– Совершенно верю, и госпожу хозяйку за такое обращение с вами не похвалю. Но пусть она нам за это на мировую чаю даст. Я со сна чай иногда употребляю.
Хозяйка ушла распорядиться чаем.
– А вы, батюшка учитель, сядьте-ка, да потолкуемте! Вы, я вижу, человек очень хороший и покладливый, – начал, оставшись с ним наедине, Термосесов и в пять минут заставил Варнаву рассказать себе все его горестное положение и дома и на полях, причём не были позабыты ни мать, ни кости, ни Ахилла, ни Туберозов, при имени которого Термосесов усугубил все своё внимание; потом рассказана была и недавнишняя утренняя военная история дьякона с комиссаром Данилкой.
При этом последнем рассказе Термосесов крякнул и, хлопнув Препотенского по колену, сказал потихоньку
– Так слушайте же, профессор, я поручаю вам непременно доставить мне завтра утром этого самого мещанина.
– Данилку-то?
– Да; того, что дьякон обидел.
– Помилуйте, да это ничего нет легче!
– Так доставьте же.
– Утром будет у вас до зари.
– Именно до зари. Нет; вы, я вижу, даже молодчина, Препотенский! – похвалил Термосесов и, обратясь к возвратившейся в это время Бизюкиной, добавил: – Нет, мне он очень нравится, а если он меня с попом Туберозовым познакомит, то я его даже совсем умником назову.
– Я его терпеть не могу и вам не советую с ним знакомиться, – лепетал Варнава, – но если вам это нужно.
– Нужно, друг, нужно.
– В таком случае пойдёмте на вечер к исправнику, там вы со всеми нашими познакомитесь.
– Пожалуй; я куда хочешь пойду, только ведь надо чтобы позвали.
– О, ничего нет этого легче, – перебил учитель и изложил самый простой план, что он сейчас пойдёт к исправнице и скажет ей от имени Дарьи Николаевны, что она просит позволения прийти вечером с приезжим гостем.
– Препотенский, приди, я тебя обниму! – воскликнул Термосесов.
– Да-с, – продолжал радостный учитель. – И они сами ещё все будут довольны, что у них будет новый гость, а вы там сразу познакомитесь не только с Туберозовым, но и с противным Ахилкой и с предводителем.
– Препотенский! подойди сюда, я тебя поцелую! – воскликнул Термосесов, и когда учитель встал и подошёл к нему, он действительно его поцеловал и, завернув налево кругом, сказал: – Ступай и действуй!
Гордый и совершенно обольщённый насчёт своей репутации, Варнава схватил шапку и убежал.
Через час времени, проведённый Термосесовым в разговоре с Бизюкиной о том, что ни одному дураку на свете не надо давать чувствовать, что он глуп, учитель явился с приглашением для всех пожаловать на вечер к Порохонцеву и при этом добавил:
– А что касается интересовавшего вас мещанина Данилки, то я его уже разыскал, и он в эту минуту стоит у ворот.
Термосесов, ещё раз поощрив Варнаву всякими похвалами, встал и, захватив с собою учителя, велел ему провести себя куда-нибудь в укромное место и доставить туда же и Данилку.
Препотенский свёл Измаила Петровича в пустую канцелярию акцизника и поставил перед ним требуемого мещанина.
– Здравствуйте, гражданин, – встретил Данилку Термосесов. – Как вас на сих днях утром обидел здешний дьякон?
– Никакой обиды не было.
– Как не было? Вы говорите мне прямо все, смело и откровенно, как попу на духу, потому что я друг народа, а не враг. Ахилла-дьякон вас обидел?
– Нет, обиды не было. Это мы так промеж себя все уже кончили.
– Как же можно все это кончить? Ведь он вас за ухо вёл по улице?
– Так что же такое? Глупость все это!
– Как глупость? Это обида. Вы размыслите, гражданин, – ведь он вас за ухо драл.
– Все же это больше баловство, и мы в этом обиды себе не числим.
– Как же, гражданин, не числите? Как же не числите такой обиды? Ведь это, говорят, было почти всенародно?
– Да, всенародно же-с, всенародно.
– Так вы должны на это жалобу подать!
– Кому-с?
– А вот этому князю, что со мною приехал.
– Так-с.
– Значит, подаёте вы жалобу или нет?
– Да на какой предмет её подавать-с?
– Сто рублей штрафу присудят, вот на какой предмет.
– Это точно.
– Так вы, значит, согласны. Ну, и давно бы так. Препотенский! садись и строчи, что я проговорю.
И Термосесов начал диктовать Препотенскому просьбу на имя Борноволокова, просьбу довольно краткую, но кляузную, в которой не было позабыто и имя протопопа, как поощрителя самоуправства, сказавшего даже ему, Даниле, что он воспринял от дьякона достойное по своим делам.
– Подписывай, гражданин! – крикнул Термосесов на Данилку, когда Препотенский дописал последнюю строчку.
Данилка встрепенулся.
– Подписывайте, подписывайте! – внушал Термосесов, насильно всовывая ему в руку перо, но «гражданин» вдруг ответил, что он не хочет подписывать жалобу.
– Что, как не хотите?
– Потому я на это не согласен-с.
– Как не согласен! Что ты это, черт тебя побери! То молчал, а когда просьбу тебе даром написали, так ты не согласен.
– Не согласен-с.
– Что, не целковый ли ещё тебе за это давать, чтобы ты подписал? Жирен, брат, будешь. Подписывай сейчас!
И Термосесов, схватив его сердито за ворот, потащил к столу.
– Я… как вашей милости будет угодно, а я не подпишу, – залепетал мещанин и уронил нарочно перо на пол.
– Я тебе дам «как моей милости угодно»! А не угодно ли твоей милости за это от меня получить раз десять по рылу?
Испуганный «гражданин» рванулся всем телом назад и залепетал:
– Ваше высокородие, смилуйтесь, не понуждайте! Ведь из моей просьбы все равно ничего не будет!
– Это почему?
– Потому что я уже хотел один раз подавать просьбу, как меня княжеский управитель Глич крапивой выпорол, что я ходил об заклад для исправника лошадь красть, но весь народ мне отсоветовал: «Не подавай, говорят, Данилка, станут о тебе повальный обыск писать, мы все скажем, что тебя давно бы надо в Сибирь сослать». Да-с, и я сам себя даже достаточно чувствую, что мне за честь свою вступаться не пристало.
– Ну, это ты сам себе можешь рассуждать о своей чести как тебе угодно…
– И господа чиновники здешние тоже все знают.
– И пусть их знают, все твои господа здешние чиновники, а мы не здешние, мы петербургские. Понимаешь? – из самой столицы, из Петербурга, и я приказываю тебе, сейчас подписывай, подлец ты треанафемский, без всяких рассуждений, а то… в Сибирь без обыска улетишь!
И при этом могучий Термосесов так сдавил Данилку одною рукой за руку, а другою за горло, что тот в одно мгновенье покраснел, как варёный рак, и едва прохрипел:
– Ради господа освободите! Все что угодно подпишу! И вслед за сим, перхая и ёжась, он нацарапал под жалобой своё имя.
Термосесов тотчас же взял этот лист в карман и, поставив пред носом Данилки кулак, грозно сказал:
– Гражданин, ежели ты только кому-нибудь до времени пробрешешься, что ты подал просьбу, то…
Данилка, продолжая кашлять, только отмахнулся перемлевшею рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89