Страх оттого, что поняла: этот человек может ее изнасиловать. И Куртни знала, что, несмотря на его кажущуюся худобу, у него вполне хватит сил сделать это… Но не смешно ли? Ведь в прошлом они занимались любовью десятки раз, пока Джордж не начал резко меняться. В таком случае чего ей бояться? Но Куртни понимала, что ее пугал не секс. Это было другое. Физическое превосходство, грубое насилие, унижение и чувство, что тебя используют. Куртни не знала, как Леланд добрался до ее дома, как он узнал ее адрес. Она не знала и его истинных намерений. Но сейчас все это не имеет никакого значения. Черт возьми, сейчас важно одно: попытается Джордж изнасиловать ее или нет. Куртни почувствовала себя жалкой, беспомощной и угнетенной. Внезапно ее душу заполнили пустота и холод. Куртни задрожала при мысли, что, возможно, ей придется уступить его силе.
– Лучше тебе уйти, – произнесла она, презирая себя за слабенький, дрожащий голосок. – С минуты на минуту должен прийти Алекс.
Леланд улыбнулся:
– Конечно, он придет. Я знаю.
– Тогда что тебе здесь нужно?
– Мы об этом уже говорили раньше.
– Нет, не говорили.
– Говорили, Куртни. Вспомни. Мы разговаривали в фургоне. По дороге сюда. Ты и я. Уже несколько дней, как мы говорим об этом: как избавиться от тех двоих и потом снова быть вместе.
Теперь уже Куртни была не просто напугана. Ее охватил ужас. Наконец-то Леланд перешел грань. Что-то неладное творилось с ним – был ли у него физический недуг или психическое заболевание, – но это что-то превратило его в безумца.
– Джордж, ты должен выслушать. Ты меня слушаешь?
– Конечно, Куртни. Мне нравится твой голос.
Ее передернуло. Невольно.
– Джордж, ты нездоров. Что-то произошло с тобой за последние два года…
Улыбка угасла на его лице, и он перебил Куртни:
– Мое здоровье в полном порядке. Почему ты постоянно убеждаешь меня, что я болен?
– Слушай, ты не проходил обследование, которое доктор…
– Заткнись! – крикнул он. – Я не желаю слышать об этом!
– Джордж, ты болен, и, может быть, что-то все еще…
Куртни увидела, что Леланд ее сейчас ударит, но не смогла вовремя увернуться. Она почувствовала его грубую мозолистую ладонь на своей щеке, стукнули зубы, и Куртни этот звук показался почти забавным…
Но потом у нее в глазах потемнело, и Куртни поняла, что теряет сознание. И тогда она будет полностью в его власти. А еще мгновение спустя она вдруг осознала, что изнасилование – это еще полбеды, потому что у Леланда на уме может быть совсем другое. Он может просто убить ее.
Куртни закричала или подумала, что закричала, а потом провалилась в темную бездну.
* * *
Леланд вышел из дома, направился к фургону и взял пистолет, который забыл прихватить с собой сразу же. Потом он вернулся в дом, прошел в гостиную и встал возле софы, разглядывая лежащую на ней Куртни. Он любовался ее золотистыми волосами, тонкими, изящными чертами лица и веснушками на нем.
Ну почему она не могла быть с ним поприветливее? Всю поездку Куртни была так мила, и, когда он говорил ей, к примеру, чтобы она прекратила ныть, она тут же и замолкала. А теперь она снова превратилась в стерву, которая постоянно унижала его и твердила, что у него не все в порядке с мозгами. И ведь знала, что этого просто не может быть! Эти самые мозги много лет назад выигрывали все конкурсы на стипендию; когда он учился в колледже, это неординарное мышление вывело его в люди, вырвало из нищеты, избавило от долбежки Библии на проклятой отцовской ферме и папашиного ремня. Как же он может теперь потерять разум? Куртни сказала это, чтобы подразнить и напугать его. Леланд вставил дуло пистолета ей в ухо. Но не смог нажать на спусковой крючок.
– Я люблю тебя, – сказал он Куртни, хотя она не могла слышать его.
Леланд сел на пол возле дивана и заплакал. Когда через некоторое время он очнулся, то обнаружил, что раздевает Куртни. Пока его мысли бродили где-то очень далеко, он успел стянуть с нее тонкую синюю блузку и теперь возился с «молнией» на джинсах. Леланд перестал дергать застежку и посмотрел на Куртни. Обнаженная до пояса, она казалась совсем еще юной девочкой, несмотря на четкие линии груди, беззащитной, слабой девочкой, нуждающейся в помощи и покровительстве.
– Нет, так нельзя.
