– Кого волнует, что серая мышка имеет тайную жизнь?
Его слова звучали несколько, слишком любопытствующе, на ее взгляд.
– Не важно. – Фелисити откинулась назад на шезлонг и полностью растянулась, выпятив грудь.
Внимание Чилли немедленно переключилось.
– Я расскажу тебе когда-нибудь.
– Разве я, по крайней мере, не получу вознаграждение? – Чилли притворился, что надул губы; непривлекательное зрелище. Он подошел ближе и надавил на край шезлонга.
Он хорошо потрудился, и Фелисити чувствовала себя в ладах с миром. Почему бы не побаловать мужчину? Она лениво, по-кошачьи протянула руку к пуговицам на бриджах Чилли.
Эдвард стянул с шеи надоевший галстук. Нет, он должен наконец взять под контроль порывы своего тела. Нахмурившись, он бросил мятый галстук на спинку стула и огляделся. Его комната в Эбби казалась довольно мрачной, заставленной громоздкой, неуклюжей мебелью тускло-коричневых и унылых цветов. Удивительно, как де Раафы могли вообще поддерживать семейную родословную в такой обстановке.
Дэвиса, как обычно, не дозовешься, когда он нужен. Эдвард втиснул каблук в приспособление для снятия обуви и начал стягивать сапог. Сегодня на конюшенном дворе он был очень близок к тому, чтобы не отпустить Анну. И к тому, чтобы поцеловать ее – фактически. Хотя именно этого он пытался избежать последние несколько недель.
Первый сапог упал на пол, и он занялся вторым. Предполагалось, что путешествие в Лондон решит эту проблему. Теперь, на пороге женитьбы… Так, он должен начать входить в роль «скоро буду женатым» мужчины. И не думать о волосах Анны и почему она сняла чепец. Не размышлять о том, как близко она стояла, когда наносила мазь. И тем более не представлять себе ее рот и каким он будет, когда она откроет его широко под его собственным и…
Проклятье.
Второй сапог удалось снять, и Дэвис, точно рассчитав время, с шумом вошел в комнату.
– Преисподняя! Что за запах? Фи-фи!
Камердинер держал в руках стопку свежевыстиранных галстуков: видимая причина для редких добровольных визитов в комнаты своего работодателя.
Эдвард вздохнул:
– И тебе добрый вечер, Дэвис.
– Иисус Христос! Вы упали в свинарнике, что ли? Эдвард начал стягивать чулки.
– Ты в курсе, что некоторые камердинеры в действительности проводят свое время, помогая своим хозяевам одеваться и раздеваться, а не делая грубых замечаний по поводу их личности?
Дэвис хмыкнул:
– Ха. Вам следовало сказать мне, что для вас проблема расстегнуть панталоны, милорд. Я бы помог вам.
Эдвард нахмурился:
– Просто положи галстуки и убирайся.
Дэвис проковылял к высокому комоду, выдвинул верхний ящик и опустил в него галстуки.
– Что за скользкое вещество у вас на лице? – спросил он.
– Миссис Рен сегодня днем любезно дала мне мазь от моих синяков, – с достоинством сказал Эдвард.
Камердинер повернулся к нему и вдохнул с громким сопением:
– Вот откуда исходит вонь. Это пахнет как лошадиное дерьмо.
– Дэвис!
– Но это так! Не нюхал ничего и близко к такой вони, с тех пор как вы, будучи мальчиком, упали на задницу в корыто в свинарнике на ферме старого Фьюварда. Помните это?
– Как я могу забыть, если ты рядом? – пробормотал Эдвард.
– Боже! Тогда казалось, мы никогда не удалим с вас этот запах. И мне пришлось выбросить бриджи.
– Такое приятное воспоминание…
– Конечно, вы никогда бы не упали, если бы не строили глазки дочери старого Фьюварда, – продолжал Дэвис.
– Я никому не строил глазки. Я поскользнулся.
– Нет. – Дэвис почесал свой череп. – Ваши глаза чуть не выпали из глазниц, они таращились на ее большие сиськи.
Эдвард сжал зубы.
– Я поскользнулся и упал.
– Почти знак от Всевышнего, да-да, – философски заметил Дэвис. – Таращились на девчачьи сиськи и приземлились в свинячье дерьмо.
– О, ради бога. Я сидел на перилах свинарника, и я поскользнулся.
– У Присси Фьювард, конечно же, были большие сиськи, да, сиськи что надо. – Голос Дэвиса прозвучал несколько мечтательно.
– Тебя там даже не было.
– Но это свинячье дерьмо не идет ни в никакое сравнение с лошадиным дерьмом, которое находится сейчас на вашем лице.
– Дэв-вис.
Камердинер направился обратно к двери, помахивая перед лицом рукой со старческими пигментными пятнами:
– Должно быть, безумно приятно позволить женщине намазать лошадиное де…
– Дэвис!
– По всему вашему лицу.
