поговорить о сокровище на небесах. Они верят в мертвого, вознесшегося на небеса и там собравшего ради них в своих руках всю власть. Если бы не эта вера, им не удалось бы никого убедить отдать свое имущество общине.
– Живой ради нас взял в свои руки власть на небесах и на земле. Но если Бог может воскресить мертвого, то неужели у него не хватит сил наполнить живым духом наши мертвые сердца и сподвигнуть нас на свершения, считавшиеся прежде невозможными?
– Тогда скажи, чем сокровища, зарытые в земле, отличаются от заступника, прячущегося на небесах? Ведь ни того, ни другого нельзя проверить! И то, и другое может оказаться обманом! Любой группе людей, чтобы она не распалась, нужно две-три такие сказки. Ессеям точно так же, как и вам.
– Ты упускаешь главное: никто из ессеев не видел своими глазами те сокровища. Иисуса же видели многие. Многим в его словах открылась истина. Многим он являлся уже после смерти.
– А если эти явления были бредом, игрой расстроенного воображения?
– Если Бог хочет передать нам свое послание, что мешает ему использовать для этого бред и игру воображения?
– О каком послании ты говоришь?
– Что Бог опять на стороне Иисуса – даже после его смерти.
– Не будет ли правильнее сказать, что это его ученики опять на стороне Иисуса?
– Дух Божий привел их к тому!
– В чем ты видишь здесь участие Духа Божия?
– В том, что Бог всегда так поступал с нами. Во все времена он вставал на сторону слабых и изгоев. А теперь он точно так же избрал Распятого.
– Не думаю, чтобы Дух Божий мог когда-нибудь снизойти на целую общину. Любой группе людей нужны изгои и жертвы. Меня бы вы с моими скептическими вопросами наверняка прогнали бы в пустыню – точно так же, как ессеи выгнали тебя, я прав?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Но, может быть, хотя бы Варавва нашел выход? Может быть, хотя бы его мне удалось вернуть к жизни? Уже не обращая внимания на Варуха, который все говорил и говорил, я принялся за письмо:
«Варавва приветствует Андрея!
Шалом!
Как только прочтешь, сразу же сожги это письмо. Никто не должен обнаружить его у тебя! Никто не должен знать, что в нем написано. Я пишу тебе прежде всего потому, что благодарен тебе. До меня дошли слухи, как горячо ты за меня заступался. Я буквально вырвался из лап смерти. Цена оказалась высока. Другому пришлось умереть вместо меня. Вместе с ним распяли двух моих друзей. Теперь я все время спрашиваю себя: почему вышло так, а не иначе? Почему Иисус? Почему не я?
Я знаю, Иисус тебе близок. Ты защищал его путь бескровного протеста и отвергал мой путь сопротивления. Теперь я навсегда связан с ним. И я все время думаю о том, что это для меня значит.
Если он умер вместо меня, то я обязан жить вместо него. Ты бы, наверное, сказал, что мой долг по отношению к нему – встать в ряды его сторонников. Но размышления заставили меня рассудить иначе. Наши два пути, его и мой, противоположны, но одновременно они связаны один с другим.
Власти только тогда готовы всерьез воспринимать бескровный протест Иисуса, когда они знают: другая возможная альтернатива – вооруженный мятеж, а тут уж каждый раз не знаешь, чем закончится. Только это дает надежду людям вроде Иисуса. Только с нами за спиной они могут на что-то влиять.
Но то же верно и для нас: наш суровый путь только тогда может к чему-то привести, когда одновременно с ним существует другой. У нас хватит сил сокрушить нынешний порядок, но нам с нашими методами никогда не создать на его месте новый. Нам грозит пострадать от последствий развязанной нами же войны: насилие порождает насилие. Рано или поздно все окажется позади, и тогда прощение и примирение понадобятся нам самим.
Поддерживая друг друга, мы должны идти каждый своим путем. Эти пути различны, часто прямо противоположны. Я знаю, что Иисус бы не одобрил того, что делаем мы. Но при этом мы все же зависим друг от друга. Путь, который избрал он, грозит быть использованным власть имущими в своих интересах. Нам на нашем пути грозит опасность потерять из виду цель.