Джордж вдруг понял, как ему следует поступить. Он свяжет Куртни и спрячет ее до тех пор, пока не разделается с Дойлом и мальчишкой. Когда они умрут, Куртни поймет, что Леланд – единственное, что осталось у нее в жизни. И они снова смогут быть вместе.
Легко, словно ребенка, Джордж поднял Куртни и понес ее наверх, в спальню. Там он положил ее на кровать. Потом отыскал в гостиной на полу ее блузку и кое-как натянул ее на Куртни.
За следующие пятнадцать минут Леланд связал ее запястья и ноги веревкой и залепил рот куском клейкой ленты.
Когда Куртни пришла в себя, открыла глаза и отыскала ими Леланда, тот сидел на кровати и смотрел на нее в упор.
– Не бойся, – сказал он.
Она попыталась крикнуть, но не смогла – рот был заклеен.
– Я не сделаю тебе ничего дурного, – продолжал он, – я люблю тебя.
Он потрогал ее длинные красивые волосы.
– Еще немного – и все будет в порядке. Мы будем счастливы, мы будем вместе – никого в целом свете, кроме нас двоих.
– 22 -
– Это наша улица? – спросил Колин. «Тандерберд» медленно, с трудом взбирался вверх по небольшой улочке.
– Да, наша.
Слева, за хорошо подстриженными и ухоженными вишневыми деревьями, простирался темный Линкольн-парк. Справа дорога уступами сбегала вниз, к сияющему ожерелью огней города, бухты и моста через залив. Зрелище было впечатляющим, особенно в три часа утра.
– Вот это местечко! – сказал мальчик.
– Нравится, а?
– Филадельфия ни в какое сравнение не идет с этим.
– Да уж! – рассмеялся Дойл.
– А наш дом там? – спросил Колин, указывая на скопление огоньков прямо перед ними.
– Да. И еще один неплохой сад с бо-о-льшими деревьями.
В первый раз Дойл приезжал сюда как хозяин, он ехал домой и знал, что дом и парк вокруг него стоили каждого цента, что он заплатил, хотя вначале цена казалась совершенно непомерной. Дойл подумал о Куртни, о том, как она ждет их дома. Он вспомнил дерево, которое видно из окна их спальни. Интересно, смогут ли они не заснуть сегодня до рассвета и увидеть из окна, как косые лучи солнца заскользят по синей воде залива…
– Надеюсь, Куртни не рассердится сильно из-за того, что мы ей наврали, – сказал Колин, все еще вглядываясь в темноту океана за полоской города. – Если рассердится, то все испортит.
– Она не рассердится, – заявил Дойл, прекрасно зная, что Куртни обязательно разозлится, но слегка и всего на несколько минут, – она обрадуется, что с нами все в порядке.
Огни, освещавшие их дом, заметно приблизились, хотя само здание спряталось за стеной тенистых деревьев, которые росли позади, поэтому разглядеть его пока было практически невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Лучше тебе уйти, – произнесла она, презирая себя за слабенький, дрожащий голосок. – С минуты на минуту должен прийти Алекс.
Леланд улыбнулся:
– Конечно, он придет. Я знаю.
– Тогда что тебе здесь нужно?
– Мы об этом уже говорили раньше.
– Нет, не говорили.
– Говорили, Куртни. Вспомни. Мы разговаривали в фургоне. По дороге сюда. Ты и я. Уже несколько дней, как мы говорим об этом: как избавиться от тех двоих и потом снова быть вместе.
Теперь уже Куртни была не просто напугана. Ее охватил ужас. Наконец-то Леланд перешел грань. Что-то неладное творилось с ним – был ли у него физический недуг или психическое заболевание, – но это что-то превратило его в безумца.
– Джордж, ты должен выслушать. Ты меня слушаешь?
– Конечно, Куртни. Мне нравится твой голос.
Ее передернуло. Невольно.
– Джордж, ты нездоров. Что-то произошло с тобой за последние два года…
Улыбка угасла на его лице, и он перебил Куртни:
– Мое здоровье в полном порядке. Почему ты постоянно убеждаешь меня, что я болен?
– Слушай, ты не проходил обследование, которое доктор…
– Заткнись! – крикнул он. – Я не желаю слышать об этом!
– Джордж, ты болен, и, может быть, что-то все еще…
Куртни увидела, что Леланд ее сейчас ударит, но не смогла вовремя увернуться. Она почувствовала его грубую мозолистую ладонь на своей щеке, стукнули зубы, и Куртни этот звук показался почти забавным…
Но потом у нее в глазах потемнело, и Куртни поняла, что теряет сознание. И тогда она будет полностью в его власти. А еще мгновение спустя она вдруг осознала, что изнасилование – это еще полбеды, потому что у Леланда на уме может быть совсем другое. Он может просто убить ее.
