Этого не нужно было делать. Снимки дразнили его память. Ему казалось, что он видел этих людей когда-то раньше. Много лет назад. При каких-то значительных обстоятельствах.
В воскресенье ночью Ева помогла Рою поддержать его высокое состояние духа и позитивное направление мыслей. Сознавая, что она обожаема и что обожание Роя дает ей полную власть над ним, Ева вела себя с остервенением, которое превзошло все, что он видел когда-либо раньше.
Часть их третьей незабываемой встречи он просидел на закрытой крышке унитаза, наблюдая, как Ева доказывает, что душевая комната может быть использована в эротических играх с не меньшим эффектом, чем меховое покрывало, атласные простыни или резиновый матрас.
Он был изумлен тем, что можно быть столь изобретательным в создании и применении множества водных игрушек, составляющих Евину коллекцию. Все эти приборы были остроумно сконструированы и интригующе эластичны. Они лоснились естественно и были убедительно биологичны в вызываемой батарейками или рукой пульсации. Эти загадочные и волнующие змееподобные устройства с набалдашником Рой был способен идентифицировать с теми органами – отчасти человеческими, отчасти машинными, – которые грезились ему иногда во сне. Когда Ева управляла этими игрушками, Рой чувствовал себя так, словно ее совершенные руки были любящими частями его собственного тела, управляемыми на расстоянии.
В расплывающемся паре, горячей воде и пене от душистого мыла Ева казалась совершенной на девяносто процентов, а не на шестьдесят. Она выглядела столь же нереальной, как идеализированный женский образ на картинке.
Ничто в этой жизни не поглощало так Роя, как наблюдение за Евой, методично стимулировавшей одну какую-либо великолепную зону своего тела с помощью прибора, который выглядел ампутированным, но функционирующим органом любовника из будущего. Рой мог так сконцентрироваться на своем наблюдении, что сама Ева переставала существовать для него и каждая неожиданная сцена в просторной ванной – с кушеткой и поручнями – представлялась экспериментальным соединением какой-то совершенной части тела с его неодушевленным аналогом: эротической геометрией, похотливой физикой, исследованием динамики флюидов ненасытной похоти. Этот эксперимент не портила сама личность Евы или присутствие и участие другого человеческого существа. Рой переносился в высокие сферы наслаждения от созерцания эротических сцен так интенсивно, что почти кричал, словно от боли.
* * *
Спенсер проснулся, когда солнце уже взошло над горами. Свет был медного цвета, и длинные утренние тени разливались к западу по бесплодным землям.
Его виденье не было расплывчатым. Солнце больше не ослепляло его.
За краем тени от тента, на земле, спиной к нему сидела Валери. Чем она была занята, он не видел.
Рядом с Валери сидел Рокки, тоже спиной к Спенсеру. Урчал мотор. У Спенсера хватило сил приподнять голову и обернуться на звук. Урчал «Ровер». В глубине ниши, образованной тентом, оранжевый провод тянулся из раскрытой дверцы «Ровера» к Валери.
Спенсер чувствовал себя скверно, но он был доволен улучшением своего состояния по сравнению с предыдущим возвращением в сознание. Его череп уже не раскалывался от боли, она ослабла и перешла в тупое ноющее подергивание в правом глазу. Во рту было сухо. Губы потрескались. Но в горле уже не горело.
Утро было по-настоящему теплым. Спенсер чувствовал, что тепло не от лихорадки – его лоб был прохладен. Спенсер откинул одеяло.
Он зевнул, выпрямился – и застонал. Все мышцы болели, но после того, как его измяло и избило, этого следовало ожидать.
Когда Спенсер застонал, Рокки кинулся к нему. Дворняжка скалилась, дрожала, мотала хвостом из стороны в сторону в неистовом восторге от того, что видела своего хозяина в сознании.
Пес с энтузиазмом облизал все лицо Спенсера, прежде чем тот сумел зацепить его за загривок и отодвинуть от себя на расстояние длины собачьего языка.
Взглянув через плечо, Валери сказала:
– Доброе утро.
Она выглядела такой же милой при раннем солнце, как и в свете лампы.
Он почти высказал свои чувства вслух, но был обескуражен смутным воспоминанием о том, что уже сказал слишком много, находясь в забытьи. Он подозревал, что раскрыл секреты, которые следовало держать при себе. И не изливать ей свои чувства бесхитростно, как этот безрассудный щенок.
Спенсер сел, так и не позволив собаке еще раз облизать его, и сказал:
– Не обижайся, приятель, но от тебя чем-то пахнет.