В конце наши пути непременно сольются. Да они уже и теперь соединились. С Иисусом распяли двоих моих друзей. Их теперь не отделить от него. Он умер как «царь Иудейский», а наши люди – как его свита. Я признаю, что он выше нас. Но мы нужны ему. Ему не обойтись без той грязной работы, которую делаем мы. Ему нужна его свита. В смерти мы были рядом с ним, ученики же его оставили. Если мне суждено когда-нибудь попасть в руки римлян и разделить его судьбу, я соединюсь с ним.
Боже, будь милостив ко всем нам!
Твой друг
Варавва»
Пока я читал, Варух ни на минуту не закрывал рта. Мое внимание раздвоилось. Голос далекого Вараввы звучал все громче, голос Варуха стихал вдали. Но, несмотря на это, он продолжал быть для меня важен. Ибо только он и держал меня: не будь его, я давно впал бы в отчаяние от чувства собственного бессилия. Только начав читать, я уже понял: рано или поздно Варавву ждет тот же конец, что и Иисуса. Оба пути никуда не вели. Мои собственные воззрения – не более чем иллюзия. Я мечтал о реформах! Чтобы что-то такое предпринять, нужно иметь власть, а власть находилась в руках римлян. Пока римляне думают, что любое несогласие можно подавить, призвав войска, они не заинтересованы ничего менять. Выхода не было. Все казалось бессмысленным. Ничего нельзя было предпринять.
К счастью для меня, в ту минуту оставалось кое-что, что я еще мог сделать, – это сжечь письмо. Я взял листок папируса и поднес его к лампе. Пламя радостно метнулось к потолку. Неровный свет озарил комнату. Среди пляшущих теней я увидел испуганное лицо Варуха. Только сейчас он понял, что мои мысли заняты совсем другим.
– Что ты делаешь? – оторопело спросил он.
– Жгу письмо.
Во мне полыхали брезгливость и отвращение, обращая всякую веру в пепел. Дух разрушения овладел мной.
– Варух, – сказал я, – иногда человеку остается только сжечь письмо, а с ним – и свою веру.
– Ты о чем?
Как далеки мы были с ним друг от друга – каждый со своими мыслями! Я спросил себя, получится ли у нас вообще разговор в этот вечер.
– Варух, – сказал я, – вспомни, за что ессеи прогнали тебя. Ты вывел их на чистую воду, их рассказы о бесценных сокровищах! Ты догадался, зачем это нужно: чтобы привлечь в общину людей и заставить их отказаться от своего имущества! Разве ты не понимаешь, что и последователи Иисуса тешат себя подобными выдумками?
– Но ведь тут никто не говорит, что владеет спрятанными сокровищами.
– Зато они любят поговорить о сокровище на небесах. Они верят в мертвого, вознесшегося на небеса и там собравшего ради них в своих руках всю власть. Если бы не эта вера, им не удалось бы никого убедить отдать свое имущество общине.
– Живой ради нас взял в свои руки власть на небесах и на земле. Но если Бог может воскресить мертвого, то неужели у него не хватит сил наполнить живым духом наши мертвые сердца и сподвигнуть нас на свершения, считавшиеся прежде невозможными?
– Тогда скажи, чем сокровища, зарытые в земле, отличаются от заступника, прячущегося на небесах? Ведь ни того, ни другого нельзя проверить! И то, и другое может оказаться обманом! Любой группе людей, чтобы она не распалась, нужно две-три такие сказки. Ессеям точно так же, как и вам.
– Ты упускаешь главное: никто из ессеев не видел своими глазами те сокровища. Иисуса же видели многие. Многим в его словах открылась истина. Многим он являлся уже после смерти.
– А если эти явления были бредом, игрой расстроенного воображения?
– Если Бог хочет передать нам свое послание, что мешает ему использовать для этого бред и игру воображения?
– О каком послании ты говоришь?
– Что Бог опять на стороне Иисуса – даже после его смерти.
– Не будет ли правильнее сказать, что это его ученики опять на стороне Иисуса?
– Дух Божий привел их к тому!
– В чем ты видишь здесь участие Духа Божия?
– В том, что Бог всегда так поступал с нами. Во все времена он вставал на сторону слабых и изгоев. А теперь он точно так же избрал Распятого.
– Не думаю, чтобы Дух Божий мог когда-нибудь снизойти на целую общину. Любой группе людей нужны изгои и жертвы. Меня бы вы с моими скептическими вопросами наверняка прогнали бы в пустыню – точно так же, как ессеи выгнали тебя, я прав?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66