Камердинер достиг двери и завернул за угол, все еще бормоча. Так как его шаг был, как обычно, медленным, Эдвард мог слышать его ворчанье еще добрых пять минут. Как ни странно, оно становилось громче, чем дальше Дэвис удалялся от двери.
Эдвард нахмурился, глядя на себя в зеркало для бритья. Мазь и в самом деле воняла ужасно. Он потянулся за тазом и налил в него немного воды из кувшина, стоявшего на комоде. Он взял мочалку из махровой ткани и помедлил.
Затем бросил мочалку.
Он может смыть мазь завтра, когда будет бриться утром. Не повредит, если он оставит ее на ночь. Он отвернулся от комода и снял оставшиеся предметы одежды, складывая их на стуле, как делал всегда. Было, по крайней мере, одно преимущество в том, что у него такой необычный камердинер: он научился аккуратно обращаться со своей одеждой, так как Дэвис не снисходил до того, чтобы подбирать за ним. Стоя обнаженным, Эдвард зевнул и потянулся, прежде чем забраться на древнюю кровать с пологом на четырех столбиках. Он наклонился и задул свечу, а затем лежал там, разглядывая темные очертания резных стоек кровати. Он смутно припоминал, насколько старыми они были. Явно старше, чем сам дом. Имели ли они изначально такой ужасный коричневато-желтый оттенок?
Его глаза сонно обвели комнату, и он увидел рядом с дверью силуэт женщины.
Он моргнул, и она неожиданно оказалась у его постели.
Она улыбнулась. Такая же улыбка блуждала по лицу Евы, когда она протягивала судьбоносное яблоко Адаму. Женщина была восхитительно обнаженной, лишь на лице сквозь полумрак поблескивала маска-бабочка.
Он подумал: «Это проститутка из «Грота Афродиты»». И потом: «Мне снится сон».
Но мысль улетела прочь. Женщина медленно провела руками повыше талии, привлекая его взгляд. Она взяла в руки груди и наклонилась вперед, так что их кончики оказались на уровне его глаз. Затем она начала щипать и дразнить собственные соски.
Во рту у него пересохло, и он смотрел, как ее соски вытянулись и стали цвета вишни. Он поднял голову, чтобы поцеловать ее груди, так как у него явно текли слюнки от необходимости попробовать их на вкус, но она отодвинулась в сторону с насмешливой улыбкой. Женщина подняла с шеи свои струящиеся медово-коричневые волосы. Вьющиеся щупальца цеплялись за ее руки. Она изогнула стройную спину, выпячивая вверх и вперед груди, как сочные фрукты, перед ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Его слова звучали несколько, слишком любопытствующе, на ее взгляд.
– Не важно. – Фелисити откинулась назад на шезлонг и полностью растянулась, выпятив грудь.
Внимание Чилли немедленно переключилось.
– Я расскажу тебе когда-нибудь.
– Разве я, по крайней мере, не получу вознаграждение? – Чилли притворился, что надул губы; непривлекательное зрелище. Он подошел ближе и надавил на край шезлонга.
Он хорошо потрудился, и Фелисити чувствовала себя в ладах с миром. Почему бы не побаловать мужчину? Она лениво, по-кошачьи протянула руку к пуговицам на бриджах Чилли.
Эдвард стянул с шеи надоевший галстук. Нет, он должен наконец взять под контроль порывы своего тела. Нахмурившись, он бросил мятый галстук на спинку стула и огляделся. Его комната в Эбби казалась довольно мрачной, заставленной громоздкой, неуклюжей мебелью тускло-коричневых и унылых цветов. Удивительно, как де Раафы могли вообще поддерживать семейную родословную в такой обстановке.
Дэвиса, как обычно, не дозовешься, когда он нужен. Эдвард втиснул каблук в приспособление для снятия обуви и начал стягивать сапог. Сегодня на конюшенном дворе он был очень близок к тому, чтобы не отпустить Анну. И к тому, чтобы поцеловать ее – фактически. Хотя именно этого он пытался избежать последние несколько недель.
Первый сапог упал на пол, и он занялся вторым. Предполагалось, что путешествие в Лондон решит эту проблему. Теперь, на пороге женитьбы… Так, он должен начать входить в роль «скоро буду женатым» мужчины. И не думать о волосах Анны и почему она сняла чепец. Не размышлять о том, как близко она стояла, когда наносила мазь. И тем более не представлять себе ее рот и каким он будет, когда она откроет его широко под его собственным и…
Проклятье.
Второй сапог удалось снять, и Дэвис, точно рассчитав время, с шумом вошел в комнату.
– Преисподняя! Что за запах? Фи-фи!
Камердинер держал в руках стопку свежевыстиранных галстуков: видимая причина для редких добровольных визитов в комнаты своего работодателя.
Эдвард вздохнул:
– И тебе добрый вечер, Дэвис.
– Иисус Христос! Вы упали в свинарнике, что ли? Эдвард начал стягивать чулки.