Он встал на колени, потом поднялся на ноги и пошатнулся.
– Кружится голова? – спросила Валери.
– Нет. Это прошло.
– Хорошо. Я думала, что у вас сильное сотрясение мозга. Я не доктор – как вы уже уяснили. Но у меня есть с собой некоторые справочники.
– Просто небольшая слабость. Хочется есть. Ужасно голоден.
– Я думаю, это хороший признак.
Теперь, когда Рокки уже не трогал его лицо, Спенсер осознал, что запах исходил не от собаки. Пахло от него самого илистым запахом реки и потом после лихорадки.
Валери вернулась к своему занятию.
Стараясь держаться от нее с подветренной стороны и не позволяя игривой дворняжке трепать его, Спенсер приподнял полог тента, чтобы разглядеть, чем занималась эта женщина.
На земле, на черной пластмассовой подставке стоял компьютер. Не портативная модель, а настоящий профессиональный персональный компьютер. Панель с клавиатурой лежала у нее на коленях.
Было странно видеть такую сложнейшую, высокотехническую установку на фоне первобытного ландшафта, который оставался, в сущности, неизменным сотни тысяч, а то и миллионы лет.
– Сколько мегабайт? – спросил он.
– Не мега. Гига. Гигабайт.
– И вам они нужны все?
– Некоторые программы, которыми я пользуюсь, чертовски сложные. Они занимают множество дискеток.
Оранжевый электрический шнур от «Ровера» был подключен к логическому блоку. Другой оранжевый шнур тянулся от задней крышки логического блока к необычному прибору, расположенному в десяти футах от края тени, отбрасываемой их брезентовым укрытием. Он походил на перевернутую «летающую тарелку», которую дети, играя, перебрасывают друг другу. Края «тарелки» сияли, снизу она была прикреплена к шарообразному сооружению, которое, в свою очередь, было зафиксировано на черной четырехдюймовой металлической опоре, вставленной в серый ящичек высотой четыре дюйма.
Занятая клавиатурой, Валери ответила раньше, чем он успел задать вопрос:
– Связь со спутником.
– Вы разговариваете с чужеземцами? – спросил он полушутя.
– В настоящий момент с компьютером «дэ-о», – ответила она и сделала паузу, чтобы изучить данные, появившиеся на экране.
– "Дэ-о"? – удивился он.
– Департамент обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
В воскресенье ночью Ева помогла Рою поддержать его высокое состояние духа и позитивное направление мыслей. Сознавая, что она обожаема и что обожание Роя дает ей полную власть над ним, Ева вела себя с остервенением, которое превзошло все, что он видел когда-либо раньше.
Часть их третьей незабываемой встречи он просидел на закрытой крышке унитаза, наблюдая, как Ева доказывает, что душевая комната может быть использована в эротических играх с не меньшим эффектом, чем меховое покрывало, атласные простыни или резиновый матрас.
Он был изумлен тем, что можно быть столь изобретательным в создании и применении множества водных игрушек, составляющих Евину коллекцию. Все эти приборы были остроумно сконструированы и интригующе эластичны. Они лоснились естественно и были убедительно биологичны в вызываемой батарейками или рукой пульсации. Эти загадочные и волнующие змееподобные устройства с набалдашником Рой был способен идентифицировать с теми органами – отчасти человеческими, отчасти машинными, – которые грезились ему иногда во сне. Когда Ева управляла этими игрушками, Рой чувствовал себя так, словно ее совершенные руки были любящими частями его собственного тела, управляемыми на расстоянии.
В расплывающемся паре, горячей воде и пене от душистого мыла Ева казалась совершенной на девяносто процентов, а не на шестьдесят. Она выглядела столь же нереальной, как идеализированный женский образ на картинке.
Ничто в этой жизни не поглощало так Роя, как наблюдение за Евой, методично стимулировавшей одну какую-либо великолепную зону своего тела с помощью прибора, который выглядел ампутированным, но функционирующим органом любовника из будущего. Рой мог так сконцентрироваться на своем наблюдении, что сама Ева переставала существовать для него и каждая неожиданная сцена в просторной ванной – с кушеткой и поручнями – представлялась экспериментальным соединением какой-то совершенной части тела с его неодушевленным аналогом: эротической геометрией, похотливой физикой, исследованием динамики флюидов ненасытной похоти. Этот эксперимент не портила сама личность Евы или присутствие и участие другого человеческого существа. Рой переносился в высокие сферы наслаждения от созерцания эротических сцен так интенсивно, что почти кричал, словно от боли.
