Я точно знаю, что Говард мог это сделать. А голоса и смех, которые слышатся в каком-то звуке — неважно, в ревущей воде или в шуме работающего двигателя, — по утверждению медиков, одна из самых распространенных галлюцинаций.
Я бы продолжил и дальше в том же духе, но тут на веранду ворвалась стайка младших марчменовских девочек вперемешку с собаками, кошками и птицами, требуя позволения немедленно опробовать новый бассейн. Получив его, вся ватага с визгом и писком кинулась в воду, произведя то невообразимый детский кавардак, при котором ни о каких убийствах и прочих гнусностях разговаривать было уже невозможно.
Дорис еще раз спросила меня, останусь ли я не барбекю. Я сказал, что я был бы счастлив, но у меня сейчас для этого слишком пусто и холодно в желудке. К тому же нынче я вряд ли подходящая компания для веселого застолья. Когда она попыталась настаивать, Гейб вмешался, сказав, что проводит меня до машины и поможет натянуть верх, потому что собирается дождь.
Он в самом деле проводил меня до машины. Никакого дождя, разумеется, не собиралось, и когда я уже сел за руль, он нагнулся ко мне и сказал:
— Что бы ты не собирался делать, тебе следует прежде всего явиться к Майеру, сложить воедино все осколки мозаики и выдать в таком виде ему. А потом выслушать, что, по его мнению, тебе лучше всего сделать.
— Надеюсь, он скажет мне то же самое, что я уже решил.
— Привези его к нам, когда все кончится.
— Обязательно, Гейб. Спасибо.
— И… прихватите с собой ту твою девчонку. Хотелось бы с ней познакомиться.
Уезжая, я думал, а впадал ли Гейб когда-нибудь в истерику? Куда девался несчастный, покалеченный, отчаявшийся человек, каким был бы любой на его месте? А потом я сообразил, что никогда раньше не являлся к нему с чем-то настолько прямо и глубоко меня касающимся. У Гейба хватало сил и душевного тепла не только для себя, но и на всех друзей, которые в этом нуждались.
В любом случае совет его был недурен. Подготовить и спланировать все так, чтобы Говард без моего ведома не мог и пальцем пошевелить. И запастись терпением.
Глава 12
Когда я явился в больницу, Майер сидел за столом в своей палате и уплетал ужин. Усевшись на край кровати, я радостно сообщил ему, что он теперь значительно меньше похож на фигуру, сбежавшую из музея мадам Тюссо. — Еще бы, — отзывался он. — Я уже принял душ и уминаю, как видишь, кусок бифштекса. Конечно, очень тощий и жесткий кусок бифштекса, но тем не менее бифштекса. Сегодня ночью прекрасная Элла Мария будет сидеть у меня последний раз. А во вторник в полдень ты можешь забрать меня домой. Если не ошибаюсь, это будет как раз первый день Нового года. Если тебя не устраивает такая перспектива, можно придумать что-то другое.
— Да, тебе и в самом деле лучше. Налицо обычный уровень вредности.
— Дай мне знать, когда твои счетчики зашкалит. Тогда я немного понижу уровень своей вредности. Но если это является признаком здоровья, то они здесь просто асы по этой части. Рецепт прост: берется бумага зеленого цвета, пропускается через центрифугу, полученная жвачка вымачивается в эссенции говяжьего соуса, потом как следует прессуется, чтобы готовый продукт выглядел похожим на хорошо разваренную фасоль. Это в качестве гарнира. Для горячих блюд у них существует рецепт особой изощренности… — Он оборвал свою проникновенную речь и положил вилку. — Извини. Я так увлекся своим повышенным уровнем вредности, что не взглянул толком на тебя. Что случилось, Тревис?
Я вкратце рассказал ему о сфабрикованной пленке и других своих открытиях. Просто поразительно, как Майер умеет в критических ситуациях менять точку зрения на полярную.
— Я должен был сразу сообразить, что что-то и в самом деле взяло тебя за горло, Трев. Но знаешь, болезнь — штука чертовски эгоистичная, особенно когда тебе становится немного лучше. Начинаешь самым примитивным образом скандалить. Копаться в собственных ощущениях. Пять минут назад тебе было лучше, час назад — хуже… У тебя болит спина, потому что ты ее отлежал, или это тоже связано с твоей болезнью? Или это вообще радикулит? Почему эти сестры не являются сразу, когда ты звонишь? Все это очень раздражает. Для каждого из нас собственная персона — наиболее важная вещь в большинстве ситуаций. А болезнь или простое недомогание утраивает это. Ну и в довершении всего, конечно, скука, неистребимая, классическая скука человека, который предоставлен самому себе и своим болячкам. Хуже, по-моему, только общество какой-нибудь совершенно пустой девицы, которая в состоянии полчаса расписывать ее новый эксперимент со своей прической.
