– Вы далее одолели Большого Билли, а я никогда не видел человека более сильного, чем он. Ума не приложу, как это вам удалось.
– Очень хорошо, – сказал Эдвард. – Хотя я не могу видеть своим правым глазом, что уравнивает силы… – Он с надеждой посмотрел на сжавшегося задиру, который слабо улыбнулся и покачал головой. – Нет? Ну тогда, я думаю, вы знаете место, где мужчина может основательно напиться, а?
Таким образом, немногим позже Эдвард оказался в самой убогой таверне лондонского Ист-Энда. Рядом с ним сидели вышибалы из заведения, включая Большого Билли, лелеющего теперь опухший нос и два подбитых глаза, а не жестокие чувства. Большой Билли обнимал рукой плечи Эдварда и пытался научить его словам песенки, восхваляющей очарование девушки по имени Титти. Песня, казалось, имела много довольно умных двойных трактовок, которые представлялись Эдварду несколько расплывчатыми, так как он угощал всех присутствующих в таверне в течение последних двух часов.
– К-кто была та шлюха, которую вы искали, из-за которой началось все это, милорд? – Вышибала Джеки, обратившийся к нему, не пропустил ни одного круга напитков. Он адресовал свой вопрос куда-то в пространство справа от Эдварда.
– Вероломная женщина, – пробормотал Эдвард в свой эль.
– Все девушки – вероломные проститутки. – Эта мудрая мужская сентенция прозвучала из уст Большого Билли.
Присутствующие мужчины угрюмо кивали, хотя из-за этого один или двое потеряли равновесие и приземлились довольно резко на пол.
– Нет. Это неправда, – сказал Эдвард.
– Что неправда?
– Что все женщины вероломны, – внятно сказал Эдвард. – Я знаю женщину, которая чиста, как только что выпавший снег.
– Кто это? Скажите нам тогда, милорд! – Мужчины хотели услышать имя этого женского идеала.
– Миссис Анна Рен. – Он, качаясь, поднял свой бокал. – Тост! Тост за самую не-не-незапятнанную леди в Англии. Миссис Анну Рен!
Таверна взорвалась от громогласных криков и тостов за леди. И Эдвард задался вопросом, почему неожиданно все лампы погасли.
Его голова раскалывалась. Эдвард открыл глаза, но немедленно передумал и снова закрыл их. Осторожно он коснулся виска и попытался понять, почему голова у него трещала так, словно собиралась взорваться.
Он вспомнил «Грот Афродиты».
Он вспомнил, что женщина не пришла.
Он вспомнил драку. Эдвард сделал гримасу и осторожно попробовал языком. Все зубы на месте. Уже хорошая новость.
Его мозг напрягся.
Он вспомнил, что познакомился с замечательным парнем… Большим Бобом? Большим Бертом? Нет, Большим Билли. Он вспомнил… О господи. Он вспомнил, что поднимал тост за Анну в самом ужасном притоне, где когда-либо имел несчастье пить разбавленный водой эль. Его желудок неприятно собрался в кучу. Неужели он сделал имя Анны предметом толков в таком месте? Да, кажется, он сделал это. И, если он правильно помнил, вся комната, полная имеющих сомнительную репутацию мерзавцев, непристойно провозглашала тост за ее здоровье.
Он застонал.
Дэвис открыл дверь, позволив ей удариться о стену, и медленно вошел в комнату шаркающими шагами, неся нагруженный поднос.
Эдвард снова застонал. Звук двери чуть не заставил его скальп отделиться от черепа.
– Будь прокляты твои глаза. Не сейчас, Дэвис. Дэвис продолжал свой неторопливый путь к кровати.
– Я знаю, что ты меня слышишь, – проговорил граф немного громче, но не слишком громко из-за страха, что его голова снова взорвется.
– Мы вчера напились, не так ли, милорд? – прокричал Дэвис.
– Я не знал, что ты тоже перебрал, – сказал Эдвард из-под рук, которыми закрывал лицо.
Дэвис проигнорировал его реплику:
– Восхитительные джентльмены, которые доставили вас домой прошлой ночью, – ваши новые друзья?
Эдвард опустил руки, чтобы бросить злобный взгляд на своего камердинера.
Очевидно, тот безболезненно отскочил от несносного старика.
– Вы уже не так молоды, чтобы пить так много, милорд. Это чревато подагрой в вашем возрасте.
– Я переполнен твоей заботой о моем здоровье. – Эдвард посмотрел на поднос, который Дэвис теперь смог поставить на прикроватный столик. Он содержал чашку чаю, уже холодного, судя по пене, плавающей на поверхности, и чашку с молоком и тостом. – Что это такое, черт побери? Детское питание? Принеси мне бренди, чтобы успокоить эту голову.
Дэвис изобразил глухоту с апломбом, который бы оказал честь самым изысканным подмосткам в Лондоне. У него было много лет практики, в конце концов.