* * *
Спенсер проснулся, когда солнце уже взошло над горами. Свет был медного цвета, и длинные утренние тени разливались к западу по бесплодным землям.
Его виденье не было расплывчатым. Солнце больше не ослепляло его.
За краем тени от тента, на земле, спиной к нему сидела Валери. Чем она была занята, он не видел.
Рядом с Валери сидел Рокки, тоже спиной к Спенсеру. Урчал мотор. У Спенсера хватило сил приподнять голову и обернуться на звук. Урчал «Ровер». В глубине ниши, образованной тентом, оранжевый провод тянулся из раскрытой дверцы «Ровера» к Валери.
Спенсер чувствовал себя скверно, но он был доволен улучшением своего состояния по сравнению с предыдущим возвращением в сознание. Его череп уже не раскалывался от боли, она ослабла и перешла в тупое ноющее подергивание в правом глазу. Во рту было сухо. Губы потрескались. Но в горле уже не горело.
Утро было по-настоящему теплым. Спенсер чувствовал, что тепло не от лихорадки – его лоб был прохладен. Спенсер откинул одеяло.
Он зевнул, выпрямился – и застонал. Все мышцы болели, но после того, как его измяло и избило, этого следовало ожидать.
Когда Спенсер застонал, Рокки кинулся к нему. Дворняжка скалилась, дрожала, мотала хвостом из стороны в сторону в неистовом восторге от того, что видела своего хозяина в сознании.
Пес с энтузиазмом облизал все лицо Спенсера, прежде чем тот сумел зацепить его за загривок и отодвинуть от себя на расстояние длины собачьего языка.
Взглянув через плечо, Валери сказала:
– Доброе утро.
Она выглядела такой же милой при раннем солнце, как и в свете лампы.
Он почти высказал свои чувства вслух, но был обескуражен смутным воспоминанием о том, что уже сказал слишком много, находясь в забытьи. Он подозревал, что раскрыл секреты, которые следовало держать при себе. И не изливать ей свои чувства бесхитростно, как этот безрассудный щенок.
Спенсер сел, так и не позволив собаке еще раз облизать его, и сказал:
– Не обижайся, приятель, но от тебя чем-то пахнет.
Он встал на колени, потом поднялся на ноги и пошатнулся.
– Кружится голова? – спросила Валери.
– Нет. Это прошло.
– Хорошо. Я думала, что у вас сильное сотрясение мозга. Я не доктор – как вы уже уяснили. Но у меня есть с собой некоторые справочники.
– Просто небольшая слабость. Хочется есть. Ужасно голоден.
– Я думаю, это хороший признак.
Теперь, когда Рокки уже не трогал его лицо, Спенсер осознал, что запах исходил не от собаки. Пахло от него самого илистым запахом реки и потом после лихорадки.
Валери вернулась к своему занятию.
Стараясь держаться от нее с подветренной стороны и не позволяя игривой дворняжке трепать его, Спенсер приподнял полог тента, чтобы разглядеть, чем занималась эта женщина.
На земле, на черной пластмассовой подставке стоял компьютер. Не портативная модель, а настоящий профессиональный персональный компьютер. Панель с клавиатурой лежала у нее на коленях.
Было странно видеть такую сложнейшую, высокотехническую установку на фоне первобытного ландшафта, который оставался, в сущности, неизменным сотни тысяч, а то и миллионы лет.
– Сколько мегабайт? – спросил он.
– Не мега. Гига. Гигабайт.
– И вам они нужны все?
– Некоторые программы, которыми я пользуюсь, чертовски сложные. Они занимают множество дискеток.
Оранжевый электрический шнур от «Ровера» был подключен к логическому блоку. Другой оранжевый шнур тянулся от задней крышки логического блока к необычному прибору, расположенному в десяти футах от края тени, отбрасываемой их брезентовым укрытием. Он походил на перевернутую «летающую тарелку», которую дети, играя, перебрасывают друг другу. Края «тарелки» сияли, снизу она была прикреплена к шарообразному сооружению, которое, в свою очередь, было зафиксировано на черной четырехдюймовой металлической опоре, вставленной в серый ящичек высотой четыре дюйма.
Занятая клавиатурой, Валери ответила раньше, чем он успел задать вопрос:
– Связь со спутником.
– Вы разговариваете с чужеземцами? – спросил он полушутя.
– В настоящий момент с компьютером «дэ-о», – ответила она и сделала паузу, чтобы изучить данные, появившиеся на экране.
– "Дэ-о"? – удивился он.
– Департамент обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177