— Мне нравится такое чисто испанское подтверждение тому, что тебе лучше.
— Гайян Гравина? «Скука есть та неприятная особа, которая лишает вас радости уединения, не составляя в то же время вам компании?»
Вошла одна из сестер и унесла остатки Майерова ужина. Он осторожно поднялся и медленно и с опаской дошел до кровати и так же медленно и осторожно улегся. Устроился поудобнее под одеялом. Глубоко вздохнул — в знак усталости и удовлетворения достигнутым положением.
— Гейб сказал, что…
Майер остановил меня жестом руки. Глаза его были закрыты.
— Давай подумаем, — проговорил он негромко. — Давай расставим в ряд все то, что уже сказано или подумано о Ховарде Бриндле. А потом попытаемся сопоставить это с тем, что имеется в действительности.
Я пробовал. Но логика — не моя стихия. Мои мысли не в состоянии скакать через то, что вызывает у меня недоумение, они начинают бегать по кругу. Майер дышал размеренно и глубоко, мне даже показалось, что он просто-напросто заснул.
Но он не спал.
— Сразу после смерти владельца «Саламандры» меня отозвала в уголок Марианна Беркли и шепнула мне на ушко о своих подозрениях насчет Фреда и Луис Харронов. Я знал особу, о которой он говорил. Иногда от нее и вправду невозможно отделаться. Леди невероятно крупных пропорций, любительница яркой одежды и дешевой бижутерии. Она содержала небольшой и доходный магазинчик, торгующий пряжей, мелочами для домашних животных, цветочными горшками, оккультной литературой и японскими безделушками. Еще она составляла и толковала гороскопы, держала дома и раздавала всем желающим сиамских кошек, водила «хонду» и время от времени писала мелкие рассказы в местный литературный еженедельник. Она знала в округе всех и каждого, отличалась трезвостью нрав и воспитанием «в старом стиле», а также пережила троих мужей, по слухам, заболтав их до смерти.
— За каких-то двадцать минут разговора она рассказала мне сюжет небольшой мыльной оперы. Доктор Харрон начал все еще прикладываться к бутылке. Ученый совет его больницы был очень близок к тому, чтобы запретить ему оперировать. Как водится, выпивка поставила под серьезную угрозу счастье семейной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Я бы продолжил и дальше в том же духе, но тут на веранду ворвалась стайка младших марчменовских девочек вперемешку с собаками, кошками и птицами, требуя позволения немедленно опробовать новый бассейн. Получив его, вся ватага с визгом и писком кинулась в воду, произведя то невообразимый детский кавардак, при котором ни о каких убийствах и прочих гнусностях разговаривать было уже невозможно.
Дорис еще раз спросила меня, останусь ли я не барбекю. Я сказал, что я был бы счастлив, но у меня сейчас для этого слишком пусто и холодно в желудке. К тому же нынче я вряд ли подходящая компания для веселого застолья. Когда она попыталась настаивать, Гейб вмешался, сказав, что проводит меня до машины и поможет натянуть верх, потому что собирается дождь.
Он в самом деле проводил меня до машины. Никакого дождя, разумеется, не собиралось, и когда я уже сел за руль, он нагнулся ко мне и сказал:
— Что бы ты не собирался делать, тебе следует прежде всего явиться к Майеру, сложить воедино все осколки мозаики и выдать в таком виде ему. А потом выслушать, что, по его мнению, тебе лучше всего сделать.
— Надеюсь, он скажет мне то же самое, что я уже решил.
— Привези его к нам, когда все кончится.
— Обязательно, Гейб. Спасибо.
— И… прихватите с собой ту твою девчонку. Хотелось бы с ней познакомиться.
Уезжая, я думал, а впадал ли Гейб когда-нибудь в истерику? Куда девался несчастный, покалеченный, отчаявшийся человек, каким был бы любой на его месте? А потом я сообразил, что никогда раньше не являлся к нему с чем-то настолько прямо и глубоко меня касающимся. У Гейба хватало сил и душевного тепла не только для себя, но и на всех друзей, которые в этом нуждались.
В любом случае совет его был недурен. Подготовить и спланировать все так, чтобы Говард без моего ведома не мог и пальцем пошевелить. И запастись терпением.