– Вот восхитительный завтрак, чтобы вернуть вам обратно вашу силу, – прокричал во всю глотку камердинер ему в ухо. – Молоко очень хорошо придает силы мужчине в вашем возрасте.
– Убирайся! Убирайся! Убирайся! – проревел Эдвард, а затем ему пришлось снова схватиться за голову.
Дэвис отступил к двери, но не смог удержаться, чтобы не нанести прощальный удар:
– Нужно уметь держать себя в руках, милорд. Кровь ударит вам в голову, лицо станет красным, а глаза нальются кровью от паралича. Ужасно страшно, если дело дойдет до этого.
Он проскользнул в дверь с изумительной для человека его лет ловкостью – как раз перед тем, как в косяк ударилась чашка с молоком и тостом.
Эдвард застонал и закрыл глаза, его голова снова упала на подушку. Он должен встать и начать паковать вещи, чтобы отправляться домой. Он приобрел невесту и посетил «Грот» – и не один, а два раза. Он сделал фактически все, что планировал, собираясь ехать в Лондон. И даже если он сейчас чувствовал себя гораздо хуже, чем когда только приехал, он не видел никакого смысла оставаться в городе. Маленькая шлюха не вернется, он никогда не встретит ее снова, и у него есть свои обязательства, которые он должен выполнять.
Его жизнь шла своим чередом, и в ней не было места для таинственной женщины в маске и эфемерного удовольствия, которое она доставляла.
Глава 12
Дни и ночи проходили как будто во сне, и Аурея была довольна. Возможно, она даже чувствовала себя счастливой. Но через несколько месяцев она начала испытывать потребность увидеть своего отца. Потребность росла и росла до тех пор, пока моменты ее пробуждения не наполнились тоской по отцу, и она стала безразличной и печальной. Однажды вечером за ужином ворон повернул к ней яркую черную бусинку своего глаза и спросил:
– Что вызывает это недомогание, которое я чувствую в тебе, моя жена?
– Я очень хочу снова увидеть своего отца, милорд, – вздохнула Аурея. – Я скучаю по нему.
– Невозможно! – пронзительно крикнул ворон и вышел из-за стола, не сказав больше ни слова.
Но Аурея, хотя больше не жаловалась, так тосковала по своему родителю, что перестала есть и только ковырялась в деликатесах, расставленных перед ней. Она медленно угасала до тех пор, пока однажды ворон уже не мог выносить этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Очень хорошо, – сказал Эдвард. – Хотя я не могу видеть своим правым глазом, что уравнивает силы… – Он с надеждой посмотрел на сжавшегося задиру, который слабо улыбнулся и покачал головой. – Нет? Ну тогда, я думаю, вы знаете место, где мужчина может основательно напиться, а?
Таким образом, немногим позже Эдвард оказался в самой убогой таверне лондонского Ист-Энда. Рядом с ним сидели вышибалы из заведения, включая Большого Билли, лелеющего теперь опухший нос и два подбитых глаза, а не жестокие чувства. Большой Билли обнимал рукой плечи Эдварда и пытался научить его словам песенки, восхваляющей очарование девушки по имени Титти. Песня, казалось, имела много довольно умных двойных трактовок, которые представлялись Эдварду несколько расплывчатыми, так как он угощал всех присутствующих в таверне в течение последних двух часов.
– К-кто была та шлюха, которую вы искали, из-за которой началось все это, милорд? – Вышибала Джеки, обратившийся к нему, не пропустил ни одного круга напитков. Он адресовал свой вопрос куда-то в пространство справа от Эдварда.
– Вероломная женщина, – пробормотал Эдвард в свой эль.
– Все девушки – вероломные проститутки. – Эта мудрая мужская сентенция прозвучала из уст Большого Билли.
Присутствующие мужчины угрюмо кивали, хотя из-за этого один или двое потеряли равновесие и приземлились довольно резко на пол.
– Нет. Это неправда, – сказал Эдвард.
– Что неправда?
– Что все женщины вероломны, – внятно сказал Эдвард. – Я знаю женщину, которая чиста, как только что выпавший снег.
– Кто это? Скажите нам тогда, милорд! – Мужчины хотели услышать имя этого женского идеала.
– Миссис Анна Рен. – Он, качаясь, поднял свой бокал. – Тост! Тост за самую не-не-незапятнанную леди в Англии. Миссис Анну Рен!
Таверна взорвалась от громогласных криков и тостов за леди. И Эдвард задался вопросом, почему неожиданно все лампы погасли.
Его голова раскалывалась. Эдвард открыл глаза, но немедленно передумал и снова закрыл их. Осторожно он коснулся виска и попытался понять, почему голова у него трещала так, словно собиралась взорваться.
Он вспомнил «Грот Афродиты».