Куртни закричала или подумала, что закричала, а потом провалилась в темную бездну.
* * *
Леланд вышел из дома, направился к фургону и взял пистолет, который забыл прихватить с собой сразу же. Потом он вернулся в дом, прошел в гостиную и встал возле софы, разглядывая лежащую на ней Куртни. Он любовался ее золотистыми волосами, тонкими, изящными чертами лица и веснушками на нем.
Ну почему она не могла быть с ним поприветливее? Всю поездку Куртни была так мила, и, когда он говорил ей, к примеру, чтобы она прекратила ныть, она тут же и замолкала. А теперь она снова превратилась в стерву, которая постоянно унижала его и твердила, что у него не все в порядке с мозгами. И ведь знала, что этого просто не может быть! Эти самые мозги много лет назад выигрывали все конкурсы на стипендию; когда он учился в колледже, это неординарное мышление вывело его в люди, вырвало из нищеты, избавило от долбежки Библии на проклятой отцовской ферме и папашиного ремня. Как же он может теперь потерять разум? Куртни сказала это, чтобы подразнить и напугать его. Леланд вставил дуло пистолета ей в ухо. Но не смог нажать на спусковой крючок.
– Я люблю тебя, – сказал он Куртни, хотя она не могла слышать его.
Леланд сел на пол возле дивана и заплакал. Когда через некоторое время он очнулся, то обнаружил, что раздевает Куртни. Пока его мысли бродили где-то очень далеко, он успел стянуть с нее тонкую синюю блузку и теперь возился с «молнией» на джинсах. Леланд перестал дергать застежку и посмотрел на Куртни. Обнаженная до пояса, она казалась совсем еще юной девочкой, несмотря на четкие линии груди, беззащитной, слабой девочкой, нуждающейся в помощи и покровительстве.
– Нет, так нельзя.
Джордж вдруг понял, как ему следует поступить. Он свяжет Куртни и спрячет ее до тех пор, пока не разделается с Дойлом и мальчишкой. Когда они умрут, Куртни поймет, что Леланд – единственное, что осталось у нее в жизни. И они снова смогут быть вместе.
Легко, словно ребенка, Джордж поднял Куртни и понес ее наверх, в спальню. Там он положил ее на кровать. Потом отыскал в гостиной на полу ее блузку и кое-как натянул ее на Куртни.
За следующие пятнадцать минут Леланд связал ее запястья и ноги веревкой и залепил рот куском клейкой ленты.
Когда Куртни пришла в себя, открыла глаза и отыскала ими Леланда, тот сидел на кровати и смотрел на нее в упор.
– Не бойся, – сказал он.
Она попыталась крикнуть, но не смогла – рот был заклеен.
– Я не сделаю тебе ничего дурного, – продолжал он, – я люблю тебя.
Он потрогал ее длинные красивые волосы.
– Еще немного – и все будет в порядке. Мы будем счастливы, мы будем вместе – никого в целом свете, кроме нас двоих.
– 22 -
– Это наша улица? – спросил Колин. «Тандерберд» медленно, с трудом взбирался вверх по небольшой улочке.
– Да, наша.
Слева, за хорошо подстриженными и ухоженными вишневыми деревьями, простирался темный Линкольн-парк. Справа дорога уступами сбегала вниз, к сияющему ожерелью огней города, бухты и моста через залив. Зрелище было впечатляющим, особенно в три часа утра.
– Вот это местечко! – сказал мальчик.
– Нравится, а?
– Филадельфия ни в какое сравнение не идет с этим.
– Да уж! – рассмеялся Дойл.
– А наш дом там? – спросил Колин, указывая на скопление огоньков прямо перед ними.
– Да. И еще один неплохой сад с бо-о-льшими деревьями.
В первый раз Дойл приезжал сюда как хозяин, он ехал домой и знал, что дом и парк вокруг него стоили каждого цента, что он заплатил, хотя вначале цена казалась совершенно непомерной. Дойл подумал о Куртни, о том, как она ждет их дома. Он вспомнил дерево, которое видно из окна их спальни. Интересно, смогут ли они не заснуть сегодня до рассвета и увидеть из окна, как косые лучи солнца заскользят по синей воде залива…
– Надеюсь, Куртни не рассердится сильно из-за того, что мы ей наврали, – сказал Колин, все еще вглядываясь в темноту океана за полоской города. – Если рассердится, то все испортит.
– Она не рассердится, – заявил Дойл, прекрасно зная, что Куртни обязательно разозлится, но слегка и всего на несколько минут, – она обрадуется, что с нами все в порядке.
Огни, освещавшие их дом, заметно приблизились, хотя само здание спряталось за стеной тенистых деревьев, которые росли позади, поэтому разглядеть его пока было практически невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43