Глава 12
Когда я явился в больницу, Майер сидел за столом в своей палате и уплетал ужин. Усевшись на край кровати, я радостно сообщил ему, что он теперь значительно меньше похож на фигуру, сбежавшую из музея мадам Тюссо. — Еще бы, — отзывался он. — Я уже принял душ и уминаю, как видишь, кусок бифштекса. Конечно, очень тощий и жесткий кусок бифштекса, но тем не менее бифштекса. Сегодня ночью прекрасная Элла Мария будет сидеть у меня последний раз. А во вторник в полдень ты можешь забрать меня домой. Если не ошибаюсь, это будет как раз первый день Нового года. Если тебя не устраивает такая перспектива, можно придумать что-то другое.
— Да, тебе и в самом деле лучше. Налицо обычный уровень вредности.
— Дай мне знать, когда твои счетчики зашкалит. Тогда я немного понижу уровень своей вредности. Но если это является признаком здоровья, то они здесь просто асы по этой части. Рецепт прост: берется бумага зеленого цвета, пропускается через центрифугу, полученная жвачка вымачивается в эссенции говяжьего соуса, потом как следует прессуется, чтобы готовый продукт выглядел похожим на хорошо разваренную фасоль. Это в качестве гарнира. Для горячих блюд у них существует рецепт особой изощренности… — Он оборвал свою проникновенную речь и положил вилку. — Извини. Я так увлекся своим повышенным уровнем вредности, что не взглянул толком на тебя. Что случилось, Тревис?
Я вкратце рассказал ему о сфабрикованной пленке и других своих открытиях. Просто поразительно, как Майер умеет в критических ситуациях менять точку зрения на полярную.
— Я должен был сразу сообразить, что что-то и в самом деле взяло тебя за горло, Трев. Но знаешь, болезнь — штука чертовски эгоистичная, особенно когда тебе становится немного лучше. Начинаешь самым примитивным образом скандалить. Копаться в собственных ощущениях. Пять минут назад тебе было лучше, час назад — хуже… У тебя болит спина, потому что ты ее отлежал, или это тоже связано с твоей болезнью? Или это вообще радикулит? Почему эти сестры не являются сразу, когда ты звонишь? Все это очень раздражает. Для каждого из нас собственная персона — наиболее важная вещь в большинстве ситуаций. А болезнь или простое недомогание утраивает это. Ну и в довершении всего, конечно, скука, неистребимая, классическая скука человека, который предоставлен самому себе и своим болячкам. Хуже, по-моему, только общество какой-нибудь совершенно пустой девицы, которая в состоянии полчаса расписывать ее новый эксперимент со своей прической.
— Мне нравится такое чисто испанское подтверждение тому, что тебе лучше.
— Гайян Гравина? «Скука есть та неприятная особа, которая лишает вас радости уединения, не составляя в то же время вам компании?»
Вошла одна из сестер и унесла остатки Майерова ужина. Он осторожно поднялся и медленно и с опаской дошел до кровати и так же медленно и осторожно улегся. Устроился поудобнее под одеялом. Глубоко вздохнул — в знак усталости и удовлетворения достигнутым положением.
— Гейб сказал, что…
Майер остановил меня жестом руки. Глаза его были закрыты.
— Давай подумаем, — проговорил он негромко. — Давай расставим в ряд все то, что уже сказано или подумано о Ховарде Бриндле. А потом попытаемся сопоставить это с тем, что имеется в действительности.
Я пробовал. Но логика — не моя стихия. Мои мысли не в состоянии скакать через то, что вызывает у меня недоумение, они начинают бегать по кругу. Майер дышал размеренно и глубоко, мне даже показалось, что он просто-напросто заснул.
Но он не спал.
— Сразу после смерти владельца «Саламандры» меня отозвала в уголок Марианна Беркли и шепнула мне на ушко о своих подозрениях насчет Фреда и Луис Харронов. Я знал особу, о которой он говорил. Иногда от нее и вправду невозможно отделаться. Леди невероятно крупных пропорций, любительница яркой одежды и дешевой бижутерии. Она содержала небольшой и доходный магазинчик, торгующий пряжей, мелочами для домашних животных, цветочными горшками, оккультной литературой и японскими безделушками. Еще она составляла и толковала гороскопы, держала дома и раздавала всем желающим сиамских кошек, водила «хонду» и время от времени писала мелкие рассказы в местный литературный еженедельник. Она знала в округе всех и каждого, отличалась трезвостью нрав и воспитанием «в старом стиле», а также пережила троих мужей, по слухам, заболтав их до смерти.
— За каких-то двадцать минут разговора она рассказала мне сюжет небольшой мыльной оперы. Доктор Харрон начал все еще прикладываться к бутылке. Ученый совет его больницы был очень близок к тому, чтобы запретить ему оперировать. Как водится, выпивка поставила под серьезную угрозу счастье семейной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68