Он вспомнил, что женщина не пришла.
Он вспомнил драку. Эдвард сделал гримасу и осторожно попробовал языком. Все зубы на месте. Уже хорошая новость.
Его мозг напрягся.
Он вспомнил, что познакомился с замечательным парнем… Большим Бобом? Большим Бертом? Нет, Большим Билли. Он вспомнил… О господи. Он вспомнил, что поднимал тост за Анну в самом ужасном притоне, где когда-либо имел несчастье пить разбавленный водой эль. Его желудок неприятно собрался в кучу. Неужели он сделал имя Анны предметом толков в таком месте? Да, кажется, он сделал это. И, если он правильно помнил, вся комната, полная имеющих сомнительную репутацию мерзавцев, непристойно провозглашала тост за ее здоровье.
Он застонал.
Дэвис открыл дверь, позволив ей удариться о стену, и медленно вошел в комнату шаркающими шагами, неся нагруженный поднос.
Эдвард снова застонал. Звук двери чуть не заставил его скальп отделиться от черепа.
– Будь прокляты твои глаза. Не сейчас, Дэвис. Дэвис продолжал свой неторопливый путь к кровати.
– Я знаю, что ты меня слышишь, – проговорил граф немного громче, но не слишком громко из-за страха, что его голова снова взорвется.
– Мы вчера напились, не так ли, милорд? – прокричал Дэвис.
– Я не знал, что ты тоже перебрал, – сказал Эдвард из-под рук, которыми закрывал лицо.
Дэвис проигнорировал его реплику:
– Восхитительные джентльмены, которые доставили вас домой прошлой ночью, – ваши новые друзья?
Эдвард опустил руки, чтобы бросить злобный взгляд на своего камердинера.
Очевидно, тот безболезненно отскочил от несносного старика.
– Вы уже не так молоды, чтобы пить так много, милорд. Это чревато подагрой в вашем возрасте.
– Я переполнен твоей заботой о моем здоровье. – Эдвард посмотрел на поднос, который Дэвис теперь смог поставить на прикроватный столик. Он содержал чашку чаю, уже холодного, судя по пене, плавающей на поверхности, и чашку с молоком и тостом. – Что это такое, черт побери? Детское питание? Принеси мне бренди, чтобы успокоить эту голову.
Дэвис изобразил глухоту с апломбом, который бы оказал честь самым изысканным подмосткам в Лондоне. У него было много лет практики, в конце концов.
– Вот восхитительный завтрак, чтобы вернуть вам обратно вашу силу, – прокричал во всю глотку камердинер ему в ухо. – Молоко очень хорошо придает силы мужчине в вашем возрасте.
– Убирайся! Убирайся! Убирайся! – проревел Эдвард, а затем ему пришлось снова схватиться за голову.
Дэвис отступил к двери, но не смог удержаться, чтобы не нанести прощальный удар:
– Нужно уметь держать себя в руках, милорд. Кровь ударит вам в голову, лицо станет красным, а глаза нальются кровью от паралича. Ужасно страшно, если дело дойдет до этого.
Он проскользнул в дверь с изумительной для человека его лет ловкостью – как раз перед тем, как в косяк ударилась чашка с молоком и тостом.
Эдвард застонал и закрыл глаза, его голова снова упала на подушку. Он должен встать и начать паковать вещи, чтобы отправляться домой. Он приобрел невесту и посетил «Грот» – и не один, а два раза. Он сделал фактически все, что планировал, собираясь ехать в Лондон. И даже если он сейчас чувствовал себя гораздо хуже, чем когда только приехал, он не видел никакого смысла оставаться в городе. Маленькая шлюха не вернется, он никогда не встретит ее снова, и у него есть свои обязательства, которые он должен выполнять.
Его жизнь шла своим чередом, и в ней не было места для таинственной женщины в маске и эфемерного удовольствия, которое она доставляла.
Глава 12
Дни и ночи проходили как будто во сне, и Аурея была довольна. Возможно, она даже чувствовала себя счастливой. Но через несколько месяцев она начала испытывать потребность увидеть своего отца. Потребность росла и росла до тех пор, пока моменты ее пробуждения не наполнились тоской по отцу, и она стала безразличной и печальной. Однажды вечером за ужином ворон повернул к ней яркую черную бусинку своего глаза и спросил:
– Что вызывает это недомогание, которое я чувствую в тебе, моя жена?
– Я очень хочу снова увидеть своего отца, милорд, – вздохнула Аурея. – Я скучаю по нему.
– Невозможно! – пронзительно крикнул ворон и вышел из-за стола, не сказав больше ни слова.
Но Аурея, хотя больше не жаловалась, так тосковала по своему родителю, что перестала есть и только ковырялась в деликатесах, расставленных перед ней. Она медленно угасала до тех пор, пока однажды ворон уже не мог выносить этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75