– Ты в курсе, что некоторые камердинеры в действительности проводят свое время, помогая своим хозяевам одеваться и раздеваться, а не делая грубых замечаний по поводу их личности?
Дэвис хмыкнул:
– Ха. Вам следовало сказать мне, что для вас проблема расстегнуть панталоны, милорд. Я бы помог вам.
Эдвард нахмурился:
– Просто положи галстуки и убирайся.
Дэвис проковылял к высокому комоду, выдвинул верхний ящик и опустил в него галстуки.
– Что за скользкое вещество у вас на лице? – спросил он.
– Миссис Рен сегодня днем любезно дала мне мазь от моих синяков, – с достоинством сказал Эдвард.
Камердинер повернулся к нему и вдохнул с громким сопением:
– Вот откуда исходит вонь. Это пахнет как лошадиное дерьмо.
– Дэвис!
– Но это так! Не нюхал ничего и близко к такой вони, с тех пор как вы, будучи мальчиком, упали на задницу в корыто в свинарнике на ферме старого Фьюварда. Помните это?
– Как я могу забыть, если ты рядом? – пробормотал Эдвард.
– Боже! Тогда казалось, мы никогда не удалим с вас этот запах. И мне пришлось выбросить бриджи.
– Такое приятное воспоминание…
– Конечно, вы никогда бы не упали, если бы не строили глазки дочери старого Фьюварда, – продолжал Дэвис.
– Я никому не строил глазки. Я поскользнулся.
– Нет. – Дэвис почесал свой череп. – Ваши глаза чуть не выпали из глазниц, они таращились на ее большие сиськи.
Эдвард сжал зубы.
– Я поскользнулся и упал.
– Почти знак от Всевышнего, да-да, – философски заметил Дэвис. – Таращились на девчачьи сиськи и приземлились в свинячье дерьмо.
– О, ради бога. Я сидел на перилах свинарника, и я поскользнулся.
– У Присси Фьювард, конечно же, были большие сиськи, да, сиськи что надо. – Голос Дэвиса прозвучал несколько мечтательно.
– Тебя там даже не было.
– Но это свинячье дерьмо не идет ни в никакое сравнение с лошадиным дерьмом, которое находится сейчас на вашем лице.
– Дэв-вис.
Камердинер направился обратно к двери, помахивая перед лицом рукой со старческими пигментными пятнами:
– Должно быть, безумно приятно позволить женщине намазать лошадиное де…
– Дэвис!
– По всему вашему лицу.
Камердинер достиг двери и завернул за угол, все еще бормоча. Так как его шаг был, как обычно, медленным, Эдвард мог слышать его ворчанье еще добрых пять минут. Как ни странно, оно становилось громче, чем дальше Дэвис удалялся от двери.
Эдвард нахмурился, глядя на себя в зеркало для бритья. Мазь и в самом деле воняла ужасно. Он потянулся за тазом и налил в него немного воды из кувшина, стоявшего на комоде. Он взял мочалку из махровой ткани и помедлил.
Затем бросил мочалку.
Он может смыть мазь завтра, когда будет бриться утром. Не повредит, если он оставит ее на ночь. Он отвернулся от комода и снял оставшиеся предметы одежды, складывая их на стуле, как делал всегда. Было, по крайней мере, одно преимущество в том, что у него такой необычный камердинер: он научился аккуратно обращаться со своей одеждой, так как Дэвис не снисходил до того, чтобы подбирать за ним. Стоя обнаженным, Эдвард зевнул и потянулся, прежде чем забраться на древнюю кровать с пологом на четырех столбиках. Он наклонился и задул свечу, а затем лежал там, разглядывая темные очертания резных стоек кровати. Он смутно припоминал, насколько старыми они были. Явно старше, чем сам дом. Имели ли они изначально такой ужасный коричневато-желтый оттенок?
Его глаза сонно обвели комнату, и он увидел рядом с дверью силуэт женщины.
Он моргнул, и она неожиданно оказалась у его постели.
Она улыбнулась. Такая же улыбка блуждала по лицу Евы, когда она протягивала судьбоносное яблоко Адаму. Женщина была восхитительно обнаженной, лишь на лице сквозь полумрак поблескивала маска-бабочка.
Он подумал: «Это проститутка из «Грота Афродиты»». И потом: «Мне снится сон».
Но мысль улетела прочь. Женщина медленно провела руками повыше талии, привлекая его взгляд. Она взяла в руки груди и наклонилась вперед, так что их кончики оказались на уровне его глаз. Затем она начала щипать и дразнить собственные соски.
Во рту у него пересохло, и он смотрел, как ее соски вытянулись и стали цвета вишни. Он поднял голову, чтобы поцеловать ее груди, так как у него явно текли слюнки от необходимости попробовать их на вкус, но она отодвинулась в сторону с насмешливой улыбкой. Женщина подняла с шеи свои струящиеся медово-коричневые волосы. Вьющиеся щупальца цеплялись за ее руки. Она изогнула стройную спину, выпячивая вверх и вперед груди, как сочные фрукты, перед ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75